В общем, в семью папу вернули, а вот в результате неуемной страсти на свет появилась Алена. Ее легкомысленная мать долгое время тянула из нашей семьи деньги на содержание девочки, а потом и вовсе сбежала заграницу с каким-то спонсором. Увы, Алена в чужой стране не прижилась. Я уже заканчивала школу, когда третья сестричка поселилась в нашем доме. Мне было семнадцать, ей пятнадцать, а Машке всего десять. Наша собственная мама очень сильно болела, и приезд Алены был совсем некстати. Папе удалось оформить ее в закрытый частный лицей, на полный пансион, но это нам мало помогло – спустя полгода Алену исключили из лицея за многократные нарушения режима, и она вернулась в наш дом.
А потом мы похоронили маму, и начался настоящий кошмар. Бабушка еще жила в Москве, переезжать не планировала, а на мои хрупкие плечи легло все сразу – выпускные экзамены, беспрерывно рыдающая Маша и невменяемое чудовище Алена.
Сначала бабушка приехала на полгода, поддержать меня перед поступлением. А потом, когда я не сдала вступительные экзамены, горько вздохнула, продала квартиру в Москве и переехала к нам навсегда. Часть денег с проданной квартиры пустили на оплату моего обучения: бабушка решила, что я заслуживаю хорошее образование. Себе она купила двухкомнатные апартаменты в соседнем подъезде, двумя этажами ниже.
Алена оказалась ничем не лучше собственной мамочки. После девятого класса она заявила отцу, что будет поступать в Московское хореографическое училище, и растворилась в закате.
Мы ничего не слышали о ней почти три года. И вот, она решила вернуться?! Хотя, чему удивляться? Видимо, даже Москва не смогла переварить эту разгильдяйку.
Я посмотрела на бабушку и подумала, что, наверное, хуже уже ничего не может быть. В тот вечер я еще не знала, что может.
Глава 2. Макс
Как же мне нравился Париж! Нравились его милые улочки, нравился запах выпечки по утрам, нравился особый французский шик, архитектура. Я обожал прогуливаться под руку с матерью по его улочкам, а потом долго сидеть в нашей любимой маленькой кофейне рядом с площадью Тертр и болтать о делах.
Сейчас мы с мамой именно этим и занимались – сидели в нашей кофейне, пили горячий шоколад и с удовольствием уплетали горячие круассаны.
В кофейне было шумно. В начале сентября Париж полон туристов – ведь погода позволяет много гулять, а с Эйфелевой башни открывается прекрасный вид.
– Макс, – мама с укором смотрит мне в глаза. – Когда ты завяжешь со спортом?
– Никогда, – мычу с набитым ртом я.
Мама сверлит меня полным досады взглядом.
– Пойми, реклама одежды – серьезный бизнес! Твое лицо – наш козырь! Если тебе в очередной раз сломают нос, мсье Гратин не будет брать тебя в рекламу!
Я морщусь: терпеть не могу ее нравоучения! А мсье Гратина с его скучнейшей физиономией терпеть не могу еще больше.
Мне удается проглотить круассан, и я уверенно выдаю:
– Ма, я не могу уйти из бокса. Просто не могу, понимаешь?
– Не лги мне, Макс! Ты можешь! Это все из-за отца, верно? Он вбил тебе в голову, что без спортивных достижений ты никто?
– Не лезь, ма. Я здесь, рядом с тобой. Мсье Гратин сегодня увидит меня в целости и сохранности, и снимет очередную рекламу с моим участием. Все будет хорошо.
– Хорошо?! У тебя вывих запястья!
Мама злится, и от этого у нее на лбу появляется складка. Я мрачнею: не люблю, когда она расстраивается.
На самом деле она очень красивая: тонкие черты лица делают ее похожей на настоящую француженку, а светлые волосы и голубые глаза сведут с ума кого угодно!
А вот наши с отцом отношения – очень щекотливая тема. Он – бывшая звезда футбола, играл за сборную России и до сих пор считается идолом у фанатов.
Раньше он часто поднимал на нас с братом руку. На меня особенно, потому что я, его первенец, оказался не пригоден к футболу. Кириллу повезло чуть больше: в четыре года в секции для малышей он забил свой первый гол, и с того момента стал надеждой нашего не в меру агрессивного и тщеславного папочки-агрессора. Я же всегда был изгоем. Никакие победы в боксе не помогли мне купить его уважение, только легкую снисходительность.
Помню, как однажды после очередного боя на областных соревнованиях мне сильно досталось от соперника. Запрещенным ударом тот отправил меня в нокаут. Мне пришлось проваляться в больнице с сотрясением мозга, и мой папочка ни разу не пришел меня навестить. К проигравшим он всегда относился с презрением. Я не был исключением из правил.
Мама не выдержала, подала на развод. Судья давал время на примирение, но видимо, что-то треснуло, потому что на мировую мама не пошла. В итоге этот мрачный подонок подкупил судью, распространил в средствах массовой информации ложные сведения о том, что мама часто употребляет алкоголь, ведет аморальный образ жизни, и у нее отняли право видеться с Кириллом. Мне было четырнадцать, я уже мог сам выбирать, с кем остаться, а вот моему младшему брату повезло меньше. Запрет видеться с мамой надолго лишил его способности спокойно спать по ночам. Он просыпался и плакал, судорожно и горько, а я подолгу сидел у его кровати, мысленно представляя, как лучше убить нашего папашу.
Мне едва исполнилось восемнадцать, когда меня приметили на отборе для новичков и пригласили в Москву. Тренер советовал мне ехать, и я без сожаления покинул отчий дом. Мой младший брат остался с отцом. Конечно, Кирилл был его надеждой и гордостью, но какой ценой? Ему до сих пор запрещено общаться с мамой.
Моя мама держит в Москве элитное модельное агентство на двоих с подругой. Они подбирают моделей для рекламы одежды ведущих московских и французских брендов. Когда-то мама начинала моделью, потом встретила папу, и ее карьера закончилась. Мой предок – жуткий собственник. Он увез ее из Москвы, посадил дома и заставил заниматься семьей. Сейчас мама снова в модельном бизнесе. Только теперь она не ходит по подиуму, а подбирает модели для рекламы.
Вы будете смеяться, но когда я появился
