глубину отчаянной отцовской любви самого страшного зверя семейства Дугур-Намаевых.
– Галь…хочет маму…мама…Где мама? У Галя есть мама?
Как много слов…вдруг. Как будто ребенка прорвало, и он заговорил…так неожиданно о той, о ком думал каждый в этой комнате.
Заглядывает отцу в глаза, обхватывая лицо ладошками и пронизывая душу своим синими глазами, как у матери.
Прижал малыша к себе, хаотично целуя курчавые черные волосики и поглаживая маленькую спинку.
– Еееесть! Да! У тебя есть самая лучшая мама на свете! Я верну вашу маму домой…любой ценой…клянусь!
_________________________________________________________
Шанза*1 – монгольский народный музыкальный инструмент.
– Я привезла тебе ту, кого ты просила. А значит, теперь твоя очередь выполнять обещания.
Эрдэнэ посмотрела на Албасту исподлобья и гордо выпрямила спину. Каждый раз, когда она видела эту дрянь, ужасно хотелось плюнуть ей в лицо. Насколько человек может быть омерзителен как внешне, так и внутренне. И осознание их родства вызывало отвращение.
– Дугур-Намаевы никогда не нарушают своих обещаний. Но вначале я хочу ее видеть!
– Не веришь мне? М? Зря обижаешь…бабушку, девочка.
– Верить можно только в Бога, и то не каждый умеет…а человеку никогда. Я, скорее, поверю дикому зверю. А ты мне не бабушка. И никогда ею не была. Биология к человеческим качествам не имеет никакого отношения.
Албаста хитро ухмыльнулась и подошла к девочке, став напротив нее. Отрицательно покачала головой и помахала указательным пальцем с кроваво-красным острым ногтем.
– Меньше всего я бы доверяла зверям! И ты ошибаешься – биология как раз-таки имеет непосредственное отношение к качествам. Гены, знаешь ли…гены. С ними не поспоришь.
– Не каждый, кто зовется родственником, достоин им быть…Поэтому одного названия слишком мало. А гены…всего лишь результат спаривания отдельных индивидуумов.
Албаста повернулась к ней искалеченной частью своего лица.
– Слишком умна для своих четырнадцати…горжусь тобой. Вот что сделал со мной зверь. Этого достаточно, чтобы не доверять…
– Когда зверь защищает свою территорию или охотится, он потакает инстинктам. Ничего личного. А человек наоборот. Вряд ли зверь ходил по улицам и набросился на тебя, тебя отдали ему на съедение. Потому я всегда знаю, что можно ожидать от зверя…
– Конечно, ведь ты всю жизнь прожила с самым бешеным из них.
Как же ей хотелось вцепиться в глаза этой красногубой суке, выдрать их с мясом и потом плюнуть в каждую пустую глазницу.
– Нет. Мой отец всего лишь человек. Один из худших представителей своего вида. Как, впрочем, и ты.
Удержалась, чтоб не усмехнуться, когда увидела, как дернулся глаз красногубой. Зачем-то она этой старой и хитрой суке нужна, если терпит дерзость Эрдэнэ… А она терпит. Еще как терпит. Очень хочет ответить, но молчит. А значит то, чего она жаждет, намного дороже сиюминутного удовольствия поставить на место дерзкую внучку, которая и на хрен ей была не нужна все это время. Только интересно, что именно. Вначале Эрдэнэ думала, что ее заставят выступать в цирке уродов, но пока что такого предложения не поступало, хотя, возможно, оно поступит именно сегодня.
– Где эта женщина? Сначала я хочу ее увидеть. Мы слишком долго разговариваем. Тебе не жалко времени? Это ведь самое драгоценное, что есть у человека.
– Идем… я тебе ее покажу. А потом настанет черед моих условий.
Они приблизились к вольерам, где в цирке держали животных. Запах фекалий, мочи, сырого мяса, которым кормили хищников, и гнилых фруктов бросились в нос девочке и заставили поморщиться. Посреди этих клеток она заметила маленькую хрупкую женщину с золотыми волосами, на ее шее надет ошейник, она лежит на полу на цепи, как собака. На ней какие-то лохмотья, скорее напоминающие тряпки нищенки, чем одежду.
– Эй! – Албаста ударила рукоятью плети по клетке, и женщина встрепенулась, приподняла голову, а потом заметила Эрдэнэ, вскочила и хотела броситься к прутьям клетки, но ошейник ее удержал, и она со стоном упала на колени. Ее всю трясло, и она не сводила взгляда с девочки. Как будто увидела призрака…Значит, Албаста действительно сделала так, что отец и все остальные считают Эрдэнэ мертвой.
– Эрдэнээээ, – прохрипела и протянула к ней руки. – Ты жива? О Божеее, ты жива!
Внутри все содрогнулось от боли, от желания броситься к ней, от желания сдавить маму Веру в объятиях…А потом едким уколом в сердце «она может быть кем-то другим…это лишь твои желания, а не уверенность… все, что ты могла сделать – это спасти ее от гнева отца и попытаться понять, кто она такая…какой ценой? Возможно, очень высокой. Возможно, этой подделке будет стоить жизни».
– Ну как? Ты довольна? Игрушка твоего папочки теперь у нас. Какая она милая. Нежнейший кусок мяса. Как думаешь, по ком из вас он страдает больше?
– Да! Я довольна! Пусть валяется здесь в грязи, как шавка. Здесь ее место. И мне плевать, по ком он страдает больше. Главное, страдает.
Увидела, как исказилось при ее словах лицо женщины. В неверии, как от боли.
Албаста ударила по клетке, потом протянула плеть и ткнула ею в живот пленницы.
– Смотри сюда, сука! Слышишь, чего она хочет? Чтоб ты сидела здесь на привязи и лакала помои из миски. Но и за помои надо платить. Здесь никого не кормят просто так. Так что ты или сдохнешь, или придумаешь, чем ты можешь мне быть полезна…сучка.
– Мы…мы так не договаривались.
Прервала ее Эрдэнэ и схватила за руку. Албаста обернулась и в удивлении приподняла бровь.
– Мы не договаривались…она не должна умирать.
– Но и жрать за наш счет тоже не должна. Поэтому она либо начнет приносить пользу, либо сама станет кормом вот этой милой кошечке.
Ткнула пальцем на вольер с огромной черной тигрицей. Та вела себя беспокойно и ходила кругами по клетке. Мощная, огромная с тяжелой головой.
– Люблю этих прекрасных смертоносных кошечек. Как и твой отец. Эту прикупила в зоопарке…говорят, ее туда привезли перекупщики. Кто-то поигрался зверушкой и продал ее в зоопарк. Мода нынче такая – заводить себе домашних питомцев из джунглей. Так что – да…ты скорее права – самые омерзительные твари – это люди.
Пока она говорила, Эрдэнэ смотрела на точную копию Ангаахай и видела глаза, наполненные болью, упреком и слезами. Как будто она не верила, что девочка могла быть зачинщицей ее похищения. Как будто…отказывалась в это верить.
– Я… я могу танцевать! – крикнула женщина и приподнялась с пола, но цепь не давала ей стать в полный рост. Только на четвереньках. Албаста снова подошла к прутьям решетки.
– Танцевать? Ахахаха! Да тут каждая
