- Это не я! Я тут ни при чем!
- А кто при чем? – продолжал сердиться Малич, обреченно понимая, что при теперешнем раскладе встрял еще на несколько часов. При том заторе, который устроили автолюбители, гайцы к ним и пешком с трудом проберутся.
- Да говорю вам, не я! Меня подбили! – она резко обернулась назад и уставилась на старенький, но еще минуту назад вполне приличный черный мерс, упершийся прямо в зад ее крошки. – Черт! – выдохнула она. – Да твою ж мать, а!
И на их с Андреем Никитичем глазах из мерседеса вылез весьма солидного возраста, веса и общего вида мужик.
- Охренеть! – громыхнул вслед за фиалковой барышней Малич и крикнул уже новому персонажу спектакля: - А ты куда смотрел?
- Да она тормозить не умеет! – проорал мужик. – Ты какого лешего дергалась, дура?
- Чего? – противно взвизгнула девица. – Это я тормозить не умею?! Это ты глаза бы разул! Я вообще уже стояла, когда ты в меня въехал!
- Баба за рулем страшнее обезьяны с гранатой! – продолжал сыпать житейскими мудростями виновник ДТП.
- А я бы на твоем месте вела себя поскромнее!
Андрей Никитич, между тем, махнул рукой на то, кто виноват, и отчаянно думал, что делать. Оценив обстановку, он выдернул из кармана телефон, на дисплее которого маячили два пропущенных от Моджеевского. Метнулся к машине, ругаясь на чем свет стоит, заглушил двигатель и щелкнул центральным замком, одновременно с этим вызывая службу такси.
- На проспекте пробка! – орал он оператору. – Я на Дачную нырну, к гастроному. Да! Что? В роддом! Без детей и животных!!!
С этими словами Андрей Никитич сунул ключ от своего японца водительнице разбившегося о его задний бампер клопа и в следующее мгновение уже мчался резвым оленем в означенном им направлении, словно намеревался стать обладателем олимпийского золота в беге с препятствиями.
Этот бег, раскрыв рот, и наблюдали дама в фиалковой шляпке и солидный мужик, спровоцировавший аварию.
Такого поворота событий не ожидал ни один из них. Особенно ввиду ключа, который она машинально зажала в ладони – где это видано, чтоб такое добро раздавали прямо посреди улицы? Вот только теперь барышня лишились возможной поддержки в дальнейшем урегулировании вопроса, а водитель мерса это прекрасно понимал. Женщины по природе своей... мягче. Однако когда Малич скрылся за поворотом, она перевела дыхание, мужик рассеянно отвел взгляд, а потом они резко повернулись друг к другу и оба вдохновенно заорали:
- Тебя тормозить научить, дуру?!
- Глаза протри, идиот!
Вокруг них жизнерадостно сигналили машины, будто приветствуя и салютуя их свершениям, из соседних авто выскочили нервные мужики, которые теперь уже точно никуда не опаздывали – везде успели, а сама виновно-пострадавшая вызывала ментов.
Разумеется, ничего этого Андрей Никитич знать не мог. Он вообще почти забыл о том, что случилось, когда влетал в здание роддома, где был перехвачен зятем. Моджеевский мрачно сунул ему стаканчик с обещанным кофе и провозгласил:
- Мне ничего не говорят до сих пор!
- Черт! – выдохнул Малич. Забрал у Романа кофе, сделал несколько глотков и упал в оказавшееся рядом свободное кресло. – Черт! Это хорошо или плохо?
- Откуда ж мне знать? Я в государственной клинике первый раз рожаю!
- Ну так а кто тебе доктор! – с упреком брякнул папа.
- Да понял, понял, - мрачно согласился Роман, очевидно, сдаваясь, и отхлебнул из своего стаканчика. Поморщился и взорвался: - Врачиху она, значит, выбрала! Больницу тоже! Партнерские роды не хочет! И эти молчат, как в рот воды набрали! Главврач предложил у него в кабинете ждать, раз домой не еду. Нормально вообще?
- Сиди и не умничай! – рыкнул Андрей Никитич. Врачебные порядки ему тоже, собственно, не нравились. Но раз Женька решила… - Дома будешь… умничать.
- До дома еще далеко... да и не смогу я дома! Надо было им новый аппарат для УЗИ подарить... или что там...
- И чем бы он тебе сейчас помог?
- Я не знаю, Андрей Никитич, - наконец сдался Моджеевский и откинул голову на спинку кресла. Потом нарочно долбанулся о нее затылком посильнее и сообщил: - В моем возрасте становиться опять родителем – это... несколько нервно. У вас младшая и то раньше появилась... Но вы же должны понимать!
- Не понимал – тут бы не сидел, - отозвался Малич и, решив еще немного по-стариковски поворчать, буркнул: - А ты, Роман Романович, лучше о Женьке подумай. А то все о себе, да о себе… Нервно! А ей не нервно! Родитель!
- А я ей говорил, давай вместе, обоим спокойнее будет! – огрызнулся Роман. – Сама, сама! Самостоятельная! Ваше воспитание!
- Да уж от тебя спокойствия… - махнул рукой Андрей Никитич и тоже откинул голову на кресло. – Сиди и жди!
И они оба – сидели и ждали. Что им еще оставалось-то? Несколько раз к мужчинам подходили медработники и говорили о том, что совсем нет надобности торчать в коридоре. На Ромины настойчивые вопросы отвечали, что все в порядке и беспокоиться вообще не о чем. Да и в целом... сражали обоих ожидающих наповал своей безмятежностью, будто бы тут санаторий, а не родильное отделение. Потом пред их ясны очи в очередной раз заявился главврач и предложил отобедать, но в горло ничего не лезло. Спустя несколько часов прикатилась и секретарша Моджеевского, Алёна, которая его и в роддоме найти могла, – привезла документы на подпись, а после была снаряжена в ближайшую кофейню за нормальным кофе, но приволокла еще и по доброте душевной несколько сэндвичей. Своего шефа она сканировала мастерски: голодный.
А потом, спустя еще минут сорок, показалась врачиха Лилия Валентиновна – та самая, выбранная Женей задолго до родов. Оценив мизансцену, она коротко усмехнулась и весело сообщила:
- Молодцом. Девочка, три сто. Палата двадцать шестая. Но заходить по одному пока.
Моджеевский быстро глянул на тестя и шумно выдохнул.
- Ну и чего сидишь? – рассмеялся новоиспеченный дед и радостно тяпнул кофе – за неимением чего покрепче, глядя, как замелькали контрастные подошвы брендовых Моджеевских туфель в указанном врачихой направлении.
Голова несколько фонила
Голова несколько фонила, но не так, чтобы требовалось торчать в постели минимум до обеда. Поэтому Андрей Никитич решительно открыл глаза, огляделся и крякнул. Едва ли не впервые он проснулся не в своей кровати, ну если не считать ночевок в гостиницах. А теперь... словно бы его упорядоченная жизнь вошла в некое пике и стала забрасывать его новыми приключениями.
Поэтому под собственное бормотание всем известной и соответствующей случаю арии Ленского Малич принял душ, привел себя в порядок, насколько это возможно в чужом доме и с некоторой поправкой на возлияния, продлившиеся почти до рассвета, и отправился на поиски какой-нибудь живой души в простом жилище простого олигарха и по совместительству его зятя.
Первым ему на глаза явил себя угрожающих размеров английский мастифф со свирепой, но дурковато-доброй мордой по кличке Ринго, с которым они вполне ладили, и сейчас эта псина забе́гала вокруг него, счастливо размахивая хвостом и демонстрируя свое дружелюбие, а следующей в поле зрения Андрея Никитича попала Лена Михална, которая, по правде сказать, мало чем от мастифа отличалась. В глобальном смысле.
- Доброе утро! – окликнул он милейшую экономку, завидев ее в коридоре на расстоянии не менее полукилометра, как показалось Маличу. Та широко улыбнулась и резво двинулась по направлению к нему. И Андрею Никитичу ясно представлялось, что будь у нее хвост, она бы тоже им размахивала.
Надо отметить, Лена Михална была немного старше него и временами жутко кокетничала. Прямо сейчас она, нарядная и прихорошившаяся, прощебетала:
- Доброе утро, Андрей Никитич! Примите мои поздравления с рождением внука! Такое событие замечательное!
- Внучки, - довольно поправил Малич.
- Да, да! Конечно! Мне так нравится, как они ее назвали. Елизавета Романовна. Хорошо звучит, да?
- Аристократично, - рассмеялся дед. – Папаша, наверное, выдумал. Кстати, где он, не подскажете?
