Ознакомительная версия.
– Елена, я полчаса дозванивалась на ваш домашний телефон, а хэнди вы, как всегда, выключили!
Я виновато пожала плечами. Да, я не люблю, когда меня достают по мобильнику, и часто выключаю его. Но, все равно, к чему такая спешка! Гальчик, несмотря на юный возраст, стала прямо-таки моим тираном. И я позволяю тиранить себя, поскольку сама в практических вопросах не сильна.
***
Гальчик появилась в моем доме в Англии, когда я только-только вышла из госпиталя. Даже по улице я ходила с трудом, рискуя попасть под машину. Левостороннее движение и здорового русского человека сбивает с толку, а я тогда только свыкалась с вживленным микрочипом. И еще не вполне освоилась с новым для себя способом управления собственными мышцами. И в этот нелегкий период адаптации Гальчик стала моей помощницей в быту и компаньонкой по досугу. В Англии такой вид услуги принят издавна. Гальчика нашел и привел ко мне Олег Нечаев, мой покойный муж.
Галину Зайцеву никто не звал по имени. Гальчик! В тот год, когда она появилась в моей жизни, было ей чуть за двадцать. Сейчас ближе к тридцати. Она казалась подвижным, задиристым подростком: коротко стриженные, под мальчика, темные волосы, худощавая фигурка, игривый взгляд – этакий Гаврош, юный герой французских баррикад. Она легко подхватывала направление моды, и то, что носила в данный сезон молодежь, мгновенно появлялось на ней. Долгополые свисающие с плеч вязаные кофты сменяли эффектные, с мягким отливом кожаные пиджаки, и вновь возвращались привычные джинсы и короткие яркие топики. И непременно – блестящие металлические заколки, пряжки, цепочки, булавки.
Гальчик попала в Англию не случайно. Она родилась и выросла в Москве, но родители ее считались лимитчиками. Сейчас бы их назвали гастарбайтерами. Они воспитывали дочь так, как принято у них в деревне, – строго, но неумело.
Гальчик кончила педагогический колледж, получила диплом учителя начальных классов, но в школу работать не пошла – не те деньги.
Между тем время в стране было сумбурное, возможности легкого заработка открывались на каждом шагу. Сообразительная девочка скоро прибилась к группе себе подобных. Она потом призналась о своем занятии. В составе бригады лохотронщиков Гальчик отлавливала у метро простаков, втюхивая им липовые выигрыши и призы от несуществующих компаний.
На вопрос, не жалко ли обманутых людей, Гальчик только пожимала плечами. Она не считала себя обманщицей, поскольку работала не в одиночку. Объясняла, что если строго судить, то все кругом обманщики: и продавцы, и рекламщики, и политики – кто из них говорит правду?
Возможно, такой взгляд на жизнь у нее от родителей. Жизнь в столице обманула их ожидания. К тому же они потеряли свою трудную, но привычную работу на заводе и были вынуждены, как большинство безработных, торговать на рынке. А там царил известный закон: не обманешь – не продашь. Деятельность дочки не вызывала у них протеста. Они лишь предостерегали, чтобы не зарывалась, была осторожней. Но из-за отсутствия нужных законов мелкие мошенники в то время отделывались легкими штрафами, так что Гальчик «со товарищи» благополучно продолжала объегоривать доверчивых граждан.
Однако разумная девушка понимала, что вечно такая рисковая игра продолжаться не может, а потому не упускала из виду свою главную цель – удачно выйти замуж. Но среди ее окружения подходящих кандидатур не было. Ребята охотно водили Гальчика на дискотеки, а при случае затаскивали в постель.
Серьезных планов Гальчик насчет своих дружков не выстраивала, полагая, что достойна лучшей партии. Отец действовал по старинке: несколько раз охаживал ремешком взрослую дочь, когда она возвращалась под утро. Это заставило Гальчика ускорить поиски мужа. И тут она обнаружила, что мужчины, на ее взгляд приличные, относились к ней с тем же пренебрежением, с каким она относилась к своим приятелям-лохотронщикам. Обеспеченные молодые люди, служащие банков и офисов, не воспринимали всерьез эту девушку с улицы: ни высшего образования, ни связей у родителей, ни нормальной работы. И главным щитом на пути в ЗАГС становились мамы возможных женихов. Матери нутром чувствовали житейскую оборотистость девчонки и видели в ней опасность для своих сыновей. Они считали Гальчика провинциалкой, охотницей за пропиской, хотя по факту рождения и паспорту девушка была москвичкой. Москвичкой в первом поколении. Что ж, на московских женихах свет клином не сошелся, заключила Гальчик, чья гордость оказалась сильно уязвленной. Она обратилась в брачную фирму, которая за умеренную плату подобрала ей солидного жениха – фермера из неведомого Уэльса, гористой части Великобритании. Дело сладилось, и Гальчик, сбежав от тяжелой руки отца, уехала в чужую страну. Но еще долго ее преследовали запавшие в память насмешки рафинированных московских мам, ее несостоявшихся свекровей.
Брак продолжался недолго. Угрюмый валлиец оказался домостроевцем почище Галиного папаши. Он попытался запрячь столичную русскую девчонку в упряжь сельского быта. Ей не только приходилось вести дом, но и принимать участие в уходе за довольно большим гуртом овец. И что бы девушка ни делала, муж всегда был недоволен. Постоянно гундосил на непонятном языке, переделывая за Галей работу.
Возможно, Гальчик и не обладала достаточным усердием, но разве это оправдывает мужа? К тому же супруги не имели общего языка в буквальном смысле. Фермер предпочитал родной, валлийский язык и почти не понимал коверканного английского, на котором с трудом изъяснялась Гальчик. А потому Гальчик не могла толком оправдаться перед мужем. Она казалась малообразованному фермеру непокорной и неблагодарной. Все чаще с глухого бормотания он стал срываться на крик, а деньги на хозяйственные расходы выдавал под строгий письменный отчет.
Дождавшись лета, Гальчик сбежала от мужа и с невероятными трудностями добралась до Лондона. Здесь поначалу все складывалось для нее удачно: и погода стояла теплая, ласковая, и компания беззаботной молодежи, ночующая под открытым небом, приняла в свой круг. Это были не то «зеленые», не то антиглобалисты, которые всю энергию молодости направляли, как им казалось, на борьбу с всеобщим злом. Увы, они не всегда ладили с законом, а потому однажды Гальчик в числе других оказалась в полиции.
При проверке документов выяснилось, что она – сбежавшая жена, о пропаже которой заявил в Уэльсе брошенный муж. Мало того, получить вид на жительство в Великобритании, уйдя от мужа, практически невозможно. Считаные месяцы, до завершения бракоразводного процесса, оставалось ей гулять в благословенной Англии. Затем выдворение домой, нерадостная встреча с измученными от вечного безденежья родителями. Выход один – найти работодателя, поручителя, который взял бы за нее ответственность за пребывание в Соединенном Королевстве. Гальчик попробовала устроиться гувернанткой. Но ее английский поверг в ужас добропорядочную супружескую чету. Счастливый случай вывел ее на Олега Нечаева. Гальчик крутилась у больницы, где я проходила лечение, и предлагала всем услуги сиделки. Олег услышал ее речь с явным русским акцентом и предложил девушке работу по уходу за мной. Вскоре я привязалась к своей одновременно простодушной и находчивой помощнице. Несмотря на сомнительное прошлое, Гальчик ни разу не была замечена в склонности к воровству или обману. Это мне кажется естественным: в достойных условиях люди и должны вести себя достойно. За все время нашей с ней лондонской жизни мне ни разу не пришлось усомниться в честности девушки. Гальчик изо всех сил старалась сделаться культурной барышней. Мы жили с Гальчиком душа в душу – так иногда изображают в старинных романах отношения матери и дочки.
Ознакомительная версия.
