Ознакомительная версия.
Она закрыла глаза и слушала, как стучит ее сердце. Вдыхала знакомый до боли запах и вспоминала тот последний Новый год: бабушка была уже очень больна, но печенье — это святое. Тоня ей помогала, точнее, она делала все сама: добавляла, смешивала, раскатывала, вырезала звездочки и фигурки ангелов, даже ставила тяжелый лист в духовку, а бабушка ею руководила, приговаривая: «Моя ты помощница золотая, не будет меня, так ты уже и сама справишься — напечешь, наваришь…» Но после смерти бабушки Тоня ни разу не пекла имбирного печенья, уж очень тяжелыми и болезненными были воспоминания.
«Может, мне просто не хватило любви? — вдруг спросила она себя. — Но ведь у меня есть родители, и они тоже уделяли мне внимание, папа гулял со мной, а мама делала всякие поделки, я это помню, и дни рождения мне устраивали, и подарки дарили. Все, как у других. Почему же без бабушки стало так одиноко?…»
Празднично сияющая официантка принесла заказ. Тоня положила на язык золотистый кругляш и сосредоточилось на ощущениях. Было очень вкусно. Но совсем не то…
— Возле вас не занято? — симпатичная женщина средних лет в синем пальто поставила сумку на соседний стул.
Тоне не хотелось ни с кем делить этот вечер. Она оглянулась. Неужели нет пустых мест? Но дама торопливо объяснила: «Там курят, а я не выношу дыма».
Тоня, вздохнув, кивнула.
Женщина разделась, заказала чай, достала блокнот и стала делать какие-то заметки, но вдруг пронзительно посмотрела на Тоню и спросила: «У вас что-то случилось? На вас лица нет».
Наверное, если бы в ее голосе не прозвучало столько искреннего участия — без сюсюканья и любопытства, Тоня бы промолчала. А тут она неожиданно для самой себя ровным металлическим голосом выложила:
— У меня не будет детей.
И эта дама, она не стала ойкать, утешать, спрашивать, все ли возможное сделала Тоня для решения проблемы, а только кивнула и спокойно сказала странную фразу: «Так бывает. Но это не значит, что ваша жизнь будет лишена тепла».
Тоня допила капучино и доела печенье, отзвонилась мужу — да, с ней все в порядке, рассчиталась и начала одеваться. В последнюю минуту ее соседка по столику, продолжавшая без устали писать, протянула ей вырванный из блокнота листок с адресом и улыбнулась: «Я не настаиваю, но если у вас будет время, загляните сюда. Я здесь работаю. Нет, это не клиника, не подумайте. Просто придите — и вы все поймете. Лучше в пятницу к 10, у нас будет праздник. Как вас зовут? Антонина? А я Ольга, будем знакомы».
У кого «у нас»? Какой праздник? Тоня рассеянно поблагодарила. Уже по дороге домой она ругала себя: почему не расспросила подробно, не взяла телефон? Что за афера? Решила не ходить. Но в пятницу встала рано, вымыла голову, надела вишневый польский костюм и поехала по адресу, выведенному четким аккуратным почерком Ольги — три остановки от дома, недалеко.
Она долго, оглядываясь, бродила вдоль серых девятиэтажек, пока не убедилась, что дом с нужным номером — типовое здание детского сада. Тоне это не понравилось. Все, связанное с детьми, отныне для нее не существовало. Точнее, оно осталось в параллельном мире — в том, где у Тони был свой теплый розовый карапуз, который играл в машинки, ходил в сад, а потом в школу, праздновал дни рождения с тортами, шариками и толпой веселой малышни, а на Новый год с нетерпением ждал, когда мама испечет имбирное печенье…
Тем не менее она переступила порог здания и сразу удивилась запаху: еловых шишек, смешанных с домашней выпечкой. Она попала в раздевалку: низкие деревянные скамеечки, маленькие шкафчики, миниатюрные детские курточки и сапожки. Тоня осторожно отворила следующую дверь, откуда лилась тихая музыка. Заглянув в просторную комнату, она увидела группу детей разных возрастов, сидящих на ковре плотным кружком. Кто-то из малышей был занят куклами, но большинство ребят завороженно слушали нежные звуки, рожденные флейтой. Играла Ольга. Увидев Тоню, она не прервала игры, а лишь глазами пригласила войти. Тоня сняла сапоги и пошла босиком, на цыпочках, чтобы не шуметь; дети как по команде раздвинулись, уступив ей место в кругу, она села и стала слушать, на душе у нее было тепло и спокойно. Потом все вместе отгадывали загадки, повторяли скороговорки, пели. Затем дети стали играть сами — в тряпичные куклы, деревянные машинки, шишки, желуди. Пластмассовых игрушек здесь не было.
Тоне не терпелось поскорее расспросить Ольгу, что это за необычный детсад, но та взглядом не позволяла. Вдруг к ней подошла кудрявая голубоглазая малышка, сообщила, что ее зовут Машенька, и попросила помочь ей уложить куклу спать. Они вместе спеленали ее, после укачивали в почти настоящей люлечке, позже будили и кормили кашей. Тоня так увлеклась, что забыла о времени. Она пила со всеми ароматный травяной чай и ела домашний пирог. Потом дети шили елочные игрушки: даже самым маленьким давали иголки и нитку. Тоня тоже смастерила тряпичный шар из клочков ткани. Ольга не повышала голос, а если кого-то надо было позвать, пела его имя, и дети слушались ее безоговорочно. Только когда они все вместе вышли на улицу, Ольга сделала Тоне знак: поговорим. «У нас экспериментальный детсад, — ы объяснила она. — Мы работаем по особенной методике. Вам у нас понравилось?» Тоня кивнула. Ольга продолжала: «Эти дети очень открыты и доверчивы. Они из счастливых семей. Но есть места, где живут малыши, лишенные родительского тепла. Если хотите, я дам вам адрес. Они будут счастливы, если вы иногда будете приходить и играть с ними».
Тоня шла домой сама не своя. С одной стороны, она злилась на Ольгу — та снова окунула ее в мир, из которого Тоня бежала, который закрыла для себя, как ей казалось, раз и навсегда. С другой стороны, ей было радостно. Оказалось, играть с чужими детьми — приятно и интересно. И, самое главное, есть дети, которые будут очень счастливы, если Тоня к ним просто придет. Не то чтобы раньше такая мысль ее не посещала. Но почему-то для себя Тоня решила: если не ее собственный ребенок, тогда никакого не нужно. А теперь сердце трепетало: нужно, нужно, просто поезжай туда, посмотри, тебя ведь никто ни к чему не обязывает. И Тоня позвонила, договорилась, купила сладостей и поехала.
О, советское детство, казенные стены, щербатые чашки и запах хлорки! Тоня ходила в детсад недолго, бабушка настояла, чтобы ее, трехлетнюю, забрали, но воспоминания о том периоде были удушающе-неприятные. Все чужое, все по команде. И вдруг опять это забытое, похороненное на дне памяти, чувство — страх, что ее тут оставят насовсем, смешанный с липкой брезгливостью… И они, эти малыши в одинаковых рубашечках-шортиках. Грустный взрослый взгляд. Детская непосредственность, с которой они зовут ее: «Мама!» Тоня прячет глаза… Какой контраст с группой, где она была несколько дней назад! Хочется убежать, крикнуть: «Я этого не видела и не знаю». Но Тоня вспоминает, что она взрослая…
Из всех детей она сразу выделила Колюню. Он был небольшого роста, щупленький, глазастый, с ежиком светлых, тепло-желтых волос, словно одуванчик на тоненьком стебельке. И при этом такой бойкий, вроде в мальчика вставили пружинку. Задавал много вопросов, лез на коленки, показывал, как высоко умеет прыгать. Когда Тоня читала сказку, ему высидеть было сложнее всех. А вот в мяч пацаненок играл с азартом, ужасно переживая, если не попадал в цель. Картавя, он рассказывал Тоне, что у него есть папа, он ездит на большой машине и скоро обязательно приедет за Колей. «Выдумывает», — поняла она. А одна девочка, Даша, все время просила расчесать ее. И когда Тоня вела щеткой по тонкой светлой речушке ее волос, та жмурилась и приговаривала: «Как мамочка». Воспитатель объяснила, что Даша попала сюда недавно и, в отличие от остальных малышей, маму еще помнит.
Когда Тоня уходила, Даша заплакала. Многие кричали: «Приходи еще!» НоЫ были и те, кто смотрел на нее равнодушно-сердито. Она спросила, что кому привезти. Колюня попросил машинку, Даша бант, кто-то плюшевого мишку, кто-то собачку — Тоня составила большой список.
Домой вернулась поздно, потому что ходила по магазинам, покупала подарки. Юра сидел за компьютером, работал. Тоня оставила в прихожей пакеты, вымыла руки, выпила теплый еще, заваренный для нее, чай. Потом зашла в комнату, повернула к себе кресло, на котором сидел муж, и взволнованно произнесла: «Нам надо купить им пижамы. Холодно, а у них нет теплых пижам — воспитательница сказала. Они мерзнут. У тебя же сестра занималась детской одеждой, может, удастся где-то оптом взять, чтобы подешевле? Да что ты на меня так смотришь? Я сегодня в детдом ездила!»
Юра сразу выключил компьютер. Он давно не видел жену такой возбужденной. В последнее время она была сонной, безразличной ко многим вещам. Приходила с работы, листала глупые журналы, ложилась спать. А сейчас будто проснулась после долгой болезни, засветилась прежней Тоней. И это при том, что сама же слово «детдом» запретила произносить. Юра хорошо помнил, как она горячо шептала ему: «Мы родим своего, у нас получится, вот увидишь!» Он почувствовал: это важный момент. Нельзя спугнуть, неосторожно сказать что-то лишнее. Вообще ничего говорить не стоит, лучше помочь. Он-то уже давно был согласен, он вырос в большой семье. А вот Тоня…
Ознакомительная версия.
