После того как я сказал отцу, что скорее умру, чем отдам Ахиллу то, что принадлежит мне по праву, он расхохотался, словно сумасшедший, а потом ушел в комнату, которую делил со своей женой Бэмби. Не моей матерью. Бэмби была матерью Ахилла.
Мой отец всегда считал, что Ахилл лучше подходит для безжалостной части бизнеса. Но он вышел только лицом. Я же доказал свою ценность, несмотря на отражение, которое смотрело на меня в зеркале. Я был сыном своего отца, кровью от крови и плотью от плоти. Я убивал так же жестоко, как и он.
Анджелина никогда раньше не поднимала эту тему. Я никогда не делился этим с ней. Откуда, черт возьми, она знает?
— Ахилл снабжает тебя информацией? — Я сделал шаг вперед, но она не сдвинулась с места. — Зачем, la mia promessa1?
Анджелина рассмеялась, и дыхание вырвалось из ее рта холодной дымкой тумана.
— Только ты так меня называешь. Твоей обещанной.
— Хочешь, я буду называть тебя как-нибудь по-другому? Через месяц я все равно назову тебя своей женой.
— Это не имеет значения. — Она стиснула зубы и сжала челюсти. — Все, что имеет значение, это то, что я твоя. Я принадлежу тебе. Ты владеешь мной.
— К чему ты клонишь?
Она засмеялась еще громче, а потом вздохнула.
— Я беременна, Витторио.
— Хорошо, — сказал я. — Это прекрасная новость. — Похоже, предупреждения о том, что защита не стопроцентная, были точными. Я всегда предохранялся, когда был с ней. Но были моменты, когда мы с ней забывались, и все выходило из-под контроля.
— Если мой отец узнает, что у меня…
— Он не тронет тебя. — Если ее отец узнает, что я занимался сексом с его дочерью до брака, это может вызвать некоторые проблемы. У Анджело был скверный характер. Он опустится до того, что стянет с нее штаны и отхлещет ремнем по заднице, если узнает, что Анджелина его опозорила. Ей было всего восемнадцать, но, как говорится в старой поговорке, возраст — это всего лишь число. Она была взрослой не по годам. По крайней мере, должна была быть.
У нее зазвонил телефон, и она отвернулась от меня, роясь в сумочке. Через мгновение телефон был уже у ее уха, и она тихо кому-то отчитывалась. С кем бы Анджелина ни разговаривала, они говорили о том, куда мы направляемся.
Двоюродный брат моего деда по материнской линии, Тито Сала, был в городе, и мы должны были встретиться в ресторане, куда мы с Анджелиной собирались пойти. Пока она была занята изменением наших планов, я отправил Тито короткое сообщение, сообщив ему, где он может со мной встретиться. Ранее он упомянул, что ему нужно кое-что обсудить со мной, и это очень важно. Тито был женат на Лоле, которая принадлежала семейству Фаусти по крови.
Мой телефон уже лежал в кармане, когда она обернулась.
— Планы изменились, — сказала она, сообщая мне то, что я уже и так знал. — Мама сегодня ужинала у Розы, и там было так много народу, что у Рэя кончилась телятина. Я хочу Котолетта пармиджана2. — Она коснулась своего живота. — Вместо этого мы пойдем в «Дольче».
Я кивнул, но больше ничего не сказал. Я отказывался двигаться. Анджелина знала почему, поэтому продолжила объяснять.
— То, что я тебе рассказала, я подслушала в приватной беседе, Витторио. Твой отец и Ахилл обедали, и, проходя мимо столовой, я случайно услышала их разговор. Ты никогда не говорил мне этого раньше. — Она пожала плечами. — Мне стало любопытно.
— Это не твое дело, — отрезал я.
— Верно. — Анджелина снова отвернулась от меня. — Давай просто поужинаем. Я голодна и замерзла.
— Анжелина, — сказал я.
Прежде чем она повернулась ко мне лицом, изо рта у нее вырвалось облачко пара. Ей просто не терпелось попасть в ресторан.
— Ты же знаешь правила. Ты будешь моей женой, но то, что происходит в моей семье — это мое дело. Пока я не скажу тебе, что происходит, ты будешь заниматься своими делами, это ясно? — Была причина, по которой я общался с ней, когда она была ребенком, даже защищал ее. Я готовил ее к тому, чтобы она стала моей женой. И Анджелина должна следовать правилам, иначе эта жизнь убьет нас обоих.
— Прекрасно, — сказала она, и в ее голосе просквозило нечто большее, чем горечь досады. — Мои дела и твои дела. — Эти слова она произнесла себе под нос. Я не стал перечить, потому что она говорила правду.
Мы молча шли рядом, пока я не сказал, прочищая горло:
— Мы расскажем семье о беременности, когда вернемся из свадебного путешествия.
— Прекрасно, — сказала Анджелина. — По крайней мере, к тому времени я буду уже далеко от его дома.
Она любила отца, но еще больше боялась его. Для нее брак по расчету означал свободу. Для меня брак по расчету означал, что засосёт еще глубже, настолько глубоко, что мне никогда не выбраться из этого болота, разве что в мешке для трупов.
К тому времени, как мы добрались до ресторана, дыхание у нее участилось, а шаг только ускорился. И снова она была слишком нервной. Я хотел положить руку ей на поясницу и проводить в ресторан, но она покачала головой.
— Пойдем через заднюю дверь, — сказала она. — Габриэлла и Бобби ужинают. Мама мне сказала. Мне не хочется сегодня попасть на язык сплетникам. У Патрицио зарезервирован отдельный столик.
Бобби работал на моего отца, а Габриэлла была одной из многочисленных кузин Анджелины. Каждый раз, когда мы виделись с ней — будь то на семейных ужинах, или, проходя мимо нее в холле, — она говорила только о свадьбе. Бла-бла. Бла-бла. Бла-бла. Эта женщина могла говорить днями напролет, не нуждаясь в том, чтобы перевести дух или выпить стакан воды.
Когда мы свернули за угол и вошли в темный и сырой переулок, идущий параллельно ресторану, нас встретили бодрые звуки Луи Примы, а также запах кипящей пасты, жареного чеснока, тушеных помидоров и уже подмерзшего мусора из мусорного контейнера.
Вместо того чтобы, как обычно, позволить мне открыть ей дверь, Анджелина остановилась перед ней, уставившись на металлическую ручку. Секунду спустя ее глаза метнулись вверх, чтобы встретиться со мной взглядом, прежде чем она вернулась к созерцанию холодной медной ручки.
— Ты тянешь время, — сказал я, выводя ее из оцепенения.
Луис Прима пропел «Анджелину» из-за двери, и взгляд ее глаз снова метнулся вверх, а тело напряглось. Когда до нее дошло, что никто не звал ее по имени, она заметно расслабилась, но я знал, что это не так. Она все равно нервничала.
— Ты ведешь себя глупо, Витторио.
— Разве, Принцесса?
Она резко повернулась ко мне, и я перехватил ее запястье, прежде чем она ударила меня по лицу.
— Пошел… ты, — выплюнула Анджелина мне в лицо.
— Задел за живое? — Отец называл ее принцессой, и она терпеть этого не могла. Она ненавидела это так сильно, что во время нашей приватной встречи для обсуждения условий нашего брака, я потребовал: «Это то, чего я жду от тебя».
«А это то, чего я жду от тебя», — возразила она, прося меня никогда не называть ее так. Но сегодня что-то было не так, и что бы она ни утаивала от меня, ей нужно было рассказать, чтобы избавиться от этого гребаного чувства. Молчание было не в ее стиле.
Анджелина выдернула свое запястье из моей хватки.
— Ты же знаешь, что это так! Ты прекрасно знаешь, что делаешь. Всегда! Ты такой бесчувственный. Так что… — она сделала паузу, словно пытаясь собраться с мыслями. — Это не важно. Тебя не изменить! Бесполезно даже тратить свое время и сотрясать воздух.
Я поднял руку, и рукав пиджака вернулся на место, обнажая запястье. Мои дорогие часы освещали темноту и волка на моей руке.
— Время, — я кивнул на часы бренда Panerai3. — Говори сейчас или замолчи навсегда.
Анджелина прищурилась, когда я произнес последние слова.
— Да что ты понимаешь…
Не успела она договорить, как из «Дольче» вышли два здоровенных амбала, которых я не узнал. Патрицио управлял рестораном, который служил отличной ширмой для семейки Скарпоне. Один из громил курил сигарету. У второго руки были засунуты в карманы кожаной куртки, а воротник поднят до ушей. Каждый из них занял место рядом с Анджелиной.
