Бросив беглый взгляд на часы, Мэкси убедилась, что, несмотря на ужасающую волокиту, сопровождающую каждый прилет и обычную для всех аэропортов мира, у нее все же остается достаточно времени, чтобы поспеть к месту встречи. Еще вчера утром она была в Бретани, на курорте Киберон, где по обыкновению принимала горячие морские ванны, предписанные ей врачами после на редкость сумбурного лета, как вдруг неожиданно раздался телефонный звонок. Звонил ее брат Тоби. По его словам, надо было бросать все и немедленно возвращаться в Нью-Йорк: завтра должно состояться экстренное заседание правления «Эмбервилл пабликейшнс».
Год с небольшим назад в результате несчастного случая погиб их отец, Зэкари, основатель «Эмбервилл пабликейшнс». Созданная им компания входила в число гигантов журнального бизнеса Америки, и о заседаниях правления, как правило, объявлялось заранее.
— Эта непонятная спешка меня пугает! — В голосе Тоби звучала тревога. — Быть беде, чутье меня не обманывает, Златокудрая. О заседании я узнал совершенно случайно. Почему нас не уведомили? А ты успеешь добраться к завтрашнему дню?
— О чем ты говоришь! Вот только смою под душем соль — и сразу в Лориент, оттуда первым самолетом в Париж. Рано утром, пока вы еще будете спать у себя в Нью-Йорке, я уже полечу на «конкорде». Никаких проблем! — успокоила брата Мэкси.
Собственно говоря, их и не было, если не считать этой загвоздки с О'Кейси, так что она вполне могла даже успеть немного раньше, чем начнется заседание.
Впервые с момента приземления «конкорда» Мэкси обратила внимание, что, хотя для позднего августа день казался прохладным, с каждой минутой становилось все жарче, так что ей пришлось снять куртку. Тут она сразу почувствовала, как под поясом джинсов что-то царапает ей кожу на талии. Озадаченная, она вытащила из-под ремня тоненькую платиновую цепочку, которую шесть часов назад сама же засунула туда в люксе парижской гостиницы «Ритц». На цепочке болталась огромная черная жемчужина, увенчанная двумя бриллиантами, — все это она купила у «Ван Клифа и Арпельса».
«Господи боже мой! — пронеслось у нее в голове, пока она застегивала ожерелье на шее: исполненное в стиле барокко, оно поражало своей бьющей в глаза пышной роскошью. — И как это я могла забыть?! Ну, ничего, те деньги, которые я сэкономила на штрафе, все равно что заработанные», — не без злорадства подумала она, как если бы ей удалось смухлевать за игрой в «монополию».
Эли резко притормозил у нового здания «Эмбервилл пабликейшнс» на углу Пятьдесят второй улицы и Мэдисон-авеню. Не дожидаясь, пока он обойдет кругом, чтобы распахнуть перед ней дверь, Мэкси, снова взглянув на часы, сама выпрыгнула из лимузина и пробежала через застекленный зимний сад высотой в четыре этажа. Она не обращала внимания на десятки экзотических деревьев, каждое из которых стоило столько же, сколько небольшая машина, на сотни растений в горшках — свешивающихся орхидей и папоротников. Словом, ботаника в этот момент занимала ее меньше всего. Вызвав специальный лифт, который останавливался только на административном этаже, она поспешила к цели своего путешествия — залу заседаний правления «Эмбервилл пабликейшнс», империи, строительство которой было начато ее отцом в 1947 году с выпуска небольшого специального журнала. С силой распахнув тяжелые двери, Мэкси застыла на пороге в своей обычной позе — руки в боки, ноги широко расставлены — и принялась разглядывать собравшихся. Поза эта выражала скептицизм: увы, слишком часто окружающий мир оказывался ей не по вкусу.
— Зачем, собственно, мы все тут? — с места в карьер обратилась она к группе, состоявшей из главных редакторов, издателей и коммерческих директоров, прежде чем кто-либо из них успел выразить свое удивление по поводу ее неожиданного появления или даже просто поздороваться. Никто из них, как выяснилось, ничего не мог ей ответить — многие точно так же срочно прервали свои отпуска, чтобы прибыть на заседание. Разница, однако, состояла в том, что их, в отличие от Мэкси, официально уведомили, а она узнала о предстоящей встрече случайно. В прошлом она не раз пропускала подобные заседания правления, но еще не было случая, чтобы ее не пригласили.
Отделившись от остальных, к ней подошел небольшого роста элегантный седовласый мужчина.
— Пэвка! — Мэкси в восторге обняла Пэвку Мейера, главного художника всех десяти журналов, издававшихся «Эмбервилл пабликейшнс». — Скажи хоть ты, что происходит? Где мать? Где Тоби?
— Мне известно не больше, чем тебе. Во всяком случае, мне не доставило особой радости мчаться сюда сломя голову из Санта-Фе, не говоря уже о том, что вчера вечером пришлось пропустить оперный спектакль. Матери твоей еще нет, но она скоро будет, — ответил Пэвка.
Он знал и горячо любил Мэкси со дня ее рождения, как никто понимая, что смысл всей ее запутанной жизни — извлекать Мэксимально возможное на нашей планете удовольствие. Он наблюдал за тем, как она росла: больше всего Мэкси напоминала ему золотодобытчика, лихорадочно переходящего с одного участка на другой и бесконечно промывающего песок в поисках благородного металла, — тут удалось обнаружить унцию или две, а там ничего, кроме пустой породы, и надо спешить дальше, чтобы не упустить своего шанса. Только для нее место чистого золота занимает чистое удовольствие, хотя на свою жилу Мэкси, насколько ему известно, так до сих пор и не напала. Впрочем, она все равно существует, и если кому-нибудь и суждено найти ее, то, Пэвка Мейер уверен, этим человеком будет Мэкси.
— Странно. Очень странно, — бормочет она.
— Согласен. Но скажи лучше, крошка, что ты делала нынешним летом?
— Да все как обычно — разбивала сердца, дурачилась, дурачила головы другим, играла без правил, наверстывала упущенное и старалась не отставать от золотой молодежи. Ну ты же знаешь, Пэвка, дорогой, в какие игры я играю летом: тут выиграла, там проиграла, тут я соблазнила, тут меня… в общем ничего серьезного.
Пэвка оценивающе окинул Мэкси опытным взглядом художественного редактора. Как бы хорошо он ни знал ее, всякий раз она все равно поражала его уже самим фактом своего физического присутствия, словно от нее исходил слабый электрический разряд. По сравнению с остальными Мэкси была как бы более реальной, занимая, кажется, на земле больше места. При этом она вовсе не отличалась особенно высоким ростом (не больше пяти футов шести дюймов); узкое в кости, ее красивое тело на самом деле заполняло не так уж много физического пространства. Между тем вокруг нее тотчас возникала особая вибрирующая аура, излучавшая гипнотическую энергию. Сложением она напоминала классическую куртизанку времен Belle Epoque:[5] узкая талия, большая прекрасно очерченная грудь, широкие бедра. При этом Мэкси не подавляла чувственностью, а подспудное тяготение к костюмам мужского покроя делало ее только еще более женственной. В бесподобно зеленых с оттенком королевской яшмы глазах, сверкавших чистотой и свежестью, не было ни малейшего следа тревоги.
