Сначала до меня доносится шелест листьев, за которым следуют глухие шаги. Следующее, что я помню, ко мне приближаются двое парней. Я не могу разглядеть их черты, потому что у того, что в фиолетовом костюме, лицо разрисовано как у Джокера, а у того, что во всем черном, на лице маска Анонима.
Джокер целенаправленно приближается ко мне, но Аноним остается в стороне, держа руку в кармане, а другой играя с незажженной сигаретой. По какой-то причине я думаю, что должна беспокоиться о нем больше всего. Не только потому, что он выше и намного сильнее, но и потому, что те, кто обладает реальной властью, часто остаются на заднем плане.
— Я же говорил тебе, что слышал здесь кого-то, — произноси Джокер, его голос напоминает парня из студенческого братства из колледжа Лиги Плюща.
Ноги автоматически подкашиваются, и я набираю 911 на телефоне, но прежде чем я успеваю позвонить, Джокер выхватывает его и выбрасывает за пределы моей досягаемости.
— Не самый мудрый выбор.
— Я ничего не видела… — шепчу я, безуспешно пытаясь сдержать дрожь в голосе.
— О, да? — она хватает меня за руку, его мясистые пальцы погружаются в мою плоть. От него пахнет отвратительным одеколоном, пользоваться которым должно быть преступлением. — Нам придется подстраховаться.
— Подстраховаться?
— Ты позволишь нам поступить с тобой так, как мы хотим в знак послушания, не так ли?
— Нет. — требуется вся сила, чтобы смотреть в его мерцающие в темноте глаза вместо того, чтобы учащенно дышать. — Отпусти меня.
— Неправильный выбор.
Садизм в его голосе на секунду заставляет меня замереть.
Но только на секунду.
Адреналин бьет по венам, и я вижу насквозь, к чему это ведет.
Это шестое чувство. Прогнозирование сценариев до того, как они появятся. Дело не в том, что во мне течет кровь ведьмы, как говорят многие одноклассники. Дело в том, что я действительно хорошо умею соединять шаблоны и видеть общую картину.
И на картине в настоящее время написано, что я жертва в этом сценарии. И я должна что-то с этим сделать, если не хочу, чтобы меня съели.
Когда я выкручиваю руку в захвате Джокера, он усиливает хватку и тянет меня вниз. Я пытаюсь держаться прямо, правда пытаюсь, но он сильнее, а я так пьяна, что не чувствую удара, пока не оказываюсь вровень с травой.
Синяк на моей спине от удара сковородой пульсирует, и я открываю рот, чтобы позвать на помощь, но он шлепает по ней твердой ладонью.
Вонь его одеколона и потного мужского мускуса затыкает мне рот, когда он маневрирует надо мной. Пока он ищет удобную позу, я поднимаю колено и бью его по яйцам.
Он дергается с животным воплем, и я использую этот шанс, чтобы выползти из-под него.
— Ты гребаная сука!
Он хватается за свои поврежденные гениталии и дергает меня назад за волосы. Мир уходит из-под ног, но прежде, чем я успеваю упасть на землю, он толкает меня вперед, и я ударяюсь о ствол дерева.
— Ты пожалеешь, что связалась со мной, сука.
Его отвратительный голос наполняет мои уши, и гнилостный запах алкоголя — единственное, чем я могу дышать. На данный момент я понятия не имею, исходит ли это от него или от меня.
— Давай, ты, гнилой кусок дерьма, — выплевываю я сквозь стучащие зубы. — Думаешь, я боюсь тебя или твоей хрупкой мужественности, которую тебе нужно продемонстрировать, нападая на меня? Покажи мне свое худшее, мудак. Посмотрим, волнует ли меня это, черт возьми!
— Эта сука…
Он тянет меня за волосы, пока почти не вырывает их с корнем, и слезы щиплют глаза. Я прикусываю губу достаточно сильно, проглатывая острый металлический привкус крови.
Но я не хнычу, не показываю ему свою боль, и определенно не умоляю. Такие ублюдки, как он, моя тетя, мой дядя и мой отец — все одинаковые.
Они хотят продемонстрировать свою силу, цепляясь за тех, кто слабее их, но я не моя мать.
Я не буду жертвой или статистикой.
Я не доставлю им удовольствия видеть, как я страдаю.
— Достаточно.
Мой позвоночник вздрагивает от единственного авторитетного слова третьего, неактивного участника сцены.
Это тот же самый голос, что и раньше. Тот, кто определенно видел меня, но сказал своим друзьям, что никого нет.
Аноним.
Джокер тяжело дышит.
— Но она..
— Я сказал. Достаточно.
Его тон излучает больше командования, чем раньше. Я оказалась права, предположив, что он обладает властью, потому что Джокер дергает меня за волосы сильнее и с явным разочарованием, как это сделал бы подчиненный перед своим боссом.
То, как папины подчиненные дрожали перед ним.
— Я должен преподать ей урок, — говорит он так тихо, что даже я едва его слышу.
— Когда я говорю, что достаточно… — звук твердых шагов усиливается напряженной тишиной, повисшей в воздухе. — Я имею в виду, достаточно, блядь.
Тяжесть, давившая на меня со спины, внезапно исчезает.
Удар.
Я ахаю, когда Аноним заезжает кулаком в лицо Джокеру и отправляет его в полет.
Он не двигается.
Я имею в виду Джокера. Он неподвижно лежит на земле, и мое сердце чуть не выплескивается на траву рядом с ним.
Лямка снова падает с плеча, и мое лицо горит, но я не могу сосредоточиться на этом прямо сейчас.
— Он… мертв?
Я не знаю, как я говорю так спокойно, когда я почти уверена, что должна паниковать.
— Просто потерял сознание, — говорит Аноним с пренебрежительным нейтралитетом, свойственным только психопатам.
После того, как я медленно встаю, я на пару сантиметров приближаюсь к своему телефону, который лежит на траве, мигая от сообщения.
Вероятно, Кэролайн. Тем не менее, Аноним достигает его первым несколькими целенаправленными шагами.
Он переворачивает его, засовывает в карман джинс, затем указывает на своего неподвижного друга. Хотя, возможно, друг это преувеличение, учитывая, что он вырубил его одним ударом.
— Он может быть слабаком, но он прав. Звонить в 911 крайне неразумно и граничит с безрассудной глупостью.
— Тогда я не буду. Могу я вернуть свой телефон? Я хочу домой.
— Ночь еще только начинается. — он приближается ко мне с нарочитой непринужденностью. — Кем ты должна быть сегодня? Ведьмой?
— Роковой женщиной.
Я не вижу его лица, скрытого за дурацкой маской, но наступает пауза, и клянусь, что его глаза блестят в тусклом свете. Они выглядят темно-синими, как мистические глубины безжалостного океана.
— Вот как это будет, роковая женщина. Ты составишь мне компанию, пока не закончится Ночь Дьявола.
— С чего бы мне это делать?
— Или так, или я запру тебя в каком-нибудь подвале, где никто не сможет тебя найти, пока не явится уборщица. Что, если я правильно все помню, может занять несколько дней, в зависимости от того, необходимо ли домовладельцам что-то из подвала или нет.
Моя рука сжимается в кулак, но я медленно отпускаю, когда его внимание переключается на нее. Я вижу, что он делает, но эта тактика запугивания на мне не сработает. Не тогда, когда я узнала их все от своего отца.
— Разве не должен быть третий вариант, когда ты, я не знаю, просто отпустишь меня?
— Не тогда, когда ты можешь навлечь на нас неприятности.
— Меня не интересует то, что я услышала, и я достаточно ценю свою жизнь, чтобы не болтать о вас всех. Так что отдай мне мой телефон, и мы сможем не мешать друг другу.
— Мне нравятся твои волосы, так что я не против остаться в них.
Через секунду он оказывается передо мной, и я сталкиваюсь лицом к лицу с его запахом. Это смесь кедрового дерева, дыма и сигарет премиум-класса. Европейские сигареты, которые мой отец привозил специально из Италии.
Но это не единственное, что меня раздавливает. Его присутствие. Раньше я думала, что он высокий, но теперь он возвышается надо мной, легко пригвоздив к месту своими огромными размерами и широкими плечами, которых не должно быть ни у одного подростка.
Его пальцы перебирают мои волосы, и я почти уверена, что они вот-вот загорятся, и у нас на руках возникнет настоящий несчастный случай с ведьмой.
