Я ведь и правда запала на него с первого взгляда. И “вы мне нравитесь” — это все-таки далеко не все, что я могу сказать Антону Викторовичу о своем к нему отношении.
Но это правда — он мне нравится.
Настолько, что я готова согласиться с ним даже на простой секс. Даже на ванильные отношения. Даже на троих, мать его, детей, если ему захочется…
Никогда не верила, что могу увлечься вот так, как кошка, от одного только взгляда в наглые глаза цвета мореного дуба — а тут получилось.
И не отпустило потом, ни на секунду не просветлело за эти два года.
Будь я романтична и верь во всякую чушь — я бы подумала, наверное: “А может, это любовь?” — вот только с этим точно не ко мне. Срок годности “любви” — пара лет. Потом остаются только руины, из которых тебе предстоит подняться. Можете сами не проверять, я говорю из очень богатого опыта. Пара лет — это еще максимум. А так… Месяц… Два. Полгода…
Нельзя сказать, что я не пыталась изжить влечение к Антону. Даже начала к нему приглядываться пристальнее, чтобы рассмотреть недостатки, причины, по которым не стоит даже обращать на него внимание. Не помогло. Недостатки нашлись, но они заводили только еще сильнее.
Он — такая сука, что наблюдать за его вывертами одно удовольствие. С ним мало кто дружит, его друзья — его партнеры, все остальные — только конкуренты, которых он еще не раздавил.
Три мелких фирмы поглощено только за полгода. Волнует ли этого поганца, сколько народу он вышвырнул на улицу, оставив безработными? Нет. Не волнует.
Хладнокровная жестокая гадина.
Которую мне так отчаянно хочется поставить на колени…
Жаль только, он никогда не узнает, что именно я захотела, только увидев его.
Я не скажу. Просто нет смысла.
Мальчик — конкретный альфа, бабы складываются к его ногам штабелями.
Нет, не похоже, что его вообще может возбудить мысль, что кому-то хочется его связать.
Сковать.
Растянуть на кровати струной.
Пройтись плетью по его роскошной заднице…
Оставить на ней шикарную алую полосу, услышать его глухой стон.
Он — наверняка мальчик гордый, будет долго молчать, долго терпеть, и его надо драть со вкусом, с толком, с расстановкой.
И первый вопль будет подобен лишению девственности.
Ох…
Представляю это, и в трусах уже мокро.
Да, да, если вы не поняли, то я представлюсь.
Ирина Александровна Хмельницкая. Доминатка, садистка, для большинства знакомых мне мужчин — Госпожа Ирия и никак иначе.
Да-а, я бы выдрала этого поганца.
За все его снисходительные взгляды в мою сторону.
За то, что его член побывал в столь многих вагинах сучек из нашей конторы, но еще не бывал в моей.
За потрясную задницу, которая так и просит ремня.
За то, что нельзя быть на свете красивым таким.
За все!
Но это все мечты.
Сегодня никаких порок. Сегодня — секс.
Как угодно. Если ему приспичит — дам ему и в миссионерской позе, хотя терпеть её не могу.
Черт возьми, как давно я не позволяла прикасаться к себе просто так.
Тем более — поганцу вроде Антона Верещагина.
Но я его хочу. Настолько, что готова прикинуться обычной.
В конце концов, сколько можно гоняться за его вниманием? Сколько можно дрючить бухгалтерию и персонал, лишь бы Антон Викторович заметил, насколько я высококлассный специалист и пригласил, ну, скажем, на ужин…
Я ведь понимала, что на стабильные отношения к нему через мини-юбки и декольте до лобка лучше не заходить.
И я готова была согласиться на простой секс, на простые отношения, “не тащить Тему в дом” и все такое.
Сама не знаю, зачем мне эта ваниль, но вот надо и все.
В конце концов — я же хотела завязать. Часики-то тикают, мать их раздери, и да, я хочу еще успеть и женщиной побыть, а не только Госпожой.
Ходили слухи, что наш кобелек однажды по пьяни откровенничал со своим замом, что он де натаскался по бабам и подумывает о том, чтобы жениться. И, мол, ему не нужны шалавы, нужна та, что готова стать матерью. Нет, не просто дырку подставить, а именно нацеленную на материнство.
Честно говоря, я не особо верила, ни в эти слухи, ни в то, что он может вдруг заинтересоваться мной — он обычно предпочитает ванильных девочек, но…
Когда он подошел ко мне — в груди что-то ёкнуло. Свело от макушки и до пальцев на ногах.
Если он подошел ко мне — это ведь что-то да значит? Ведь подошел-то он ко мне, а не к той же Марго с её проститутским платьем.
Тем более я нарочно одеваюсь так, что про меня точно не скажешь, что я сама сиськами торговала. Ничего обтягивающего, ничего короткого, я не готова так доверяться первому встречному, чтобы рассказывать, что у меня вообще-то все хорошо с фигурой и задница красивая.
Хотя эта задница, конечно, мне стоит не одного часа шейпинга на неделе.
И все-таки Антон настолько хорош, что я делала то, чего мне не хотелось.
Танцевала, например.
Это ведь далеко не моя сильная сторона, ненавижу танцы, потому что приходится давать мужчине вести.
Нет, я могла бы прихватить этого щенка за его ягодицу, перехватить его руку так, как удобно мне, и повести самостоятельно — но не уверена, что он бы это понял.
Нет уж, Ирочка, хочешь этого мальчика? Мокнешь трусами от него, а не от админа Васи? Изволь терпеть и уступать вожжи боссу.
Но как он сказал…
Госпожа главный бухгалтер.
Госпожа… И из его уст.
В какую-то секунду — из меня даже прорвалось, я с трудом удержалась от того, чтобы не скользнуть ладонью по его бедру и не прихватить его за причиндалы, а потом шепнуть в приоткрывшийся от изумления рот:
— Повтори.
Удержалась.
Чудом вспомнила, что я вообще-то извращенка, и обычные мужики вот на это не заводятся. И даже наоборот. Они вообще не любят, когда бабы пытаются над ними доминировать.
Складываю брюки и блузку на диванчик. Кроме белья и туфель на мне — только кулон, на длинной цепочке, но вот его я как раз не сниму ни за что на свете. Даже ради Антона. Это вроде как зарубка на дереве — и пока я жива, я с этой вещью не расстанусь.
Пробегаюсь пальцами по резинкам чулок. Черные, кружевные. И белье — из белого и черного кружева. Расцветочка “пошлая горничная”, только фартучка не хватает и метелки для пыли.
Чувствую себя школьницей, хорошо выучившей урок. Наверняка же Антон от меня этого не ожидает. Сюрприз, да. Люблю награждать тех, кто меня радует.
Он — порадовал.
В дверь вип-зала стучат.
Надо же, какой воспитанный мальчик. Пятерка за хорошее поведение. Сегодня ты, так и быть, можешь встать с колен.
Ох-х, Ира, прекрати, ты не будешь так думать. Не дай бог — вырвется, и плакало твое облегчение от этой помешанности, кровавыми слезками и навзрыд.
— Заходи, я готова, — восклицаю я, устраиваясь на столе и закидывая ногу на ногу. С учетом туфель на моих ногах — должна выглядеть сексапильно.
Подарочек готов и распакован, Антон Викторович, можете приступать к использованию.
Черт, как же я хочу, чтобы с ним все вышло… Аж пальцы крестиком переплести хочется.
— Ну, заходи же, — кричу громче, только удивляясь его задержке, — я уже замерзла.
Дверь наконец-то открывается.
И в вип-зал вваливается человек девять пьяных парней из нашей конторы.
Андрей — из охраны. Виталик — курьер. Игнат — зам генерального. И еще какие-то лица, которые я плохо разбираю, потому что меня ослепляет вспышка камеры на чьем-то телефоне.
— Вы посмотрите, а у нашей Мадамы сиськи есть, — бесстыже ржет какой-то мудак.
Мадама — это я. Моя кличка в нашей долбанутой конторе. Наверное, если бы меньше дрочила этих ленивых ублюдков — была бы кличка повежливее. Вот только меньше всего меня волнует чья-то там обиженная душонка.
— Ирина Александровна, улыбнитесь, будете звездой ютуба, — нагло орет мудак №2.
— Ну, же, Петр, зачем так орать, — подает голос замгенерального, наш драгоценный Игнат Николаевич, а затем, добавив в голос эротичности добавляет: — Ирочка, вы тут не замерзли? Антон Викторович сказал, что вы тут скучаете в одиночестве. Просил его для вас скрасить. Не позволите?
