Пораскинув мозгами, мы решили, что Мишаня заслуживает наказания. Запершись на кухне и выпив по чашечке отвратительного растворимого кофе, мы разработали план. Мне пришлось пожертвовать сетчатыми колготками и кружевными трусиками – хорошо, что с Владом у меня были теплые братские отношения, не подразумевающие даже намека на возможную близость. В моей сумочке нашелся ярко-малиновый лак для ногтей.
Похохатывающий Влад раздел Мишаню догола, а я тщательно накрасила ногти на его руках и ногах – о, как восхитительно смотрелся малиновый глянец на мозолистых лапах сорок четвертого размера! Потом мы натянули на мирно спящего друга трусы и колготки, влажной расческой я пригладила его волосы на прямой пробор.
Если мы о чем-то сожалели, то только об отсутствии фотоаппарата.
Сдавленно хохоча, мы покинули Мишанину квартиру.
На следующее утро я решила заботливо ему позвонить.
– Миш, как твои дела? Ты вчера так неожиданно отключился…
– Да… Я не помню ничего. Это вы меня до дома проводили?
Я изобразила изумление.
– Мы?! Нет, ты сам ушел, с каким-то парнишкой.
– С кем? – голос Мишани сорвался на фальцет, а я мысленно провозгласила: «Yessss!»
– Не знаю, мы думали, что это твой знакомый. Такой блондинчик, вы над чем-то смеялись, а потом ушли в обнимку… Кто это был?
Минутное замешательство, после которого Мишаня все же взял себя в руки:
– А, этот… Так, никто. Бывший коллега… Со мной все в порядке, не волнуйтесь.
– Точно? – настаивала я. – Встретимся сегодня вечером? Ребята собирались в «Петрович».
– Знаешь, что-то у меня насморк, – пробормотал Мишаня, – пожалуй, я сегодня не приду…
Сначала мы хотели не раскрывать Мишане секрет нашего мщения, но через несколько дней нам надоело смотреть на его кислую физиономию, и мы во всем признались.
Пожалуй, не буду докладывать о его реакции. Скажу только, что Мишанина обвинительная речь состояла сплошь из матерных слов.
Однажды мы, воспользовавшись пьяной рассеянностью Влада, в шутку перевели его наручные часы на восемь часов вперед. Мы знали, что утром ему в кои-то веки предстоит явиться в офис на короткое совещание.
В тот вечер мы, изменив канонам бар-серфинга, надолго зависли в симпатичном заведеньице под названием «Винный погребок». Терпкое абхазское вино лилось рекой (в том числе и на мои любимые белые брюки, впрочем, в последнее время я мало внимания уделяла внешней привлекательности).
Мы перевели часы и сами об этом забыли. А потом, в полтретьего утра, Влад вдруг с безумным видом вскочил с места, до полусмерти напугав официантку, которая опрометью бросилась прочь от нашего стола. Видок у него был еще тот – волосы всклокочены, лицо красное и потное, на голубой рубашке неряшливо расплылось огромное винное пятно.
– Вот черт, у меня же летучка! – Ни с кем не попрощавшись, он выскочил из-за стола.
Мишаня бросился за ним в попытке объяснить происходящее, но Влад его даже не слушал. Забыв в гардеробе пиджак, он на всех парах умчался в ночь…
…Мне нравился Герман. Было в нем что-то такое, притягательное. Его природную привлекательность сложно было разглядеть за нарочитой небрежностью – я подозревала, что неряшливость является его защитной реакцией на повышенное женское внимание. Уверена, если его сводить в дорогой салон красоты, одеть в Hugo Boss, то каждая уважающая себя девушка в поисках счастья сочла бы своим долгом претендовать на его эксклюзивную благосклонность.
Он был молчалив и оттого казался загадочным. В какой-то момент я заметила, что мой взгляд все чаще задумчиво останавливается на его лице.
И вроде бы я тоже была ему симпатична. Или, может быть, мне просто хотелось так думать, поэтому я и принимала ничего не значащие жесты дружеского внимания за мужской интерес. Герман приобнимает меня за плечи… Герман смеется над моей шуткой… Герман шутя целует меня в висок… Я не понимала этого мужчину. Было невозможно даже предположить, о чем он думает.
Как-то повелось, что о личной жизни мы почти не разговаривали. Тем не менее я знала, что Герман был женат и у него есть восьмилетняя дочь. Наша теплая компания встречалась каждый вечер, не делая различия между выходными и буднями. Вряд ли в таком режиме у него нашлось бы время на серьезный роман…
Однажды Мишаня отозвал меня в сторонку и заговорщицки прошептал:
– Не волнуйся, у него никого нет.
Я почему-то сразу поняла, о чем идет речь, но некая женская гордость заставила меня изумленно вскинуть брови.
– У кого?
– Да ладно тебе, думаешь, я слепой? У Геры…
– А с чего ты взял, что…
– Прекрати паясничать, Кашеварова, – скривившись, перебил он, – ты не переживай, ни Влад, ни сам Гера не заметили ничего. Но от меня ведь такого не скроешь… Давно заметил, как ты на него смотришь.
– Да? – немного растерялась я. – Ну и… что ты об этом думаешь?
– Не знаю… Но, честно говоря, вряд ли у тебя есть шанс.
– Почему? – опешила я. – Ты же сам сказал, что у него никого нет.
– Да, как полгода назад расстался с девчонкой, так пока никого и не завел. Только вот… Ты не обидишься?
– Отличная прелюдия, – мрачно хмыкнула я, – не обижусь, валяй. Я что, не в его вкусе? Он любит миниатюрных блондинок?
– Блин, какие же вы, бабы, все ранимые! Слова вам не скажи… Да не в твоей масти дело. Сань, ты же для него не женщина.
– А кто? – удивилась я.
– Собутыльник, – пожал плечами Мишаня.
– Ну ничего себе, – возмутилась я, – мне кажется, ты просто ревнуешь.
– Было бы кого, – подмигнул он, – ладно, поступай как знаешь.
– И поступлю, – заверила я, – вот увидишь, что-нибудь у нас да получится.
В итоге правы оказались оба – и Мишаня, и я. Вот как это получилось.
…Мы с Германом сидели на гранитном парапете набережной, над Москвой занимался сероватый рассвет. В руке я сжимала почти пустую алюминиевую баночку с убийственной смесью водка + дынный лимонад. Мишаня с Владом давно отправились домой, а мы решили прогуляться по предрассветному городу, чтобы утренний свежий холодок немного развеял опьянение.
Мы молча сидели рядом, и перед нами была река, вся в оранжевых солнечных бликах. Я решила, что более удобного момента не представится никогда. Он повернулся, чтобы что-то сказать, я порывисто приблизила к нему лицо и почувствовала на губах вкус его солоноватых губ (кажется, всю ночь Герман пил текилу). Мои глаза были закрыты, я не могла видеть выражения его лица – был ли он удивлен или сам втайне лелеял похожие намерения? Но на поцелуй ответил – это факт.
Целовался он умело – не агрессивно, не слюняво, в меру нежно, в меру напористо. Я чувствовала себя девственницей, чья невинность отсчитывает последние минуты.
