– Очень жаль. – Уильям ждал, когда женщина уйдет. Было бы жестоко вытащить ключ и войти в дом, оставив эту путешественницу торчать на крыльце, и поэтому он не спешил. Вероятно, узнав, что он живет здесь, она попросит показать дом, ради которого «притащилась в такую даль». Уильям не желал выглядеть невежливым. Он просто хотел войти в дом и переодеться.
– И мне очень жаль, – вздохнув, туристка наконец отступила. – А вы тоже осматриваете достопримечательности Лондона?
Уильяма позабавило то, что его приняли за собрата. Он знал, что выглядит небрежно – обычно в городе он не носил джинсы.
– В некотором смысле – да. – (Женщина, казалось, ждала подробных объяснений.) – Иногда я работаю в Лондоне, – добавил Уильям и почти не солгал. С тех пор как на прошлой неделе он прибыл в город, ему пришлось вкалывать до седьмого пота. – Я увлекаюсь английской историей.
– Вот как? Значит, вы меня понимаете.
– Конечно, – отозвался он. – Но ведь на Торн-Хаусе свет клином не сошелся, – добавил он, надеясь успокоить разочарованную американку. – В Сомерсет-Хаусе теперь музей живописи, но сам особняк выглядит внушительно, как и коллекция импрессионистов, которая хранится в нем. А Мальборо-Хаус часто открывают по просьбам туристов – он совсем рядом, за углом.
Маленькая американка кивнула на свой путеводитель и улыбнулась.
– Да, я знаю.
– Неужели вы вызубрили наизусть весь этот талмуд?
– Почти весь, – поправила женщина и попятилась, словно вдруг осознав, что слишком уж разговорилась с незнакомцем, да еще в чужом городе. – И все-таки спасибо за информацию.
– Не стоит благодарности. – Уильям вежливо кивнул. – Надеюсь, это маленькое разочарование не испортит вам отпуск.
– Я тоже надеюсь, – она усмехнулась, – если только вы не скажете, что и Тауэр закрыт на реставрацию.
– Мне жаль, если я огорчил вас.
Американка печально улыбнулась и спустилась с крыльца. Уильям дождался, когда женщина свернет на Сент-Джеймс-стрит, и только после этого повернул ключ в замке. Мебель в огромном холле была задрапирована парусиной, в воздухе ощущался запах краски. Уильям поднялся в лифте на третий этаж и обнаружил, что Питти стоит у окна, приставив к глазам бинокль. Ее лицо разрумянилось, пышная грудь высоко вздымалась от волнения.
– Уильям, это невероятно! Кто она? Почему ты не пригласил ее войти?
– За кем это ты шпионишь? – Уильям начал расстегивать куртку, предвкушая горячий душ и сытный ленч.
– За тобой, мой милый. Кто эта женщина?
– Какая-то туристка.
– Туристка? Немедленно приведи ее сюда! А я думала, она твоя знакомая. Разве ты не видел, как я махала тебе из окна?
– Я не смотрел на окна. И потом, где я мог познакомиться с американкой? – Уильям подошел к окну и оглядел безлюдный тупик. – Ушла? Вот и хорошо. Она была разочарована, узнав, что в особняк не пускают посетителей. Я уж думал, никогда не уйдет отсюда.
Указав пальцем на дверь, Питти приказала:
– Немедленно приведи ее сюда!
– Питти, твое давление…
– Ты видел ее? Видел, что на ней было?
Уильям нахмурился, припоминая.
– Кажется, пальто. Черное пальто, какие носят все женщины в Лондоне. – Уильям встревожился. Следовало бы позвонить врачу Питти и попросить его в ближайшее время наведаться к старушке. Шутка ли – Питти уже минуло восемьдесят лет, хотя в этом она не призналась бы даже королеве.
Питти с многозначительным видом подняла палец.
– Брошь! Разве ты ее не заметил? – Она всплеснула руками. – Наконец-то алмаз Торн вернулся! Вот уж не думала, что доживу до этого дня! И все-таки он вернулся – как раз вовремя, ведь с годами я не становлюсь моложе.
Алмаз Торн, желтый драгоценный камень весом в шесть каратов из копей Каппура в Индии, был излюбленным предметом разговоров Питти. Обычно, заговаривая об алмазе, она поднимала тему брака Уильяма. Хотя алмаз бесследно пропал двести лет назад, Уильяму пришлось поверить в его существование – ведь в поместье хранился портрет герцогини Торнкрест, на груди которой сияла эта драгоценность. Но Уильяму и в голову не могло прийти, что на пальто незнакомки поблескивал тот же камень. Возможно, бабушке он просто померещился. Уильям направился к телефону.
– Сейчас я позвоню доктору Холстону и попрошу его заехать…
Питти негодующе перебила его:
– Ничего подобного ты не сделаешь. Ты найдешь эту женщину и приведешь ее сюда, а я расспрошу, откуда у нее этот камень! Ступай!
Уильям застыл в нерешительности с телефонной трубкой в руке.
– Посуди сама, откуда у туристки может оказаться бесценный алмаз? И потом, почему она приколола его к пальто, словно дешевую безделушку?
– Именно это я и хочу выяснить, дорогой. Ну, ступай же! Ты еще успеешь догнать ее.
Уильям считал, что за это время хорошенькая американка успела затеряться в толпе, но не стал расстраивать бабушку.
– Я приведу ее только в том случае, если ты пообещаешь прилечь. Напрасно ты так разволновалась.
Питти взяла его за плечи и подтолкнула к двери.
– Иди же, Уилли, прошу тебя. Поверь, я не ошиблась. Приведи эту женщину сюда, и я выкуплю у нее алмаз.
– Я сделаю все, что смогу, – пообещал Уильям, направляясь к лифту. – Если позвонит Джессика, передай, что я задержусь, ладно?
Питти вновь всплеснула руками.
– Разумеется, передам! Она прелестна, правда?
Уильям не ответил, поскольку давно уже привык к бабушкиным попыткам женить его. Он, конечно, попробует отыскать американку, чтобы угодить бабушке, но ситуация забавна до нелепости: герцог Торнкрест преследует туристку…
Ради бабушки, которой он позволял что угодно, даже называть его уменьшительным именем, Уильям был готов на все, вплоть до похищения американок. Он быстро вышел из дома, пересек Эссекс-Корт и свернул на Сент-Джеймс-стрит. Питти наверняка следила за ним в бинокль. Но, как и следовало ожидать, американки в черном пальто и след простыл. Возможно, она отправилась к Мальборо-Хаусу, предположил Уильям, вспоминая разговор. Мальборо-Хаус находился в нескольких шагах, но у двери никого не оказалось, а сам особняк был явно закрыт. Уильям огляделся – на всякий случай, если американка бродит неподалеку, щелкая затвором фотоаппарата.
Маленькая туристка как сквозь землю провалилась. Уильям поднял руку с выставленным пальцем, и блестящее черное такси подрулило к тротуару. К огорчению Уильяма, в разговоре американка упомянула еще одну достопримечательность. Само собой, он мог вернуться домой и сказать Питти, что женщина с брошью бесследно исчезла, – мог бы, если бы не пообещал разыскать ее.
– К Тауэру, будьте любезны.
– Будет сделано, шеф.
