— Почему же Вы не стали заниматься спортивной медициной?
— Мне нравится, что я никогда не знаю, что будет происходить в следующий момент, — ответила Рэйли, отколупнув кусочки от пластиковой чашки, пока она размышляла над ответом. Были и другие причины, но о них говорить она не хотела. Срочные операции держали ее в постоянном напряжении, занимали ее мысли и изнуряли тело. Когда она падала в постель после часов неослабевающего напряжения, она закрывала глаза и редко видела сны. Когда на следующее утро она просыпалась, или ее будили посреди ночи из-за неотложного дела, у нее не было времени задуматься о пустоте внутри себя самой.
— А, понятно, — сказала Лиз, поддразнивая ее. — Адреналиновый наркоман.
Рэйли кивнула, ничуть не обидевшись. Это был простой и отчасти правдивый ответ.
— Может быть. Полагаю, для меня это стимул — постоянно находиться в самом пекле. Знать, что нет времени пи для чего, кроме того, чтобы следовать своим инстинктам.
— Вы получаете удовольствие от решения сложных задач.
— Да, я думаю, это так. А Вы? Разве нет? Когда Вы ведете бой в суде?
— Мне нравится рыть яму для моего противника, одерживать умственную победу… — задумчиво ответила Лиз.
— Мне нравится находить слабые стороны в их аргументах и превращать их в оружие.
Рэйли засмеялась.
— Звучит так, будто вы получаете большое удовольствие от победы.
— Да, так оно и есть.
Лиз задумалась о том, что этот разговор стал довольно- таки личным. Она обедала с коллегами несколько раз в неделю, и вряд ли за почти восемь лет у нее было хотя бы полдюжины разговоров о личном. И вот теперь получилось так, что она открывается перед абсолютно незнакомым человеком. Может быть, ее желание говорить о себе объясняется тем, что она больше никогда не увидит Рэйли Дэнверс и ей нечего бояться.
— Я что-то не то сказала? — спросила Рэйли, отставляя чашку в сторону.
— В смысле?
— Вы выглядите расстроенной. Простите, я не хотела…
— Нет, извините. Просто накопилось много всего… — Лиз постаралась придать лицу беззаботное выражение. — Вы спросили про мою работу. На самом деле она похожа на тщательно продуманную игру в шахматы. Больше всего мне нравится раскрывать неясные факты, которые могут изменить вердикт суда.
— А что насчет правды? Она является частью вашей работы?
Лиз взглянула в глаза Рэйли, пытаясь найти в них упрек, но не нашла.
— Мне нравится так думать.
***
Кэндис привстала, когда Лиз проскользнула в кабинку и села рядом с Брен.
— Мы уже собирались снарядить команду поисковиков!
— Я опоздала всего на пятнадцать минут, — сказала Лиз, неуверенно улыбаясь. Кэндис всегда была капризной, но обычно она не была такой назойливой, не считая последних двух месяцев. Обычно Лиз не обращала на это внимания, но сейчас ее нервы были на пределе. — Со мной случилась одна неприятность… Ну нет, на самом деле не неприятность, — поспешила добавить она, увидев тревогу на лице Кэндис, — скорее, это была неожиданная встреча. Она засмеялась. — Я столкнулась с хирургом, вернее сказать, врезалась в нее, и уложила ее на лопатки. Я просто подумала, что было бы правильно купить ей в качестве извинения аспирин.
— Ты заставила нас сидеть здесь и волноваться, а сама покупала какому-то хирургу таблетки? — Кэндис широко раскрыла глаза. — Она была хорошенькая?
Бренда тихо охнула.
— Да, — сказала Лиз снисходительно, — она очень хорошенькая. — Она узнала в этом поведении ту, прежнюю Кэндис, которую она так любила.
— Все равно, даже если она была такая сексуальная и горячая… она была сексуальная?
— Да, — ответила Лиз, думая о том, что Рэйли Дэнверс была действительно горячей штучкой, особенно для тех, кто предпочитает ярких, таинственно-притягательных женщин. Она предпочитала другой типаж. Ей всегда нравились ярко выраженные экстраверты, как Кэндис и Джулия. Мысль о Джулии причинила ей боль. Даже пытаясь избавиться от чувства горечи, она все равно размышляла, является ли источником боли тоска по Джулии или тот факт, что она прожила шесть лет во лжи.
Бренда, с ее обычным мягким сочувствием, дотронулась до руки Лиз. — Ты в порядке?
Лиз сжала ее руку.
— Да, все хорошо, спасибо.
Кэндис, которая, казалось, абсолютно потеряла интерес к Рэйли Дэнверс и ее постелепригодности, перегнулась через столик и схватила Лиз за руку, соединяя всех троих в уютный дружеский кружок.
— Ну, дорогая, что сказал доктор?
Лиз переводила взгляд с одного ожидающего лица на дpyгoe. Бренда, которая была директором отдела редких книг и библиотеке университета Темпл, а по ночам занималась какими-то учеными изысканиями, в которых Лиз до сих пор ничего не понимала. У Бренды, невысокой, черноволосой, с наивным взглядом, часто бывали поклонницы, но она редко с кем-нибудь встречалась. И Кэндис. Кэндис, которая украла сердце Лиз, которая вообще-то тогда была уже достаточно большой девочкой, чтобы разобраться с этим, и случайно разбила его на пути к следующим достижениям. Ее две лучшие подруги. Одна бывшая любовница. Такие разные и все-таки составляющие вместе одно целое.
На протяжении девяти лет они делились секретами, говорили обо всем, доверяли друг другу и радость новых начинаний, и горечь утрат. Между ними было нечто большее, чем дружба, они были для Лиз семьей, и у нее с ними было гораздо больше общего, чем с кровными родственниками. Теперь ее подруги смотрели на нее с беспокойством и ожиданием.
Несколькими минутами раньше, когда она шла к бару, где они когда-то проводили свои беззаботные студенческие деньки, Лиз пыталась решить, что же скажет, когда подруги зададут этот неизбежный вопрос. Что она скажет им, когда она и себе-то не может сказать, что она чувствует по поводу этих новостей? Она хотела дать себе время, время поразмышлять над будущим, которое вдруг оказалось настолько отличным от того, что она планировала всего три месяца назад. Но сейчас, сидя рядом со своими друзьями, со своей приобретенной семьей, она знала, что время не изменит ее ответ.
С дрожащей улыбкой, которую на этот раз не получалось контролировать, Лиз сказала:
— Вы обе будете тетями.
— Что ты собираешься сказать Джулии? — мягко спросила Бренда.
— Я не собираюсь ей говорить вообще ничего, — резко ответила Лиз. Деликатная улыбка Бренды не дрогнула, но Лиз зарабатывала на жизнь тем, что читала скрытые эмоции через и язык жестов, который, как правило, большинство людей упускают из вида. Она ответила чересчур едко, хотя Бренда ни в чем не была виновата.
