— Пока дышит. Но шансов нет.
— Как нет, если она дышит?! — гаркнул я. — Сделайте всё! Всё, мать вашу! Любое оборудование, любые лекарства — деньги не разговор.
— Вы не понимаете…
— Моя дочь дышит, значит, что-то можно сделать!
— Если она выживет, это будет чудо. Но такие чудеса…
У акушерки зазвонил телефон. Извинившись, она взяла трубку и выслушала звонившего. У меня клокотало в груди, кровь неслась с рёвом, в висках долбило. Моя дочь будет жить, чёрт подери! Грёбаную землю переверну, но…
— Только что констатировали смерть девочки, — сказала акушерка ещё тише. — Это был вопрос времени. Врачи сделали всё, что было можно. Она нахлебалась околоплодных вод, лёгкие раскрылись плохо, дыхания при рождении не было.
Я сжал зубы. В доме было две огромных детских, подобранные няни готовы были приехать по щелчку пальцев. Голову сжало, ноющая рана в груди разверзлась.
— Примите мои соболезнования.
— К чёрту ваши соболезнования! Я для чего платил вашим докторам?!
— Деньги не всегда могут спасти. Вы думаете, доктора не боролись за девочку?! У нас хорошие доктора! Да поймите же вы, сделать было нельзя ничего! За мать детей сейчас молитесь! Её еле спасли, а ей ещё узнать предстоит, что случилось.
Чтобы не разнести всё к чертям собачьим, я выскочил на улицу. Была ранняя весна, солнце, и птицы заливались на все голоса. Вчера у меня родилась двойня, сегодня я потерял сына и дочь. Как цепной пёс готов был бросаться на стены, но толку? Воздух не помогал. Минут пять я простоял возле больницы, стараясь привести в порядок голову и начать думать здраво. Игнат и Рафаэль — так бы я назвал сыновей. А девочек… Вика. Одна из них так или иначе стала бы Викой.
— Захар Николаевич, — позвал меня Святослав.
Я повернулся к нему.
— Вы можете увидеть Викторию. Вас пропустят к ней в реанимацию. Если хотите, конечно.
Я кивнул. Хорошо, что у Славы хватило мозгов не рассыпаться в соболезнованиях.
Молча мы вернулись в больницу и поднялись на этаж отделения интенсивной терапии. Он остался снаружи, а я вошёл в палату.
Не видел её хрен знает сколько и лучше бы дальше смотрел на фотографии. Волосы скрывала казённая шапочка, лицо было бледным, на бескровных губах кровавые трещинки. Подумал о сказке про спящую красавицу. Та проснулась от поцелуя принца, но нам бы это не помогло.
Не желая касаться её, всё равно дотронулся до руки с синеватыми ногтями. Кожа у неё была как шёлк — холодная и нежная.
— Твоя дочь жива, — сказал, вглядываясь в лицо женщины, хладнокровно наблюдавшей за моей смертью.
Месть — блюдо, которое подают холодным. Видать, льда в моём случае было мало. Провёл по шершавым губам Вики, стараясь уловить дыхание, но не смог.
— Не вздумай, Вика, — сказал сипло. Коснулся её щеки и убрал руку.
Святослав встретил меня у дверей.
— Вы быстро.
— Организуй перевозку ребёнка из клиники, — сказал я жёстко. — И реши проблему тут. Когда Вика очнётся, ей должны принести живую дочь.
— Вы хотите… — Слава замолчал на полуслове. — Захар Николаевич, я правильно Вас понял? Вы хотите подменить мёртвую девочку?
— Да.
— Для этого нужен маленький ребёнок. Но при всём желании найти его так быстро не получится.
— Ты меня не слышал? Организуй перевозку девочки из клиники, Святослав. Ребёнка искать не нужно. Я отдам Вике свою дочь.
Глава 18.1
Вика
Из кабинета меня вывел всё тот же охранник, но, вопреки ожиданиям, пошли мы не на второй этаж.
— Подождите, — я упёрлась, поняв, что он ведёт меня к двери. — Куда мы?
— Вы уезжаете, Виктория Евгеньевна. Ваши вещи уже собраны.
— Какие вещи?!
Мне стало совсем дурно. Я вцепилась охраннику в руку.
— Захар! Захар! — закричала, как могла громко. — Захар, пожалуйста! Ты не можешь…
— Пойдёмте.
Как пушинку он толкнул меня вперёд. Я бросилась обратно, к приоткрытой детской, но охранник поймал меня.
— Пусти! — зарычала сквозь зубы. — Пусти! Заха-а-ар! Инга!
Ударила в грудь, в плечо, пытаясь вырваться. Рычала, готовая сделать что угодно, лишь бы это всё оказалось плохим сном.
Охранник обхватил меня, прижал руки к бокам. В последний момент я заметила вышедшего из кабинета Захара. Он стоял и издали смотрел на меня прямым и совершенно непроницаемым взглядом. Хотела закричать, но из горла вырвался только перемешанный со стоном хрип. Ногтями я впилась в руку его цербера.
— Ты не можешь, — всхлипнула, проталкивая вставший в горле ком и заорала истошно: — Ты не можешь забрать её у меня! Она моя девочка! Прошу тебя!
Захар сжал губы, глаза его холодно сверкнули. Коротко он кивнул охраннику, а сам так и стоял, глядя в упор. Если бы он достал пистолет и выстрелил, было бы куда гуманнее, чем то, что делал он.
— Пожалуйста! — взмолилась я, захлёбываясь слезами.
Охранник поволок меня дальше. Раскрытая машина уже стояла возле дома. Я ухватилась за дверцу, но мои пальцы быстро отцепили.
— Дайте мне хотя бы увидеть дочь! Прошу! Просто увидеть!
— Садитесь в машину.
— Я не…
Меня втолкнули внутрь, и я угодила в руки ещё одному церберу. Дверца захлопнулась, машина поехала к воротам. Промелькнули кусты роз, их томно-сладкий запах я почувствовала остро, как никогда раньше. Он проник в машину и заполнил всё, облепил меня тонкой плёнкой.
Я просила остановиться, дать мне ещё раз поговорить с мужем, но машина медленно катилась по дорожке, притормозив только у ворот.
— Вы не можете, — жалко проныла я, обернувшись назад. Ворота закрылись за нами, а моя дочь осталась по ту сторону.
Моя девочка, моё солнышко, моё сердечко.
Телефон охранника зазвонил.
— Слушаю Вас, Захар Николаевич.
Я замерла. В груди вспыхнула надежда.
Передумал?
— Пожалуйста, дайте мне, — взмолилась я шёпотом.
— Да, понял вас.
— Что? Мы вернёмся? Он передумал?
Заглядывала в глаза охраннику, понимая, что решается моя судьба.
— Пожалуйста, дайте вашу руку, — попросил он.
Не понимая, я протянула ему ладонь.
— Другую.
Я протянула вторую. Он взял кисть и стянул с моего пальца кольцо. Убрал в карман. Я собрала пальцы в кулак. Вот он — выстрел. Прямо в грудь, точный и резкий. Бах, и меня больше нет.
* * *
Под конвоем я села в самолёт, а потом три с лишним часа смотрела в иллюминатор, не видя ничего, кроме серости. Серым стало всё: люди, небо, я сама. После получения багажа в аэропорту Минеральных вод охранник подвёл меня к такси.
— Дальше я сама, — сказала безжизненно. — Можете отчитаться хозяину, что выполнили работу.
Охранник помолчал секунд десять, пока вещи клали в багаж.
— Всего хорошего, Виктория Евгеньевна.
Я осталась одна у машины. Смотрела, как он уходит, и пыталась держаться, чтобы не рухнуть на землю и не начать кататься червём на глазах у людей. Меня бы приняли за сумасшедшую, и это было не далеко от истины.
— Едем? — спросил таксист.
Я села в салон, в последний момент вспомнив, что должна закрыть дверь. Надо же, а я успела от этого отвыкнуть… Мысли перекатывались пространно и вяло. Увидела, как к машине рядом идёт женщина с девочкой. Девочка вела на поводке собаку с красным бантиком на голове. Йорка. Поводок у неё в руках был розовый, на ножках девочки белые сандалики с ремешками, светлые волосы переливались на солнышке.
— Ессентуки, верно? — спросил водитель, заведя машину.
— Ей лет пять, да? — спросила я с хрипотой в голосе. Поймала взгляд мужчины. — Девочке. Вы видели девочку? У неё на платье вишенки. А у Инги на платье…
Осеклась, почувствовав его недоумение. С шумом, резко втянула воздух. Во рту стояла горечь.
— Нет, не в Ессентуки. Вы спросили, куда?
— Мне сказали, что вас нужно отвезти в Ессентуки.
— Мы туда не поедем. — Я назвала адрес брата в Нальчике. — Вам ведь всё равно. Если нужно, я доплачу.
