Отец Логгин нервно почесал пазуху под мышцей. Перекрестился. Воззрился на Феодосью.
Как весенний ручей журчит нежно, подмывая набухшие кристаллы снега, сияя в каждой крупинке агамантовым отблеском, плеская в слюдяные оконца ночных тонких льдинок, отражая небесный свод и солнечные огни, так сияли на белоснежном лице Феодосии голубые глаза, огромные и светлые, как любовь отца Логгина к Богу.
«Аквамарин небесный», – смутился сей лепотой отец Логгин.
Весь сладкий дух церковный не мог укрыть сладковония, что исходило от Феодосии, от кос ее, причесанных с елеем, от платка из древлего дорогого алтабаса, от лисьей шубы, крытой расшитым тонким сукном. Отец Логгин знал отчего-то, что пазухи шубы пахли котенком. А уста – мятой. А ушеса и заушины – лимонной зелейной травой мелиссой. А перси – овощем яблочным, что держат всю ночь в женских межножных лядвиях для присушения мужей.
«Медвяный дух твой», – слабым голосом произнес отец Логгин. И собравшись с силами, вопросил нетвердо:
– Пила ли зелие травяное – мелиссу, зверобой, еще какую ину?..
Голос отца Логгина сорвался и дал петуха.
Феодосия сморгнула очесами и закусила уста, сдерживая звонкую крошечную смешинку.
«Как речная земчузинка смешинка твоя», – почти теряя сознание, беззвучно рекши отец Логгин.
– Нет, отче, не пила зелия, – отреклась Феодосья.
Демон уже подбирался к межножию отца Логгина. И вприсядку, с коленцами, плясали черти, предвкушая падение святого отца.
Но Спаситель вновь пришел на помощь юному своему ратнику.
– А что, батюшка, звонить сегодня во скольки? – басом спросил Спаситель.
– А? Что? – вздрогнул отец Логгин.
Сморгнул вежами, встряхнул главой.
Перед ним стоял, переминаясь в валенках, звонарь Тихон.
– После, после… Не видишь, исповедаю аз? – сказал машинально отец Логгин.
И вспомнил свое наваждение.
– Ах, нет! Звони во все колокола!
– Дык… эта… – недоумевал Тихон. – Почто во все?
– Во славу Божию! – потряс дланями отец Логгин. – Во победу над лукавым, что искусити мужей пытается даже в стенах святых!
Тихон перекрестился и запыхтел.
– Ступай, ступай, – встрепенувшись, распорядился отец Логгин. – Звонить будешь, как заведено, к вечерней.
И снова Бог призрел сына своего Логгина! То, что искушение похотствующее через Феодосию было наслано лукавым, а спас от блудного греха Господь, ясно было отцу Логгину оттого, что явился ратником по божьему велению звонарь Тихон. Не проскурница Авдотья – хоть и вдова, а тоже баба мужеискусная! Не чтец Козьма, тропарей толком не вызубривший, а звонарь! Прозвонил глас Божий над головой отца Логгина и разогнал бесов, на блуд совращающих.
«Срочно нужно произнести тропарь к случаю приличествующий!» От волнения нужное вылетело у отца Логгина из главы. «Перечислю святые небесные силы: угодников, праведников, – решил отец Логгин. – Сие всегда к месту». Вдохновенно пробормотав весь список и краткое покаяние, отец Логгин расправил плечи и ясным взором воззрился на Феодосию.
– Что ты, раба Божья, рекши? – изрек он твердым гласом.
– Аз вопросивши: мужеские скверны семенные от Бога или от дьявола? – сосредоточенно произнесла Феодосья. – Мне сие непонятно. Если – от дьявола, то почему дитя – от Бога? А если семя мужеское от Бога, то почему называют его скверной, а не плодородием?
Взор отца Логгина запылал. Он зело любил дискуссии! Но вящей того любил отец Логгин наставления.
– Сей казус задал тебе сам лукавый! – радостно констатировал отец Логгин, предвкушая эффектное его разъяснение. – Любой плод и любое семя – от Бога. Но завладеть им может и бес! И тогда плод сей и семя сие становится от дьявола.
Полюбовавшись с мгновение на завершенность и афористичность своей формулировки, отче взглянул на Феодосию.
– Понятно тебе?
– Понятно, – заверила Феодосья. – А как, батюшка, угадать, от Бога, положим, овощ яблочный у меня в руке али от лукавого?
– А это, смотря, кто тебе его вручил: коли Господь, то – от Бога. А коли черт, то – от лукавого. Уразумела?
– Уразумела, отче. А как узнать, кто из них вручил мне плод? Если, к примеру, Кузьма мне его дал на торжище?
Отец Логгин с тонким свистом втянул носом воздух.
– Если в грехе заполучила ты плод сей, то вручил его бес, а если в богоугодном деле получен плод, то ниспослал тебе его Господь наш, – возвышая глас, но не теряя самообладания, произнес отец Логгин.
– А если плод сей – репейник, который аз выпалываю с огорода?
– Если выпалываешь, се – от Бога мурава. А если засеваешь – от черта сей чертополох.
– А скверны семенные?
– Если в грехе они истицают, се – от лукавого, – нетерпеливо воскликнул отче. – А если не в грехе, се – от Бога. В рукоблудии, сиречь в малакии, семя истекает скверно, потому что истицает оно к чертям собачьим! Поняла?!
Отцу Логгину и не понятно было, как мог он еще недавно очароваться такой бестолковой женой!
– Поняла, отче, – проникновенно ответила Феодосия. – Мне еще никто никогда так ясно все не разъяснял!
Отец Логгин смягчился.
– Добро… Всегда вопрошай отца своего духовного, если в чем сомневаешься. Гм…
«Глаголет священник, перечисляя грехи по единому, вопрошает тихим гласом», – напомнил себе отец Логгин и вновь принялся исповедовать рабу Божью Феодосию.
– Ходила ли ты к волхвам, чародеям, кудесникам, баальникам, зелейникам либо знахарям?
– Грешна, отче, ходила единожды. Но не по своей воле, а просьбою золовки. Брала у зелейницы травяное снадобье, дабы лечить золовке телесный недуг.
– Се грех! Недуги, духовные либо телесные, врачевати обязано словом Божьим либо мирро святым.
– А разве, отче, не грех мирро к аке… афе… к оходу прикладывать? У золовки чирей в оходе леший надавал!
– Опять ты леших языческих поминаешь! Наказывает, суть недуги насылает, Бог!
– А я так думаю, что если чирей на носу или в подпупии выскочит, то – Божье наказание, а если в задней дыре – дьявола козни.
– Казус сей не прост, – сокрушенно вздохнул отец Логгин. – Думаю, то Бог чирей наслал в афедрон в назидание золовке, дабы продемонстрировать силу свою даже и во владениях дьявола. Мирро, пожалуй, в сем месте будет неуместно. Впрочем, с сиим надо свериться у Иоанна Постника.
– Отец Нифонт говорил, что на все вопросы есть ответ в святом писании. Может, и насчет чирья там прописано?
– Насчет чирьев сей час не припомню, – отцу Логгину не хотелось признаваться Феодосье, что книга книг упустила такой животрепещущий вопрос… – Как бы то ни было, за зельем ходить – грех великий.
– А что же делать? Золовку аж грызло!
– Молиться!
– А царский лекарь царя нашего батюшку Алексея Михайловича чем врачует? – встрепенулась вдруг Феодосия, и глаза ее заблестели любопытством. – Али не травами?
