Это срабатывает, и ей вкалывают что-то внутривенно. Обнимаю Олю здоровой рукой и больше не отпускаю. Она жмётся ко мне, пытаясь спрятаться от всего мира, но без неё с преступлением не разобраться, и она это понимает. И я понимаю, поэтому сердце разрывается оттого, что ей приходится переживать дальше.
Опера заканчивают у озера, после этого скорая вместе с бандитом уезжает, а мы забираем труп Джека и едем в мой домик. Олю уже не шокирует известие о том, что её драгоценности спёрли, она перестаёт плакать, просто отвечает на вопросы оперативника. Наверное, успокоительное подействовало.
У нас снимают отпечатки пальцев, потом у перепуганной до смерти Татьяны и Павла Кузьмича. Этот ад длится до полуночи. После всех допросов и манипуляций полиция уезжает. Можно выдохнуть, но не могу.
Татьяна греет для нас с Олей ужин, но я совершенно не чувствую голода. Совсем ничего не чувствую. Будто бы всё, что произошло, что происходит сейчас, случилось не со мной, не с нами.
— Увези меня отсюда, Демид! Увези! — со слезами на глазах просит Оля.
Согласен, тут опасно оставаться, по крайней мере, пока не поймали подельника Андрея. Я вызываю водителя и велю Оле собираться.
Отлучаюсь на полчаса из дома, чтобы похоронить Джека и сделать звонок одной шишке ментовской. Несмотря на поздний час, полковник берёт трубку и заверяет меня, что лично проследит за ходом следствия. Остальное зависит от полиции, больше я ничего не могу сделать в данной ситуации.
Павел Кузьмич помогает выкопать для Джека яму во дворе под деревом и закопать ещё не окоченевший труп собаки.
Жалко пса. Хороший был друг. Защитник. Можно сказать, я ему обязан жизнью Оли.
На месте Джека могла оказаться она. Осознание этого продирается ко мне, будто через вату, врывается, как цунами, бьёт прямо в сердце. Я едва не потерял её, господи!
Меня накрывает паникой и злостью. Я же говорил ей сидеть дома? Предупреждал, чтобы не шлялась без меня нигде? Связалась с какими-то ублюдками и даже мне не сказала. Что мне ещё сделать, чтобы докопаться до её крошечного мозга? Умереть?
Драгоценности меня почти не волнуют. Найдут — хорошо, не найдут — не мои проблемы. Сколько можно? Пусть о них плачет хозяйка. Как пришли, так и ушли.
Отлупить её по заднице? Ну, реально?
Слова о том, что Оля меня любит, кажутся бесконечно слащавыми. Она просто испугалась, что я вкачу ей пиздячек, устрою скандал, вот и ляпнула не подумав, чтобы избежать ссоры.
Я ещё не выдернул её из одной жопы, а она уже влезла в другую. Просто поразительно! Может, и не выйдет у меня ей помочь? Может, мне это не по силам? Я был готов с ней нянчиться, но…
— Демид, я готова! — окликнула меня Оля с крыльца. В руках она держала сумку, будто бы была намерена свалить отсюда, хоть пешком.
— А ужин?
Отхожу от сырого бугра земли, иду к ней. Ей надо поесть и мне надо поесть. И успокоиться.
За столом мы молчим, каждый уйдя в свои мысли. Оля на меня почти не смотрит. А если и смотрит, то как запуганный зверёк. Простреленное плечо начинает адски ныть, так что я уже не могу думать ни о чём, как о своём ранении.
Мне хочется стукнуть кулаком по столу и наорать на Ольгу, но разве я могу? Я устал. Боже, как же я устал…
И я беру себя в руки, потому что должен. Потому что Оля глупая девочка, а я мужик. И несу за неё ответственность. Именно я, а не кто-то ещё и даже не она сама.
Приезжает водитель, и Оля бежит к машине вперёд меня. Мы быстро прощаемся с Павлом Кузьмичём и Татьяной. Я приказываю им запереться за нами и глядеть в оба.
По дороге в город Оля засыпает. Я прижимаю её к себе, морщась от боли в плече, и меня отпускает. Смотрю на нежные, юные черты лица девушки, а из меня вышибает слёзы. Она красива, как ангел, чёрт бы её побрал!
Мне становится страшно оттого, что могло бы с ней случиться, если бы я внезапно не нагрянул в гости. Если бы не моя тоска по ней, если бы я не соскучился и не примчался без предупреждения, этот маньяк изнасиловал бы Олю и убил, пока его подельник шмонал дом. А если бы я предупредил Олю, что приеду, она бы просто никуда не пошла. Она же просила предупреждать её…
Это я виноват в том, что случилось. Только я один. Я не должен был оставлять её одну, не должен был вообще привозить её в этот дом, как заключённую. Это я затеял весь этот цирк с принуждением, пытаясь самому себе что-то доказать.
Это было мелочно и низко. Я вспоминаю, сколько Оля вытерпела от меня за это время, и мне становится противно от себя самого. Пусть она и меркантильна, но такого всё равно не заслужила.
Оля спит так крепко, что мне не хочется её будить. Ей нужно поспать, обязательно нужно. Она такая слабая и хрупкая, что сон ей просто необходим. Беру её на руки. Она почти ничего не весит, но боль в плече заставляет меня стиснуть зубы. Водитель помогает с сумкой Оли и придерживает мне двери.
Кладу девушку на свою кровать, отпускаю водителя и сажусь на корточки вглядываясь в любимое лицо. Здесь она должна быть, а не где-то ещё. Её место рядом со мной.
35. Ольга
Просыпаюсь медленно. Вообще не понимаю, где нахожусь. Огромная, стильная спальня, постель пахнет Барсовым. Шторы плотно задёрнуты, поэтому в комнате полумрак, и сразу не разберёшь, который примерно час.
События вчерашнего накатывают с такой силой, что я покрываюсь липким холодным потом и вскакиваю на кровати. Озираюсь по сторонам, ища глазами Демида.
— Оля! Всё хорошо! — бросается ко мне Барсов, вскакивая из кресла, заключая в объятия.
Я почти успокаиваюсь, чувствуя себя в безопасности рядом с ним. В отличие от меня, Демид одет. На нём свежая футболка и спортивные шорты. Силюсь вспомнить, как я оказалась в этой комнате, но не получается. Последнее событие в голове — как мы ехали к Демиду домой.
Должно быть это и есть его спальня? Барсов укачивает меня, как ребёнка, пытаясь успокоить, и эта нежность меня трогает до глубины души.
— Как твоя рана, Демид? — обеспокоенно спрашиваю я, испытывая новую волну стыда. Это по моей вине он пострадал.
— Болит, но это ничего, Оля.
— Ты хоть спал? Прости, меня вчера вырубило.
— Еще не спал, но это не страшно. Есть новости, Лёль. Хорошие и плохие. С каких начать?
Сердце холодеет. Мне кажется, я не выдержу больше плохих новостей. Ещё немного, и я умру!
— С хороших.
— Подельника Андрея поймали и твои драгоценности нашлись.
Господи, спасибо! У меня камень свалился с души. Надеюсь, эти двое получат по заслугам?
— А плохие?
— Что-то из драгоценностей Вадим успел спихнуть, так что возможно, их не найдут.
— Кто такой Вадим?
— Это который Саша. А Андрей вовсе и не Андрей. Он Алексей. Эти уроды даже не братья. Они давным-давно в розыске. Промышляли мелким воровством. Домушники из местной деревни. Они долго следили за домом, прикидывая, чем можно поживиться. Алексей должен был просто отвлечь тебя, чтобы Вадим мог спокойно пробраться в дом и взять всё, что плохо лежит. Поэтому он настоял на том, чтобы ты и собаку с собой забрала, чтобы Джек не поднял шума. Они знали, что в пристройке к дому живут ещё люди. Если бы Алексею не захотелось тебя поиметь, всё прошло бы тихо. Их бы никогда не поймали.
Я и верю Демиду и не верю. Как такое может быть? Самое страшное, что это я сама всё рассказала парням: и про прислугу, и про то, что живу в доме одна. Они провели меня, как ребёнка, как дурочку, навешали на уши лапши, втёрлись в доверие. Это ужасно!
Некоторое время мы сидим в полнейшем молчании. Демид просто смотрит на меня, а у меня в душе поднимается целая буря. Меня сейчас разорвёт от отчаяния. Я думаю о том, какое я ничтожество. Барсов не может нянчиться со мной вечно. Да я и не позволю.
— Надо поговорить, Демид, — отодвигаюсь от него, прижимая одеяло к груди, чтобы лучше его видеть. У него такое измученное лицо, что я ощущаю очередной укол совести. — Давай расстанемся?
— Что? — нервно усмехается Барсов, почесав бороду. — Ты серьёзно, Лёля? Ты вчера мне сказала, что любишь меня. Что это было? Очередная твоя уловка? Стресс? Совесть замучила?
