Ознакомительная версия.
Но совсем иного рода мысли проносились сейчас в Гешиной голове. «Только бы она промазала! Только бы промазала! – даже не думал, а беззвучно шептал он. – Что же я с такой малявкой делать-то буду? Ей в детский сад ходить надо, в среднюю группу, а не на свидания бегать! Нет, народ меня точно не поймет! Ну, давай бросай, не тяни уже!»
– Давай, Люся, начинай! – словно услышав его мысли, напутствовал девочку физрук.
Она осмотрелась по сторонам, три раза стукнула мячом об пол, потом поправила съехавшие на кончик носа очки, еще немножко постояла, глядя с нескрываемым страхом на кольцо с порванной сеткой, и наконец, вздохнув глубоко, словно решившись на какой-то важный шаг, двумя руками снизу подбросила мяч к кольцу. Однако до цели мяч не долетел. Вслед за этим последовал еще один бросок, потом еще и еще. И все мимо. Одноклассники Черепахиной, все – и мальчики и девочки, – от души, хотя и совсем беззлобно, веселились.
– Семь! – скандировали они, демонстративно загибая пальцы вытянутых вперед рук.
Но и на этот раз мяч не попал в корзину.
– Садись, Люся, хватит! – грустно сказал физрук.
– Так нечестно, Эдуард Дмитриевич, у меня еще три попытки есть! – как-то нараспев, с едва уловимой обидой в голосе ответила Черапахина, готовясь к восьмому броску.
А спустя несколько секунд спортивный зал взорвался от ликующего, оглушительного крика.
– Молодец, Черепашка! Так держать! – что было сил орали ребята, вскакивая со своих мест. – Покажи класс! Че-ре-паш-ка! Че-ре-паш-ка!
Люся смущенно улыбнулась, положила мяч на запрокинутую ладонь правой руки, подпрыгнула на одной ножке и… о чудо! Через мгновение мяч снова проскользнул через кольцо!
Публика, что называется, ревела и плакала.
А Люся Черепахина привычным жестом указательного пальца поправила очки на переносице, потом слегка присела и, распрямившись как пружинка, будто бы всем телом вытолкнула мяч к корзине. И тот третий раз подряд угодил точно в цель.
Эдуард Дмитриевич поставил Люсе четверку с минусом. Он относился к ней с симпатией и часто жалел. Он считал эту девочку воздушным созданием, совершенно неприспособленным к существованию в грубом современном мире, где выживает тот, кто окажется проворнее и успеет урвать лучший кусок. Таких, как Люся Черапахина, он называл про себя инопланетянами.
Почему-то именно это слово навязчиво крутилось в голове у Геши Ясеновского, когда они с Шуриком курили под лестницей. «Инопланетянка какая-то! Вот влип!» – думал он, уставившись пустым взглядом в пыльный бетонный пол.
Этот сон приснился Люсе под старый Новый год, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое января. Обычно на утро она, как ни силилась, никогда не могла вспомнить, что же ей снилось? Оставалось какое-то общее ощущение, похожее скорее на запах или на что-то неуловимое, а вот сами события куда-то ускользали. На этот же раз Люся настолько детально помнила все, что произошло с ней в этом странном сне, будто речь шла о кинофильме или же о только что прочитанном фантастическом рассказе. Впрочем, общее ощущение тоже осталось. Оно было похоже на предчувствие очень важного, радостного, но вместе с тем тревожного события… И сейчас Люся, вспоминая свой сон, с удивлением ощутила выступившие на глаза слезы.
Она шла по многолюдной шумной улице. Шла, как обычно, никуда не торопясь. Душа буквально разрывалась на части от переполнявшей ее радости и гордости. Люся как бы видела себя со стороны: видела улыбку на своем лице, удивительной свежести румянец, длинное голубое платье и точно такого же цвета шляпу с широкими полями, которая необыкновенно ей шла. И туфли. Лазурного цвета, лаковые, с маленькой золотой пряжкой. Во сне Люся как будто бы знала, что туфли эти новые, и именно на это обстоятельство списывала легкий дискомфорт, который ощущала при ходьбе. Туфли ей слегка жали. Но в остальном все было просто замечательно: Люся казалась себе удивительной красавицей. Встречные прохожие расступались, уступая ей дорогу, они буквально столбенели и провожали девушку долгими, восхищенными взглядами. Мимо, по проезжей части, с визгом проносились машины. Но сидевшие за рулем мужчины, а в некоторых случаях и женщины все же успевали заметить ее необыкновенную красоту и столь же необыкновенного спутника. Причина ее гордости крылась именно в нем, в том, кто шел с ней рядом. И хотя Люся не смотрела на него, она знала наверняка: он здесь.
Она чувствовала его присутствие и любовь, которую, казалось, излучало все его существо, и эта любовь была осязаема не только Люсей, но и всеми вокруг. Ее спутником был кот. Весь дымчатый, гладкошерстый, и только самые кончики лап, словно одетые в носочки, были белыми. Кот грациозно ступал, мягко опуская лапки на асфальт, и смотрел прямо перед собой, а не на Люсю. Хвост его был гордо задран, а самый его кончик слегка подрагивал.
Во сне Люсе вовсе не казалось странным, что она идет по многолюдной улице на пару с котом. Она знала, что это ее кот, но при этом совсем не ощущала себя его хозяйкой, а скорее наоборот. И вообще она относилась к нему даже не как к существу равному себе, а как к высшему. Из всех людей он выбрал именно ее. И от осознания этого счастья можно было умереть. Она шла и думала: «Неужели так будет всегда?» И в следующую секунду услышала: «Ну вот и все». Ее спутник не открыл рта, он даже не посмотрел в ее сторону. Он сказал это телепатически. А когда она, вздрогнув, остановилась и посмотрела вниз, то не увидела его. В ужасе Люся начала озираться по сторонам в поисках кота. Но люди, те самые, которые только что в безмолвном восхищении раступались перед ними, сейчас, будто не замечая ее, толкались, с досадой цыкали и с совершенно равнодушными лицами проходили мимо.
И тут она испытала отчаянный ужас, как однажды, когда была совсем маленькой и потерялась в огромном магазине. Тогда какая-то сердобольная тетенька повела ее куда-то, она рыдала, вокруг суетились взрослые, а потом за ней пришла мама. Но сейчас, во сне, Люся знала: никто не станет ее искать, потому что она никому не нужна. Она осталась одна, одна на всем белом свете. И тогда Люся подняла голову вверх и увидела, что на троллейбусных проводах сидит огромная ворона и беззвучно открывает клюв. И тут Люся поняла: это и есть ее кот, только теперь он уже не кот и не ее. Ворона же продолжала широко разевать клюв. И в этот момент до Люсиного слуха откуда-то из далекого далека донесся низкий, грубоватый смех. Было ясно, что птица хохочет над ней. На этом месте сон обрывался.
Люся села на кровати, глянула в окно и внезапно вспомнила, что именно смех, реальный мужской смех и разбудил ее. Они с мамой жили на третьем этаже, и в окнах у них стояли самые обыкновенные деревянные рамы, а не стеклопакеты, как у многих сейчас. Поэтому все громкие звуки легко проникали в их квартиру. Вполне возможно, что на улице засмеялся какой-нибудь прохожий и смех его вначале вплелся в Люсин сон, а потом окончательно ее разбудил.
Ознакомительная версия.
