Я ответила, что это было бы очень кстати. С вежливым кивком он подошел к задней двери и, открыв ее, сказал кому-то:
– Флора, здесь молодая леди, которая не отказалась бы от чашки чая».
Женщина, которая появилась в дверях, вытирая руки о передник, была простоватой, маленького роста, но глаза ее смотрели по-детски дружелюбно.
– Проходите сюда, мэм.
Я запротестовала. Я не хотела их так обременять, только чашку чая… Хозяин перебил меня:
– Это обойдется вам в пятнадцать центов.
Тогда я со спокойной совестью проследовала за миссис Мак-Крэкин в заднюю комнату, где стояла плита, светившаяся оранжевым огоньком, и стол, покрытый красно-белой клетчатой скатертью. Комната служила одновременно и кухней, и столовой, и гостиной. Она была тесно заставлена, но не лишена домашнего уюта. И когда я отведала свежеиспеченного хлеба и горячего, до горечи крепкого чаю, то бодрость духа вернулась ко мне.
Миссис Мак-Крэкин была сама вежливость, но я заметила, что она поглядывает на меня с любопытством:
– Вы ведь приехали с Севера, мисс?
– Да, как вы догадались?
– Ну, люди оттуда совсем другие.
Она потрогала ткань на моей юбке.
– Это одна из тех самых новых дорожных юбок, о которых я столько слышала, мэм?
Я кивнула, а она в изумлении раскрыла глаза, заметив, что моя юбка была только до щиколотки.
– Подумать только! – удивилась она.
Она подлила мне еще чаю из глиняного чайника.
– Вы надолго в Дэриен, мэм?
Я сказала, что направляюсь в Семь Очагов, и она окинула меня недоверчивым взглядом, а чайник замер у нее в руке.
– В Семь Очагов, мэм? Вы едете в Семь Очагов?
– Да, а вы знаете это место?
– Да тут все знают Семь Очагов, мэм.
Меня разбирало любопытство. Может быть, от этой простой дружелюбной женщины мне удастся узнать что-нибудь поподробнее.
– Прошу вас, – обратилась я к ней, – сядьте и расскажите мне о нем. Видите ли, мне ничего не известно об этом месте.
Она медленно подошла к стулу и села напротив меня. Развязав передник, она неторопливо складывала его огрубевшими пальцами.
– Что вы хотите узнать, мисс?
– Ну что это за место? Почему его называют Семь Очагов? И отчего каждый повторяет: «О, здесь все знают эти Семь Очагов»?
Она удивленно подняла глаза.
– Но здесь и правда все о них знают.
– И чем же они знамениты?
– Ну, – задумалась она, – понимаете, они всегда тут стояли.
– Неужели всегда? – улыбнулась я. Она решительно закивала.
– По крайней мере на памяти тех, кто еще жив в этой округе, они уже были здесь. Первый Ле Гранд поселился здесь давным-давно. Я не раз слышала об этом от своей матери, а ей рассказывала еще ее мать. Он приехал сюда с какими-то другими французами. Она говорила, что они были настоящими аристократами. Остальные построились на Сапело. А он поставил свой дом на болоте и навез туда вещей со всего света.
– Должно быть, они интересные люди, – предположила я.
Она подняла глаза и тут же их опустила.
– Наверное так, мэм, но очень странные.
– Странные? Почему?
Она проговорила извиняющимся тоном:
– Не знаю, мэм, можно ли так о них говорить. Только все так о них говорят. Понимаете, Ле Гранды не водятся со здешними людьми, даже с местными господами. – Ее голос упал. – Говорят, миссис Ле Гранд не в себе.
– Вы хотите сказать?..
Я дотронулась пальцем до виска.
– Не знаю точно, мэм, но говорят, что… – начала она, но испуганно запнулась, так как в дверь просунулась голова ее мужа.
– Флора, – приказал он, придержи язык. – И его лисьи глазки многозначительно задержались на мне, прежде чем он скрылся за дверью.
Поднявшись, я положила на стол пятнадцать центов.
– У вас замечательный чай, – сказала я ей.
– Благодарю вас, мэм.
Я направилась обратно в лавку, но у двери не удержалась и повернулась к хозяйке.
– Миссис Мак-Крэкин…
– Да, мисс?
– Скажите, а как выглядит Сент-Клер Ле Гранд? Она замялась. «Как, я не знаю, мэм».
– Он старик?
– О нет, мэм. Он не старый.
– Значит, он молодой человек? Красивый или урод?
Она в недоумении смотрела на меня.
– Ну, я даже не могу сказать, мэм. Я как-то никогда об этом не задумывалась.
– Но у вас же есть какое-то представление о нем? – настаивала я.
Она напряженно глядела на меня, и ее личико озадаченно сморщилось. Затем, вздохнув, она покачала головой:
– Нет, мэм, – повторила она, – правда не могу ничего толком сказать.
Я решила, что она самая глупая женщина из всех, с кем мне доводилось встречаться, и, повернувшись, я уже было взялась за ручку двери, как она заговорила.
– Одно я могу сказать точно, – сухо проговорила она, – это, что Сент-Клер Ле Гранд ходит так, будто он сам Господь Бог.
Я вернулась на свое место у печки. Сколько я ждала, не знаю. Все тяготы моего путешествия, пароходы, лодки, тряска в карете от Вейнсбурга до Чарлстона, казалось, соединились теперь в этой деревянной скамейке, которая уже врезалась мне в тело. Мысль о кровати стала навязчивой и мучительной, и только невероятным усилием воли я не давала закрыться своим глазам.
Не знаю, сколько прошло времени, когда я вздрогнула и очнулась, услышав за окном глухой стук копыт и голос, воскликнувший:
– Стой, Сан-Фуа! – И через секунду в дверях появился молодой человек. Он подошел к прилавку и, бросив монету, потребовал табаку.
Потому ли, что он был молод и красив, или оттого, что был так непохож на всех остальных, кого я видела здесь, на далеком Юге, не знаю, но он сразу же привлек мое внимание. В гордой посадке головы, в надменном орлином профиле, даже в ткани, из которой был сшит его костюм, и в покрое этой его несколько поношенной одежды мне почудилось какое-то особое благородство. Я редко встречала таких в своей жизни.
Он облокотился на прилавок, постукивая кнутом по кончику сапога, и в каждой линии его тела чувствовались нетерпение и неутомимость. Я подумала, что он напоминает ястреба, прервавшего полет, но стремящегося снова взмыть в небо. Но когда Ангус Мак-Крэкин, подавая ему табак, перегнулся через стойку и что-то зашептал ему на ухо, я заметила, что кнут стал стучать все медленнее и совсем замер. Наклонив голову так, чтобы лучше расслышать, незнакомец внимательно слушал бормотание лавочника.
Тогда я не знала, что разговор шел обо мне; то, что мне это известно теперь, является частью той мрачной истории, которой суждено было сильно изменить мою жизнь. Даже когда молодой человек обернулся и взглянул в мою сторону, я подумала только о том, что он заметил, как я разглядываю его. Смущенная, я отвернулась к окну, где все, что я могла увидеть, было мое бледное отражение в темном стекле.
