Ольга, моя веселая, легкая на подъем Олюшка, девушка с отличным чувством юмора, светлая голова курса, вышла замуж и с тех пор как будто переехала в другую страну, куда незамужних пускают только по специальной визе. Конечно, я изо всех сил старалась подавить эгоистическое желание вернуться в прошлое. Я старательно радовалась за подругу, хотя чувствовала себя совершенно одинокой и была страшно растеряна. Внезапно лишившись компаньонки по танцам, девичьим разговорам, тусовкам и всей той веселой возне, которую только что с таким сладострастием припоминала Татьяна, я сообразила — мое социальное сиротство не случайно, это военная провокация. И кто знает, может быть, именно тогда, чтобы не потерять остатки рассудка и здравого смысла, я была завербована и стала двойным агентом. Теперь я работаю, можно сказать, на передовой. Тружусь, если хотите, снайпером от Купидона. Хотя мне как-то ближе перевозчик Харон. Такой усталый, слегка циничный после всего увиденного работяга, который уволился, напялил на себя бермуды и начал перевозить влюбленных с берега Великих Ожиданий на материк Бытовухи Анлимитед, где жизнь переворачивается вверх дном, секс бывает только после трансляции «Десперадо» по СТС, а лучшим подарком на Восьмое марта считается моющий пылесос. Что они там им себе моют? Не хочу даже думать об этом.
Парадоксально, но такие услуги пользуются стабильным спросом. Вот почему мой мобильный постоянно звонит. Я привязана к нему круглосуточно, даже в отпуске; звонок в полпервого ночи после насыщенного трудового дня тоже требует немедленного ответа.
— Да, и если будет спрашивать, где ты живешь, отвечай без деталей, только район. Никаких адресов и домашних телефонов. Мобильный? Мобильный уже есть. И в гости не зови. Все остальное мы с тобой обсуждали. Не забывай, это всего лишь первое свидание, и раз он на него идет — значит, ты уже ему понравилась. Я в тебя верю. Ты лучшая! Удачи!
Я положила трубку и включила воду в ванной. Удивительное дело — одним брак дается так легко, что они даже не успевают понять своего счастья. Болтливая Таня, из-за которой я просидела битый час на ланче, — яркий тому пример. Другие же годами безрезультатно бьются за семейное счастье, терпя поражения, теряя полки солдат и впустую растрачивая и так пошатнувшуюся уверенность в себе. Вот тогда и начинается настоящая работа. И хотя одна из заповедей моей профессии — не погружаться в чужие проблемы целиком, я все никак не могу отучить себя от дурной привычки. Все-таки я очень привязываюсь к клиентам, и даже перехожу с ними на «ты», а это в нашем бизнесе расценивается как совершенно не профессиональное поведение.
Конечно, получится. У нее все получится. Ведь страшно даже представить, что случится, если нас ожидает провал.
Если одинокой женщине, только что звонившей мне, не повезет, она начнет смотреть все выпуски программы «Русские сенсации», подпишется на все женские журналы сразу и будет заливисто смеяться, натыкаясь на статьи на тему «мужики — козлы». Потом она откроет себя для работы в неурочное время и начнет проводить майские в бухгалтерии; затем купит холодильник побольше и выест его изнутри, далее — перестанет брить ноги и найдет, что в общении с матерью есть масса плюсов. Крайней стадии, которую я называю компромиссной, лучше не допускать. То есть она действительно начнет считать, что лучше хоть какой-нибудь мужик, чем никакого, и запасется кружевным бельем, вызывая, например, сантехника из ЖЭКа, Григория Семеновича Будницкого, у которого, между прочим, грыжа, двое детей и нервная тетушка.
Жора, твое спокойствие в моих руках! Они не пройдут! Но пасаран, держись, я не привыкла пасовать перед обстоятельствами.
И все-таки хорошо, когда занимаешься делом, которое любишь.
Даже если клиенты звонят тебе круглосуточно.
Сбрасываю тапочки, ненароком пинаю Зигмунда, отчего он коротко визжит, и наконец дохожу до кровати. Не смотря на крайне обиженный вид йорка, собаку я в спальню с собой не беру, и Зигмунду приходится коротать ночь на диване в зале. Вообще, Зигмунд прекрасно знает правила, но он продолжает пытаться их обойти с настойчивостью, достойной лучшего применения.
Я наконец одна.
Совсем одна.
Наверное, не будет большой натяжкой сказать, что я пытаюсь поддерживать порядок, хотя мама всегда находит к чему придраться. У меня есть фиалка, которую я поливаю, и собака, которую я регулярно кормлю. Я вполне довольна, но мама считает, что я могла бы делать больше для своей квартиры. Особенно ей не нравится моя привычка сбрасывать все вещи в кучу на кровати. Когда я куда-нибудь собираюсь (а я делаю это каждый день), я вытаскиваю все, что вижу, из шкафа. Как правило, огромная куча маек, сарафанов, юбок, шелковых платков и прочего барахла так и остается ждать меня дома. Мне не хочется признаваться в этом даже себе самой, но я делаю так не случайно.
Вот и теперь, закрыв дверь и задернув шторы, я привычным движением сдвигаю барахло на одну половину кровати, а потом надежно накрываю его покрывалом. Нужно немного подоткнуть его со всех сторон — вот так... Теперь, если закрыть глаза и протянуть руку, нетрудно решить, что на кровати кто-то лежит и крепко спит — такой большой, мягкий, очень надежный. Этот кто-то уютно закутался в покрывало и наверняка уже видит пятый сон.
Я протягиваю руку, обнимаю его и засыпаю.
Теперь все хорошо.
Я одна, но мне уже не так одиноко.
Глава третья, в которой мы встречаемся с зыбким идеалом
– Мне бы хотелось, чтобы она была необыкновенной... — В порыве вдохновения мой собеседник плавно разводит руками в воздухе, как бы рисуя необыкновенное. — Такая... Светловолосая, например. Ну да, блондинка.
— Натуральная? — Когда я хочу быть максимально тактичной, я говорю чуть более высоким голосом, чем обычно, а когда пытаюсь скрыть смех — делаю пометки в молескине.
— Мм... — Мой клиент, мужчина из тех, о которых принято говорить — средних лет, задумывается всерьез. Он делает сложную гримасу, морщит лоб, от чего все его лицо приходит в движение и меняется до неузнаваемости, потом долго вдыхает и медленно выдыхает густой, сладковатый сигарный дым и, наконец, произносит растерянное, не подходящее его грузной фигуре робкое «да». Серый пепельный кончик сигары медленно растет; я продолжаю записывать. В лобби RitzCarlton звучит аранжировка Норы Джонс. «Я и сама не знаю, почему не пришла», — честно признается Нора.
Здесь пахнет сигарным дымом и белыми лилиями. Атмосфера весьма буржуазная и оттого кажется совершенно искусственной, словно съемочная площадка сериала «Династия». Картинку немного оживляет уборщица, вполне советского вида полная женщина, деловито застывшая поодаль с серой тряпкой в руках. Она, ее тряпка, ее ведро, ее выражение лица — единственное, что выглядит живым в огромном пространстве лобби. Но вот уборщица закрывает за собой огромную золоченую дверь, словно растворяясь за театральным занавесом — пьеса началась.
