Гарантировал мою девственность. Капец, как мерзко это даже внутри собственной головы проговаривать. Что, папочка, других достоинств у меня не водится, да? Как оказалось — не водится и этого. Ну, по крайней мере, по Сережиным критериям не водится.
— Детка, ты что, из ночных бабочек? — задумчиво интересуется мужчина, разглядывая меня, замершую перед ним в ступоре. — У вас там настолько жесткая конкуренция, что теперь вы порхаете по балконам, лишь бы добиться внимания клиента?
Когда я успела разреветься — я не знаю. И не то чтобы я хотела, я пыталась удержать себя в руках. Но… Почему меня все сегодня равняют с шлюхами, а? И одного только малюсенького напоминания достаточно, чтобы истерика все-таки сжала пальцы на моем горле.
И больно, горько, паршиво, настолько, что все, что я могу, — это забиться в угол за занавеской, скукожиться и реветь. Может, если он увидит, насколько я жалкая — отстанет? А если… Если охрану позовет? Господи, только не это. Узнает охрана — узнает и Баринов. И тогда… Только от одной мысли об этом меня начинает трясти еще сильнее. Если Баринов узнает, что я сбежала — мне не поздоровится даже сильнее, чем он мне обещал.
И я… Что я могу сказать? Я — в белых драных чулках, кружевной комбинации — и даже без трусов под ней. Пальцы тянут край комбинашки пониже. Была бы моя воля — я бы дотянула его до лодыжек. Жаль, у гребаного шелка совершенно нет такой эластичности.
Надо собраться. Надо встать и собраться. А не то…
Незнакомец, в номер которого я вломилась, охрану вызывать не спешит. Отдергивает занавеску, за которой я прячусь, прихватывает меня за плечо, тащит куда-то. В ванную.
— Умывайся. — От его голоса у меня мороз по коже. — У меня аллергия на женские сопли, так что шевелись.
Бесцеремонное хамло. Вот правда. Хотя… Хотя хватит с меня церемонных психов, которые обхаживают по полгода, а потом оказывается, что они так к товару присматривались. Я подчиняюсь, украдкой скользя взглядом по сторонам. Если хочешь узнать ценник за свой номер — загляни в ванную. Белый мрамор отделки, золоченые краны… Даже при том, что отель у мамочки Баринова был люксовый, все равно этот номер выбивался за пределы обычного ценника. Президентский? Соня, сходи к цыганам, может, тебя сглазили? Вот этот тебя точно вышвырнет голодным акулам охраны Баринова, будто стряхивая с белоснежного рукава досадную пылинку.
— Успокоилась? — ровно интересуется за моим плечом мужчина, и я даже вздрагиваю от его голоса. Вот вроде не резкий, не враждебный, но… Но почему-то все равно заставляет вытянуться в струнку. Или это рабочая привычка — всегда видеть в таких людях только клиентов? Гостей ресторана, к которым надо подойти, раз уж они пожелали тебя видеть и выслушать их пожелания насчет обслуживания.
— Да, спасибо, — выдавила я, понимая, что от меня ждут ответа.
— Я все еще жду объяснений, крошка. — Класс прочности его голоса — “дамасская сталь”. — Кто ты такая и что ты делаешь в моем номере?
— Почему вы не звоните в охрану? — тихо уточнила я, разворачиваясь к нему лицом. Решимости хватило только на это, потому что — стоило только наткнуться взглядом на едко поджатые губы. Вот тут вся моя смелость разлетелась в стороны мелкими брызгами, будто морская волна, налетевшая на каменный риф. Что за мужик… И я перед ним в таком виде…
Он не ответил мне ничего. Лишь еще ядовитей прищурился, будто подчеркивая, что я в его глазах лишь забавная зверушка, а забавной зверушке вопросы задавать не полагается. Ну и да… Охрана? Для того, чтобы справиться со мной? Тощей, растрепанной и почти голой? Да он меня может взять за шкирку и вытолкнуть в коридор самостоятельно. Без охраны.
Выбора у меня не имеется. Я рассказываю. Все, что могла, в основном про угрозу мужа, обогнув тему отсутствия девственности как таковую, потому что вот это кому попало знать не полагалось. Объяснила и почему сбежала, потому что… Ну нет у меня сомнений в словах Сергея Баринова. Он никогда не бросается словами на ветер. Сказал “пустит по кругу” — и именно это он и сделает, как только до меня доберется вместе со своими дружками. А я… Мне надо объяснять, почему я безумно боюсь такого будущего?
— У вас… У вас просто был балкон открыт, — тихо добавляю я в конце рассказа, оправдывая свое присутствие в его номере.
— Ну я ж не думал, что тут летучие зайцы по балконам скачут, — задумчиво произносит мужчина, разглядывая меня. — Хотя нет, даже если бы подумал — не закрыл бы. Когда еще мимо пробежит такая история, да еще и с такими красивыми ногами…
Под его цепким взглядом мне хочется съежиться. И как-то резко вспоминается, что я стою перед ним почти голышом. Ну серьезно, что там скрывает эта тонкая комбинашка. Вон даже соски сквозь ткань торчат… Блин.
— И что ты будешь делать дальше, зайка? — с интересом уточняет незнакомец. Зайку мне, видимо, следует сглотнуть. Плевать. Он меня не зажимает, не бьет и не трахает. Хотя, это только пока, может быть…
— Соня, — тихо произношу я, чуть опуская глаза. В конце концов, ну не может же он вечно называть меня как проститутку? Да?
Мужчина щурит свои пронзительные глаза, явно взвешивая мысль, стоит ли именовать меня так, как я прошу, или пропустить мои слова мимо ушей.
— Хорошо, что ты будешь делать дальше, Соня? — мягко интересуется он. Нет, серьезно, какой-то до крайности обкуренный персонаж. И что ему от меня вообще надо? И что я, действительно, буду делать дальше?
— Мне нужно как-то выйти из гостиницы, — медленно отвечаю я. — Там я смогу уехать.
Звучит просто. А просто ли выйти из гостиницы, напичканной камерами и с охраной, пасущейся у каждого входа? А если ты, прости господи, выскочила из номера в одной только тоненькой эротической ночнушке? Нет, всегда попадаются фрики, сам же Баринов, еще в бытность свою Сережей, рассказывал про мужика, который пару раз бронировал у них весь отель сразу, ходил между номером и рестораном исключительно голышом. Но, во-первых, я не олигарх такого порядка, мне подобную экзальтированность не спустят. А во-вторых, я одиннадцать часов назад стала женой управляющего этой гостиницы. Меня не то что не выпустят, меня на руках к мужу отнесут, решив, что я свихнулась или перепила.
— А еще тебе как минимум нужно прыгнуть в такси и чем-то там расплатиться. — Мой собеседник предпочитает не молчать, а до основания разрушить мои и так осыпающиеся иллюзии о “простоте” моих перспектив. — И что-то я сомневаюсь, что под резинкой твоего чулочка спрятана кредитная карточка.
— Если я доберусь до дома — за меня заплатит отец, — возражаю я. Жаль, конечно, что перед “первой брачной ночью” пришлось отпустить водителя. Ну кто мог предположить, что он мне может понадобиться? И даже вызвать его я не могу — Баринов перед уходом забрал мой телефон.
— Ну, это если допустить, что так и будет, — скептически кривит губы мужчина. И ужасно раздражает меня этим легким наездом на моего отца.
— Не трогайте моего отца, — недовольно шиплю я. — Вы ничего о нем не знаете.
Я никогда не думала, что взглядом можно отвесить пощечину. Вот у этого взгляда незнакомца был именно такой эффект. Я аж отпрянула, до того резкий и яростный был тот взгляд.
— Ох, прости, крошка. — Голосом он явно хочет проморозить меня до хруста. — Да, разумеется, я не знаю твоего папочку. А ты знаешь нравы московских таксистов? Уверена, что доберешься в таком виде до папочкиного кошелька? Тут я тебя чуть ненароком не трахнул, прежде чем разобраться, а таксисты народ попроще, у них предохранителей чаще всего нет. А у тебя, знаешь ли, прекрасные ноги, малыш, да и все остальное — довольно аппетитно. Ну так что, доберешься ли ты живой и неоттраханной до папочки, как думаешь?
Он оскорбляет меня своим тоном, выражением глаз, позой — всем своим высокомерным существом, глядя на меня как на соплячку, дешевку, которой он давал шанс, а она его так бездарно профукала. Эй, да что я сделала-то, товарищ? И почему мне так паршиво от этого его отношения.
