Мередит напоминает мне, что здесь я должна называть игру «футболом»3, что — если задуматься — действительно имеет больше смысла. И, кажется, она не против, что я извожу её вопросами и трогаю её вещи.
У неё потрясающая комната. Кроме оклеенных стен, в ней дюжина фарфоровых чайных чашечек, полных пластмассовых блестящих колечек, серебряных с янтарём и стеклянных с засушенными цветами.
Уютная и обставленная спальня, в которой живут уже не один год.
Примеряю кольцо с резиновым динозавром. Стоит мне его сжать, как тираннозавр переливается красно-жёлто-синими цветами.
— Мне бы такую комнату.
Мне она нравится, но я помешана на чистоте, чтобы иметь нечто подобное. Мне нужны чистые стены и стол, а вещи должны всегда лежать на своих местах.
Мередит довольна моим комплиментом.
— Это твои друзья?
Я кладу динозавра обратно в чашку и указываю на приколотую к зеркалу фотографию. Серая, неотчётливая, отпечатана на плотной глянцевой бумаге. Пить дать сделана на школьном занятии по фотографии. Четыре человека перед гигантским полым кубом. Обилие элегантной чёрной одежды и нарочито спутанные волосы — без всякого сомнения, Мередит принадлежит к местной богеме. По какой-то причине я удивлена. Знаю, у неё вычурная комната, кольца на всех пальцах и в носу, но в остальном это скромная и опрятная девушка в сиреневом свитере, облегающих джинсах и с мелодичным голосом. Ну, ещё Мередит увлекается футболом, но она не девочка-сорванец.
Она широко улыбается, пирсинг мерцает.
— Да. Элли щёлкнула нас в Ла-Дефанс4. Это Джош, Сент-Клер, я и Рашми. Ты завтра увидишь их на завтраке. Ну, всех, кроме Элли. Она окончила школу в прошлом году.
Дно желудка начинает разжиматься. Меня приглашают сесть рядом?
— Но уверена, ты скоро её увидишь, она встречается с Сент-Клером. Она теперь в «Парсонс Пари»5, изучает фотографию.
Я никогда не слышала об этом учебном заведении, но киваю, как будто сама собираюсь туда поступать.
— Она очень талантлива. — Нотки в её голосе говорят об обратном, но я не заостряю на этом внимания.
— Джош и Рашми тоже встречаются, — добавляет она.
Ах, а Мередит должно быть одна.
К сожалению, я тоже свободна. Дома, я пять месяцев встречалась со своим другом Мэттом. Он был такой высоченный, прикольный и с отпадными волосами. Ситуация оказалась из разряда «если никого лучше рядом нет, почему бы не встречаться?». Мы только и делали, что целовались, и то оказалось полным отстоем. Слишком много слюны. Мне вечно приходилось вытирать подбородок.
Мы расстались, когда я узнала о Франции. Разошлись тихо-мирно. Я не плакала, не посылала ему слезливые электронки, не царапала ключом автомобиль его матери. Сейчас он встречается с Черри Милликен, девушкой из хора, с блестящими как для рекламы шампуня волосами. И мне все равно.
Почти.
Кроме того, теперь я свободна для Тофа, моего милашки-коллеги из мультиплекса. Не то чтобы я не бросала на него взгляды пока встречалась с Мэттом, но все же. Меня мучила совесть. И с Тофом у меня дело пошло — чес слово — в конце лета. Но Мэтт единственный парень, с кем я когда-либо ходила на свидание, и то это вряд ли считается. Как-то раз я сказала ему, что встречалась со Стюартом Тислбэком в летнем лагере. Стюарта Тислбэк — темно-рыжий контрабасист. Мы были по уши влюблены друг в друга, но он жил в Чаттануге6, а водительские права мы ещё не получили.
Мэтт знал, что я все выдумала, но был слишком хорошим, чтобы сказать это вслух.
Я собираюсь спросить Мередит какие предметы она себе взяла, но тут её телефон начинает играть первые аккорды «Strawberry Fields Forever». Она закатывает глаза и отвечает на звонок.
— Мама, здесь полночь. У нас шестичасовая разница во времени, забыла?
Гляжу на её будильник в форме жёлтой подводной лодки, и к своему удивлению понимаю, что она права.
Я оставляю пустую вытянутую кружку с шокола шо на комоде.
— Мне нужно уйти, — шепчу я. — Извини, что заняла так много твоего времени.
— Подожди секундочку. — Мередит прикрывает ладонью трубку. — Я была рада с тобой познакомиться. Ну, что ж, до завтрака?
— Да. До встречи. — Я пытаюсь произнести фразу небрежно, но я так взволнована, что выбегаю из комнаты и тут же врезаюсь в стену.
Упссс. Не в стену. В парня.
— Ой!
Парень отходит назад.
— Прощу прощения! Извини, я тебя не заметила.
Он в лёгкой растерянности качает головой. Первым делом я замечаю его волосы — я всегда их замечаю первыми. Темно-коричневые, неряшливые и, так или иначе, одновременно длинные и короткие. Я думаю о битлах с тех пор как увидела их плакаты в комнате Мередит. Это волосы художника. Волосы музыканта. Делаю вид, что мне все равно, но меня и в правду прёт от волос.
Красивых волос.
— Ничего страшного, я тоже тебя не заметил. Ты как, не ушиблась?
О боже. Он англичанин.
— Э-э-э, а разве это не комната Мер?
Серьёзно, я не знаю ни одну американку, которая может устоять перед английским акцентом.
Парень откашливается.
— Мередит Шевалье? Высокая? С густыми вьющимися волосами?
Он смотрит на меня словно я сумасшедшая или наполовину глухая, как моя бабушка. Она просто улыбается и качает головой на мои расспросы: «Какую приправу к салату ты хочешь?» или «Куда ты положила дедушкин зубной протез?»
— Прости, что потревожил. — Он отступает от меня на один шаг. — Ты, наверное, собиралась лечь спать.
— Да! Это комната Мередит. Я просто два часа с ней посидела. — Я объявляю об этом также гордо как мой брат Шонни всякий раз, как он находит какую-нибудь гадость во дворе.
— Я Анна! Новенькая!
О боже, что за…. энтузиазм?
Щеки начинают гореть. Как унизительно.
Красивый парень беззаботно улыбается. У него очень милые зубы — прямые в верхнем ряду и немного кривые в нижнем, со слегка неправильным прикусом. Я вот стесняюсь так широко улыбаться: редко ходила к ортодонту. У меня щёлочка между передними зубами размером с изюминку.
— Этьен. У меня комната этажом выше.
