противоречие — с ним или без него, не мучило желание остановить его, броситься на шею, лепетать покаянные слова, мечтать, что всё наладится.
— Не получится.
Он шагнул ко мне. На лице две эмоции: желание и злость.
— Не говори так. У нас всё станет по-прежнему. Нет — лучше. Я обещаю.
Да, пообещай мне весь мир — это так просто — обещать. Иногда я думала, что он меня ненавидел. Ненавидел и завидовал, прикрываясь ревностью. Завидовал моей молодости, лёгкости, тому, что люблю смеяться, путешествовать, что больше зарабатываю, живу в собственной квартире, без труда завожу социальные связи, что меня любят друзья и родители.
Потом я внушила себе, что мне всё кажется. Но чувства не обманешь, как и тело. Мне стало гораздо легче с исчезновением бывшего из моей жизни. А ведь в иные дни я не хотела возвращаться домой.
За кого я держалась? За придуманный образ, сотворённый моим сознанием? Сколько лет потеряла. И ведь мне не показалось, всё так и есть. Я была для него лакомой вкусняшкой, от которой он день за днём отгрызал по кусочку, лишал меня радости, переделывая под себя.
— Не начинай снова. Мы всё решили.
Он рвано выдохнул и сделал шаг ко мне. Я отодвинулась, ощутив его тяжёлое дыхание. Он откровенно и жадно хотел меня, как изголодавшийся на скудном корме зверь.
— Ты выпил. Отдай ключи и больше не приходи.
— Тебя никто не будет любить так, как я.
Внутри стало темно и холодно, как в ту ночь на Байкале. Холодно, но не страшно. Я переросла свой страх, прошла через тотальный ужас в одиночестве и перестала бояться. Он потерял власть надо мной.
— Как-нибудь… переживу и это.
— Послушай…, давай спокойно поговорим.
— Нет. Я занята.
— У меня остались здесь вещи.
Я пожала плечами, он, как всегда преувеличивал. В моей квартире лишь ненужный хлам, чтобы была причина явиться. Пора отправить бывшего в чулан памяти навсегда, перекрыть энергетические потоки. Не хочу, чтобы воспоминания о нём приносили боль, её и так у меня слишком много в последнее время.
— Я соберу вещи и привезу твоей сестре. Прощай.
Он положил на обувную полку ключи и вышел, хлопнув дверью, а я подумала, что надо заменить замки и заблокировать его номер телефона. Почему я раньше боялась, что этот гордец оскорбится и никогда не вернётся. Рассыпалась ещё одна иллюзия. Как, однако, плохо я разбираюсь в людях, верю их словам, создаю в голове образы, не соответствующие действительности.
Примерно через месяц с левого телефона дозвонилась Марьяна. Я предполагала, что она захочет поговорить. На тот момент, как я услышала знакомый голос, буря в душе поутихла. Разборок не хотелось, я для себя всё решила.
— Привет, Катя. Можешь говорить?
— Могу, но не особо хочется…
— Ты на меня обиделась?
— Что надо?
Грубо, но так быстрей перейдём к делу.
— Хотела спросить о дочери. Катя приехала сама не в себе. Что у вас случилось?
Упс. Неужели что-то случилось? Вопрос Марьяны прозвучал через месяц после нашего возвращения. Алилуйя. А то, что я снесла все контакты, ещё будучи на Байкале — её не взволновало. Видимо, дочура так достала мать, что мастер психологии и трансформации вспомнила про меня.
— Спрашивай у неё.
— Она… нагрубила тебе? — Марьяна спросила вкрадчиво, одним махом сдирая подсохшую, но не зажившую болячку.
— Можно и так сказать.
Высокодуховную личность интересовала лишь дочь, а не мелкий расходный материал — то бишь я, поддерживающий её эго, заодно тешащий своё самолюбие. Ах, я — множитель. Дырка от бублика, не более того.
— Ты не…навредила ей? Нечаянно… в ответ.
В этом вопросе вся Марьяна — уникальный, чистейший бриллиант. Я представила её глаза, лучащиеся пониманием и добротой. Увы, фальшивой.
— Нет.
Отбила звонок и заблокировала контакт. Настроение испортилось. Если честно, я не думала о девчонке как о преступнице, бросившей меня умирать. Она вернулась в гостевой дом, предполагая, что я тоже приду.
Я не вспоминала о ней с тех пор, как мы разъехались, не желала ей зла, не призывала на её голову кары небесные. Марьяна выбила меня из колеи, с лёгкостью навесила вину, заставила сомневаться.
Меня опять, словно бодучую корову притянули за верёвку на дойку. Чувство вины всегда работало против меня. Я начинала испытывать угрызения совести, лебезить, угождать. Мои бессознательные паттерны, сформированные в детстве, вынуждали взаимодействовать с людьми, желающими меня «подоить». Люди приходили под разными масками, но сценарий повторялся один и тот же.
Мои инстинкты заставляли подчиняться и выпрашивать любви. От этого корова — в этом-то таился весь ужас — испытывала прилив радости.
С инстинктами не шутят. Но и коровой я больше быть не хотела. Поэтому на следующее причитание матери ответила, что в выходные появлюсь.
В отчий дом я добралась настроенная решительно. Пора перестать думать, что обижу родных людей. Знаю, не станет легче, зато выскажу всё в глаза. Надоело морозиться каждый раз.
Мама искренне обрадовалась мне, я подарила ей браслетик и пол кило кедровых орех, отцу привезла бутылку коньяка. Папа уехал на рыбалку и должен вернуться только к вечеру. Моё сердце при виде матери мгновенно оттаяло, боевой настрой спал, но только до того момента, как мама спросила:
— Как там Игорёк. Почему с тобой не приехал?
Это слащавое «Игорёк» вызвало бурю в душе. Какой он к черту Игорёк — мужику сорок два, он давно вырос из коротких штанишек.
— Мы разбежались. Всё отлично.
— Катя! Вы же давно вместе, — мама вдруг изменилась в лице. — Ты выгнала его?
Вот как с ней говорить?
— Мам, тебя не напрягали наши… свободные отношения.
— Ну…я думала, вы скоро определитесь. Ребёночка родите.
— У него есть сын от первого брака. Ему больше не надо. Ни от меня, ни вообще.
— Он мне говорил, что любит тебя.
Я закатила глаза. Он ей говорил. Слова ничего не стоят. Просто форма, чтобы загнать человека под половичок, замылить мозг. Слова о любви — это вообще отдельная песня. Их безопаснее в плейлисте слушать.
— Тебе тридцать три, когда ты думаешь родить?
Ну, понеслось. Любимая тема родительницы.
— У твоих одноклассниц уже по двое детей. Игорёк говорил, что как только поднимется в должности, будет свадьба. Он переживает, что не сможет достойно содержать семью.
— Мы семь лет вместе, а он всё переживает. Испереживался, что лишился жилья и обслуги, которая и кушать подаст и на спину упадёт. Разве не так? Ты первая должна была сказать, что он меня использует. Я вам вообще родная дочь или как?
