— Спасибо за напоминание, Мисс Ноги От Ушей.
— Ну брось же. Ты ведь такая миленькая. Каждый мечтает тебя потискать.
— Меня сейчас стошнит, — пробормотала Джейн.
— Да, да. В общем, мы не похожи. У нас разные фамилии. Ты поедешь вместо меня и добудешь скандальную историю. В свою очередь, я… я… Ну, я тоже что-нибудь сделаю. Что ты хочешь?
— Расписку от тебя, подписанную кровью — твоей же кровью — и заверенную у нотариуса, о том, что сегодня был последний раз, когда ты приходила ко мне с просьбой. Ну и, конечно же, ты заместишь меня здесь.
Молли крутнулась на стуле влево, затем вправо, ее румяные щеки побледнели.
Джейн знала, о чем думает ее кузина. Комната завалена детскими вещами. Младенческими вещами. С улицы доносятся голоса детей. Смех. Разговоры. Визг. Плач. Требования. Вечно мокрые штанишки, вечно липкие пальцы. И Молли еще не видела Фонтанчика Фурбиша.
Когда Джейн приобрела это дело, Молли спрашивала ее, с какой стати она потратила наследство на помесь яслей и детского сада. Джейн отвечала примерно так: «А что я должна была сделать с деньгами бабушки — открыть салон татуировок?» Именно тогда Молли показала ей маленькую татуировку-бабочку на левом бедре. Жалкая… но такая сексуальная и привлекательная. А Джейн — нет.
Наконец Молли заговорила:
— Может, отдать тебе легкое? Серьезно, Джейни, у меня их целых два.
— Нет, — Джейни направилась к кузине, ощущая власть над ней, возможно, первый раз в жизни. Черт возьми, а ведь и правда в первый раз. И как это упоительно!
Молли поспешно откатилась к стене.
— Нет? Ну ладно, какой орган ты выбираешь?
— Прекрати. Если я делаю что-то для тебя, ты должна сделать что-то для меня. Что-то настоящее. И вот что мне нужно. Ты остаешься здесь, в Фэйр-факсе, заведуешь «Беззаботным детством». Большую часть времени мы будем закрыты, из-за Четвертого июля. На этой и следующей неделе я обычно даю отпуск своим сотрудникам. Так что тебе нужно будет провести здесь всего два дня. Два дня. Даже ты должна справиться.
— Спорим, что нет? Ну, ладно, ладно, Джейни, не смотри так. Я останусь тут, останусь. А ты заставишь сенатора Харрисона обнажить перед тобой душу?
Джейн чувствовала себя могущественной. Не то чтобы всесильной, нет, но очень и очень могущественной.
— Я видела сенатора Харрисона в новостях и не хочу, чтобы он обнажал передо мной что-либо. Лучше просто поговорить.
— Видишь? Это же весело. Ты ведь уже втягиваешься. Расслабляешься. И мы постоянно будем на связи по мобильнику. Я буду учить тебя, какие вопросы задавать.
— И тогда мы квиты? Даже если сенатор Харрисон не захочет говорить со мной? Все равно квиты? И ты больше не появишься здесь, трубя, что я твоя должница? Я уже взрослая женщина, Молли. Благоразумная, практичная и полная здравого смысла. Я больше не та девочка, которую ты водила за нос и впутывала в разные истории на летних каникулах. Совсем не та.
— Конечно, не та, тем хуже, — Молли набросилась на нее с объятиями. — И не беспокойся. Что может случиться?
Джейн возвела глаза к потолку и тихо застонала.
Большой деревянный, с огромными окнами, видавший виды серый дом стоял на склоне зеленого холма в предместьях Фэйрфакса, штат Виргиния. Казалось, кто-то бросил на холм несколько коробок разных размеров, и чудом они соединились в удивительно симпатичное целое.
Из громадных окон заднего фасада открывался потрясающий вид — за возможность любоваться такими пейзажами обычно выкладывают кучу денег… Тем непонятнее, почему мужчина, сидящий в потертом вращающемся кресле из черной кожи, разместил свой стол напротив стены.
Но у Джона Патрика Романовски, того, кто сейчас сидел за столом, были на то свои причины. В первую очередь ему нужно было видеть перед собой пустую стену, чтобы писать.
Если бы вместо экрана компьютера он смотрел на живописный пейзаж, то, скорее всего, не смог бы сочинять ничего, кроме сентиментальных стихов, воспевающих пасторальную идиллию: о зайчиках, птичках и цветочках… А значит, пришлось бы отказаться от огромного дома из выветренного дерева, стоящего на склоне холма. Черт, да ему и так каждое утро приходится силой отрывать себя от проклятого пасьянса, установленного на новом компьютере, и заставлять себя работать.
Зато, пожалуй, он не обанкротится. Это практически невозможно, если только он внезапно не решит вложить все свои миллионы в онлайн-магазин зубочисток, уверовав, что каждый мечтает покупать их через Интернет.
— Покупать зубочистки через Интернет? Откуда я это взял? — спросил себя Джон, уставившись на абсолютно пустой экран и этот проклятый мигающий курсор. — Может, курсор похож на зубочистку? Или у меня что-то с головой?
— Я что-то не слышу, как ты барабанишь по клавиатуре, Джон Патрик.
Джон скорчил гримасу и развернулся на кресле — в комнату вошла тетушка Мэрион с объемным коричневым пакетом в руках.
— Ну-ка, дай я тебе помогу, — он встал и забрал сверток.
— Только посмотри, что за свинарник ты развел. И кто будет все это убирать? Уж точно не я. Я тебе не прислуга, так и знай, — заявила тетушка Мэрион, разглаживая свой неизменный белый фартук, пока Джон нес пакет к ближайшему столу, прокладывая путь среди стопок книг и бумаг.
— А фартук, получается, бутафория? — спросил он, взяв ножницы.
— Нет, дорогой, фартук — мое оружие. Я когда-нибудь им тебя задушу. Двойной узел ровнехонько на твоем адамовом яблоке. Выйдет у меня, как ты думаешь?
— Возможно. Я могу провести специальное исследование, если захочешь, — Джон улыбнулся тете, невысокой седой толстушке, которая питала пристрастие к платьям в цветочек и ортопедическим туфлям… и выглядела безобиднее даже тех пушистых созданий, которые прыгали по холму. — А что у нас сегодня на ужин?
— Это сюрприз. В первую очередь для меня, потому что я еще не придумала. — Тетушка подошла к столу. — А что в пакете? Он мягкий, значит, не книги. Разве что в мягкой обложке. Может, они из-за границы? Ради бога, Джон Патрик, открывай этот проклятый сверток!
Джон приподнял бровь:
— Сколько тебе лет? Шестьдесят пять? А я до сих пор вынужден прятать от тебя подарки на Рождество и день рождения. Как тебе не стыдно, тетушка.
— Да, да, пусть мне будет стыдно. А теперь открывай. В последнее время тебе приходят такие странные посылки.
— Я же объяснял, — Джон открыл пакет и принялся вытаскивать его содержимое: мешковатые купальные шорты в желто-зеленую полоску и такой же купальный халат, с подкладкой из белой махровой ткани.
— Боже правый, — тетушка Мэрион схватила халат. — У дяди Фрэда был такой же. В пятьдесят шестом году! Джон, неужели ты собрался это носить?
