Это был страх.
Я отказывалась подчиняться ему.
— Убирайся к черту отсюда! — закричала я, словно собаке, которую смогут прогнать слова.
Он моргнул, и его взгляд начал бродить по моему телу. Это ощущалось странно и сексуально, будто тебя облизывают, но я не хотела поддаваться этому. Я отказывалась принимать тот факт, что чувствовала покалывания удовольствия.
— Убирайся. К черту. Отсюда! — повторила я, начиная думать, что он плохо слышит. Я задалась вопросом, что он делал на этом острове. Это место было заброшено. Мне сказали, что здесь буду только я. Маленькие звери, возможно. Миллионы птиц, возможно. Но еще один человек? Точно нет!
— Я не причиню тебе вреда, — хриплый голос, утомлённый и надломленный, прокрался сквозь эхо моего последнего требования. Крошечное покалывание возникло в моей памяти, как иголка, которая намеревалась проткнуть воздушный шар. Но моя память, словно латексная поверхность, не допустила проникновения в свои глубины и отбросила её. Подсказка дрейфовала на поверхности.
— Да мне все равно, — огрызнулась я. — Убирайся отсюда! — Моя грудь поднималась и опадала, пока я бесконтрольно дрожала. Я могла только представить, как выглядела — женщина на грани срыва. Мои волосы прилипли ко лбу. А в горле застрял крик. Руки прикрывали грудь. И я чувствовала, как сердце бьется у меня под кожей.
Он продолжал пялиться на меня, будто я какая-то загадка, которую ему нужно решить. Замерев в одной позе, я смотрела на него, несмотря на солнце, которое пробивалось сквозь листву позади него, создавая ореол вокруг его головы, отчего мужчина походил на учёного, которому поручили исследовать новую землю. Он смотрел на меня как на незавоёванную крепость, но он ошибался. Меня уже завоевали. Меня изнасиловали, разграбили и использовали. Я была занята, подобно покинутой ферме, которую захватила природа. Он не увидит во мне жизни. Я убью его, наполню ядом, питавшим моё тело из-за ненависти к мужчинам.
— Уходи… — я произнесла слова сквозь сжатые зубы, шипя, издавая звук чистого презрения, но затем он резко прервал меня. Без слов мужчина развернулся к деревьям и начал взбираться на скалу, поднимая себя все выше и выше. Не оборачиваясь, не смотря на меня, я только могла наблюдать за его спиной.
Если бы я могла чувствовать печаль, думаю, моё сердце дрогнуло бы от того, что он проигнорировал меня. Его широкая спина напрягалась, когда мужчина цеплялся за камни, поднимаясь и уходя от меня. Но печали больше не было. Пройдя через несколько стадий отчаяния, я нуждалась в покое. Прощение, последний оставшийся шаг. Понимание того, что кто-то еще жил на этом острове, встало на моем пути. А осознание того, что это был ОН, сделало всё только хуже.
Глава 3.
Остров чует ваш страх.
«Как она могла быть здесь?»
Из всего зла во Вселенной – ее присутствие здесь просто верх предательства. Ему было сказано — нет, его предупреждали — на этом острове нет ни одной живой души. Наказан, одинок, один год. Вот так это было. Он принял все условия, хотел найти внутреннюю гармонию. Его мозг боролся с образами ее лица под ним. В его ушах все еще стояло эхо ее тихих стонов. Его сердце болело от того, что он сделал.
«Её не должно быть здесь!»
Кто угодно, но не она.
Гнев был на взрывоопасной отметке к тому моменту, как он добрался до своего лагеря. Он сломал маленькую ветку и начал колотить небольшие деревья. Пнул свои сумки, раскидав все вещи по временному пристанищу. Швырнул песок в яму для костра, схватил кофейник, который был поставлен в утренние угли, и бросил его. Черная жидкость взлетела в воздух, оставляя ровную струю.
«Как пророчески», — мужчина засмеялся. Смех, глубокий и густой, как кофе на костре. Даже небо издевалось над ним, на него начали падать тёмные капли дождя. Чёрная жидкость рассекала воздух, прямо как тьма в его душе, или как те жгучие слезы, что он однажды пролил из-за всего того, что сделал с ней.
И всего того, что она сделала с ним.
Так ненавидел ее из-за того, что его сердце разбилось.
Он стянул кофту и направился к морю. Попытался стащить свой ботинок, потянул его, слегка подпрыгнув, и споткнулся. Тяжело упал на колени и затрясся. Он был тверд как камень, его длинная эрекция упиралась в ширинку шорт. Словно капризный ребенок он отшвырнул ботинок. Затем согнулся, истерично схватил второй, стянул его с ноги и отбросил влево. Снял носки и бросил их возле себя. Прижал ладонь к жесткой длине и поласкал стальной стержень, наслаждаясь реакцией своего тела, твердостью и пульсацией.
Не беспокоясь о своей наготе, сбросил шорты, встал и побежал по морскому пляжу. Он бежал, пока ноги не принесли его к морской пучине. Тепло воды никак не помогло унять его твердую эрекцию, он крепче сжал ее в кулаке, двигая рукой в хаотичном ритме, пока пульсирующая и горячая кровь бежала по венам.
«Она».
Мужчина закрыл глаза и окунулся в омут памяти. Она была под ним, хныкала. Сапфировые глаза, наполненные слезами и мольбой. Ее ротик приоткрылся от отвращения, когда пришла очередь Рика. Он хотел растянуть удовольствие с ней, но сгорал от нетерпения.
Ее руки были связаны, но мужчина не мог вспомнить, были ли они связаны за ее спиной или над головой. Изначально он хотел взять ее сзади, не хотел видеть ее лица. Не хотел помнить ее. Просто ждал своей очереди.
Но потом увидел ее. Действительно увидел ее лицо, напуганное, с кровоподтеками в тех местах, где Рик бил ее. Без задней мысли он прикоснулся к ее щеке, и она заплакала, умоляя об освобождении, но ей было некуда бежать. Он вспомнил, как ворковал с ней, как пытался успокоить ее рыдания.
«Я не причиню тебе вреда».
Слова курсировали в его голове, обволакивали, как вода, и устремлялись к его ритмично двигающемуся запястью. Он сжал кулак сильнее, стал двигать им быстрее, еще больше возбуждаясь, вспоминая глаза, смотрящие на него. Тот момент, когда она поверила, что он не причинит ей боль, или же понадеялась на это. Ту серебристую нить доверия, которую бы точно пропустил, если бы не был зациклен на ее глазах.
Он помнил, как его рот сливался с ее. Губы, дрожащие под его натиском. Пытался повернуть ее голову, крепко держа ее подбородок.
«Всего один».
Умолял ее, хотя именно он был в том положении, когда мог просто взять. Так всегда получал что хотел, но по какой-то причине ждал. Колебался. Надеялся. Хоть раз в своей жизни получить что-то прося, а не просто взяв, не украв. Он мог, имел право. Это слово пронеслось в его голове. Он мог получить то, что впервые в жизни хотел, но за это его упекли в тюрьму. Мужчина хотел, чтобы ему разрешили, а не просто взять без спросу.
Он посмотрел на верхушки гор острова, на затянутое, мутное небо. Тяжесть его вины давила на него, она была такой же тяжелой, как член в его руке. Мужчина глубоко вдохнул, буквально дрожа от нужды в освобождении. Тропический ветер ласкал его тело, заставляя воду бурлить вокруг него. Вдохнул тот тонкий аромат, воспроизведя его. Он навсегда запечатлел в памяти тот миг: она, выходящая из воды.
И с этой мыслью молочная субстанция вырвалась, смешиваясь с соленой водой и освобождая его, делая чистым, избавляя от навязчивых воспоминаний. Ему пришлось представить ее, убеждал он себя, наклонив голову вперед в облегчении и освобождении. Его ноги дрожали под водой, и он закопался пальцами глубже в песок, чтобы удержать равновесие.
Если эмоцией, которую он распознал, был страх, то это вызывало беспокойство. Он никогда не беспокоился о том, чтобы быть пойманным. Не было предпосылок, кроме последних событий. Так не признавал страха, не перед этим островом. Все, что пугало его — это ненависть его отца, хотя и это его не беспокоило. Он никогда не был достоин Террора Корбина, и больше не хотел этого. То чувство, что он ощущал, стоя в пучине океана, совсем другое. Это как одна капля крови для голодной акулы: он почувствовал что-то, что раньше ему было недоступно. Что-то опасное. Его кровь кипела, а член вновь вставал. Он посмотрел на горный кряж, кончик которого исчез за тучами. Зубчатая гряда погрязла в тумане, смешиваясь с ним. Будет шторм. Он почувствовал чей-то тяжелый взгляд на себе, и это заставило его дернуться.
