И тут, как если бы незримый телепатический сигнал перелетел через добрую половину континента, телефон внешней связи в кабинете Брекинриджа зазвонил, прервав его сосредоточенные раздумья над листком бумаги, который он держал в руке.
– Доктор Брекинридж слушает.
– Алло, доктор Брекинридж! Говорит губернатор Стоддард. – Голос звучал приглушенно, в нем не было и следа той бьющей через край уверенности в себе, запомнившейся Ноа по немногим публичным выступлениям губернатора, которые ему довелось слышать. – Я уже разговаривал сегодня утром с вашим директором.
Ноа подавил вздох:
– Да, губернатор. Мистер Хэнкс поставил меня в известность как о вашем звонке, так и о ваших намерениях.
– Он предложил мне проконсультироваться у вас, как мне попасть в Клинику неузнанным.
– Это без труда можно устроить, если вы в точности будете следовать инструкциям.
– Я в вашем распоряжении, доктор, и обещаю вам мое полное содействие.
Ну и денек, подумал Ноа.
– Прежде всего, кто из членов вашей семьи будет знать о вашем пребывании здесь?
– Никто, абсолютно никто. Вы должны войти в мое положение, доктор. Через три месяца мне предстоят повторные выборы. Буду с вами откровенен. У меня еще осталось достаточно здравого смысла, чтобы понять, что я больше не в состоянии контролировать свое потребление спиртного. А если я напьюсь во время кампании и выставлю себя дураком, то могу сорвать выборы.
– Что ж, весьма похвально, – сухо отозвался Ноа. Сегодня уже второй раз ему приходится выслушивать откровенные признания. – Но я все же не понимаю, почему вы не предупредили родных. У вас ведь есть семья, насколько я помню.
– Жена и трое детей, и я очень люблю их всех, однако не смею им довериться. Если они хоть полсловом обмолвятся об этом, пусть даже случайно, моей политической карьере придет конец.
– Губернатор, наши правила на этот счет строги. Кто-то должен знать о том, что вы проходите здесь курс лечения. Хотя это и не связано с риском, несчастные случаи не исключены. Сердечный приступ, например. Нам надо будет поставить кого-то в известность, если произойдет что-нибудь непредвиденное.
– Мой помощник будет знать, где я, и никто больше. Я полностью ему доверяю. Если он даст хотя бы слову просочиться в печать, я живьем сниму с него шкуру, и он превосходно это понимает.
– Хорошо, губернатор, как вам будет угодно, – проговорил Ноа медленно и в завершение беседы дал губернатору необходимые рекомендации, каким образом ему лучше добраться до Клиники незамеченным и без лишнего шума.
Сьюзен Ченнинг вихрем ворвалась в кухню, даже не удосужившись постучать, и кинулась в главное помещение особняка, устроенное наподобие римского атриума,[2] где Зоя Тремэйн, хозяйка дома, сидела за поздним завтраком. Птицы в подвешенных на проволоке клетках подняли сильный шум, а Мадам, крупная, грациозная самка какаду, в гневе зацокала. Зоя погладила белые перья птицы, успокаивая ее.
– Зоя, ты только послушай, кого не так давно поместили в то самое место! – с гримасой отвращения произнесла Сьюзен, размахивая перед самым ее носом свежим номером «Инсайдера».
Зоя прекрасно понимала, что значили слова «то самое место», – они крайне редко называли Клинику иначе. Она с мягким укором взглянула на Сьюзен.
– Может быть, ты сначала все же поздороваешься?
– Доброе утро, Зоя.
Сьюзен бросила бульварный листок на стол перед Зоей и налила себе чашку кофе. Брезгливо сморщившись, та взяла в руки газету – так осторожно, словно только что вынула ее из клетки с птицами.
– Эта скандальная газетенка? Зачем ты тратишь на нее столько денег, Сьюзен?
– Потому что я, и это вполне естественно, обожаю сплетни, – весело отозвалась Сьюзен, усевшись за стол напротив хозяйки. – Обрати внимание на колонку Синди Ходжез, «Новости от Синди».
Зоя вздохнула и прочитала вслух:
– Угадайте, друзья, кто был помещен в Клинику на этой неделе? Боготворимая всеми кинозвезда – Лейси Хьюстон. Как утверждает мой источник, заслуживающий полного доверия, наша Лейси вдыхала наркотики в неумеренных дозах, из-за чего у нее возникли проблемы с ее прелестным маленьким носиком. Тот же самый источник сообщил, что Лейси как раз собиралась приступить к работе над своим новым фильмом, «Песня сердца». В первый же съемочный день ее застали за приемом двойной порции кокаина, и режиссер Дон Спарр, который не терпит подобного поведения во время съемок, заявил, что, если она и дальше будет так продолжать, он покинет студию. Похоже, у нее не хватило сил, чтобы справиться с этим самостоятельно. Именно поэтому она и находится сейчас в Клинике, в руках этого симпатичного доктора, Ноа Брекинриджа…
Фыркнув, Зоя отшвырнула от себя листок.
– Полная чепуха, от начала до конца! Я никогда не могла постигнуть, каким образом этой Синди Ходжез и ее бульварной газетенке удается избежать суда за клевету.
– Против них возбуждали дело, и не один раз. Но тираж газеты от этого только увеличивался. – Сьюзен сделала глоток кофе. – На этот раз она, похоже, говорит правду. Я проезжала мимо Клиники в прошлый понедельник, и мне пришлось остановиться, когда прямо передо мной из-за левого поворота выкатил белый «роллс». Он двинулся мимо сторожевой будки к боковому входу в здание. Наверняка это и была машина Хьюстон. Я видела ее на фотографиях. Она плыла по улице, словно огромная белая яхта или белый кит, если тебе угодно.
– Откуда Ходжез достает такие сведения?
– Через осведомителей, надо полагать. Она хорошо им платит. Но в данном случае она могла видеть Лейси собственными глазами. Ты ведь знаешь, что Синди поселилась здесь?
– Здесь? У нас в Оазисе? – Зоя Тремэйн, признанный «матриарх» этой замкнутой общины, мирно живущей посреди пустыни, была крайне удивлена, что ей не передали столь поразительную новость раньше.
Сьюзен кивнула:
– Ну да. Кажется, Клиника стала ее любимым коньком. Обрати внимание, что она упоминает о ней почти в каждой заметке. По-видимому, ее читатели сгорают от нетерпения узнать, кто еще из сильных мира сего угодил туда на лечение.
– Богатство при недалеком уме порождает праздность.
– Прибытие Лейси Хьюстон – неплохой повод для вечеринки, как ты полагаешь? – небрежным тоном осведомилась Сьюзен. – По десятибалльной шкале популярности она заслуживает оценки не меньше девяти.
– Ты совершенно права, Сьюзен!
Разумеется, Зое редко требовался особый повод для вечеринок. Она оживлялась при одном упоминании о чем-либо подобном. Впрочем, размышляла Сьюзен, она всегда выглядит бодрой и полной энергии. Зое уже исполнилось семьдесят, но по виду ей никак нельзя было дать больше пятидесяти. За внешней элегантностью и спокойствием этой женщины таился ум, куда более деятельный и изощренный, чем у людей вдвое моложе ее годами.
Сьюзен окинула Зою взглядом, а хозяйка дома тем временем любовалась бассейном, мерцающим в утреннем зное. Зоя все еще была довольно привлекательна: гладко причесанные седеющие волосы, яркие черты лица. Она любила устраивать приемы и была, если можно так выразиться, одним из столпов светского общества Оазиса.
Кроме того, она представлялась весьма таинственной личностью, по крайней мере в том, что касалось ее прошлого. Она никогда не затрагивала эту тему в разговорах, и для Сьюзен, равно как и для всех остальных в Оазисе, жизнь Зои началась пятнадцать лет назад, когда она впервые появилась в городе. Сьюзен познакомилась с нею всего лишь два года назад на одном из публичных митингов, устроенных Зоей, где бурно обсуждалась проблема Клиники. Они обнаружили, что у них много общего, помимо неприязни к Клинике, и вскоре стали близкими друзьями. Сьюзен относилась к пожилой женщине как к приемной матери и полагала, что и Зоя, в свою очередь, смотрит на нее как на приемную дочь.
Однако даже их прочная взаимная привязанность не помогла Сьюзен узнать истинную причину столь глубокой ненависти Зои к Клинике. Сама Сьюзен противостояла ей потому, что немаловажную роль в строительстве Клиники сыграл ее отец, а Отто Ченнинг осквернял коррупцией все, к чему прикасался. Все прочие единомышленники Зои полагали, что Клиника способствует моральному разложению Оазиса, привлекает в город слишком много нежелательных элементов, а повышенное внимание средств массовой информации создает ему дурную славу. Кроме того, случались уж и вовсе недопустимые инциденты. Один из подопечных Клиники, мужчина, сбежал оттуда и, находясь в состоянии наркотического опьянения, изнасиловал женщину. В другой раз тайком улизнула какая-то пациентка и на Бродвее, главной улице города, бросилась под колеса стремительно мчавшегося автомобиля.
Зоя полностью разделяла мнение горожан, однако у Сьюзен уже не раз возникала догадка, что за ее неприязнью к Клинике скрывалось нечто большее, гораздо большее…
