Я отстранилась, подняла голову, чтобы посмотреть в лицо другу и поразилась тому, насколько изможденным и измученным он выглядел. Его впалые щеки покрывала двухдневная щетина, под глазами залегли темные тени, сухие губы кривились в печальной усмешке.
— Никита… - я протянула ладонь и провела пальцами по колючей щеке, от виска к подбородку и вздрогнула от резкого и неожиданного движения.
Никита перехватил мою ладонь и прижал к своей груди.
— Ты чего? — нервно засмеялась я, маскируя испуг.
* * *
Никита молча смотрел на меня незнакомым взглядом, а я совершенно не понимала, что происходит. Грудь под ладонью вибрировала и обжигала, словно я трогала не родного человека, а дикого зверя и, судя по температуре тела, этот зверь был драконом.
— Никит, давай-ка ты присядешь, а я посмотрю в косметичке жаропонижающее. Мама мне в дорогу собрала целую аптечку.
Я все ещё пыталась улыбаться и говорить непринужденно, но беспокойство, смешанное со страхом и неловкостью, уже отравило радость встречи. Таким странным я Никиту ещё не видела, а жизненных ситуаций нами было пережито множество. Я подавала ему туалетную бумагу и выносила тазик, когда Никитос подхватил ротавирус. А потом он делал для меня те же самые вещи, поскольку вирус оказался чрезвычайно заразным, а я восприимчивой.
Никита покупал мне прокладки, а я прятала у себя его сигареты, когда он недолгое время курил. Я видела друга весёлым, грустным, обиженным, уставшим и больным. Разным. Но не таким, как сейчас.
— Пойдем, — я потянула руку на себя, попыталась повернуться, чтобы взять сумку с косметичкой и ойкнула от сильного рывка.
Никита не отпустил ладонь, более того, — свободной рукой он схватил меня за локоть и толкнул на себя, прижимая к груди и торсу и плотно обхватывая руками.
— Никита! — В лёгких кончился воздух и тошнотворная волна страха ударила под колени, сгибая их.
Новый резкий рывок, поворот, и вот я сижу на комоде в коридоре, широко, до боли и сопротивления в мышцах, раздвинув ноги. А между бедер у меня, до неприличия тесно прижавшись, стоит Никита и, словно ему недостаточно этой запредельной близости, давит своим жёстким напряжённым телом.
— Ты обалдел? — я возмущённо дернулась и попыталась отползти назад, чтобы хоть немного увеличить дистанцию и ослабить неприятное давление. — Отпусти меня и уходи.
Жёсткие пальцы опустились с талии на ягодицы и больно впились в кожу, не давая отстраниться.
— Никита… Мне больно! Что… что ты творишь?
Слезы побежали из глаз, горло сжали спазмы истерики и из-за этого говорила я с трудом, еле выдавливая из себя слова.
Никита моргнул и в его глазах мелькнуло удивление, смешанное с сожалением. Он даже вздрогнул и отступил на шаг, но в следующую секунду мотнул головой и опять придвинулся, буквально распластывая меня на себе и вжимаясь так сильно, словно хотел сделать нас одним целым.
— Прости.. — В его голосе прозвучала печаль и сожаление, но действия от его жалости не изменились.
Одной рукой Никита продолжал удерживать меня, а второй несмело провел по спине, погладил поясницу и опустился ниже, на бедро, по которому его пальцы продолжили путешествие. Вверх-вниз. И ещё раз. И ещё..
Я барахталась на этом чертовом комоде, пыталась оттолкнуть Никиту или хотя бы отодвинуться, но он даже не замечал моего сопротивления и находился в странном состоянии, подобном трансу или гипнозу.
— Никита! Никита, очнись! Ты понимаешь, что ты делаешь? Это же я, Никит! Настя! Боже… Ты что, принимаешь что-то?!
От мысли, что Никита мог принять какую-нибудь наркотическую гадость, мне стало дурно до тошноты и я, желая прекратить этот кошмар, изо всех сил вцепилась ногтями в горячую ладонь, трущуюся непозволительно близко к кромке трусиков.
Никита вскинул голову и внимательно всмотрелся в мое лицо, а я даже не подумала отвести взгляд и как можно твёрже сказала:
— Отвали от меня! Никит, я клянусь — если ты сейчас не уйдешь, ты мне больше не друг!
На его лицо набежала тень — Никита нахмурился, а я попыталась разжать его руки, чтобы вывернуться и мне даже на какое-то время показалось, что у меня получится. Никита явно колебался и принимал решение, но оно оказалось не в мою пользу.
— Ааа… - я вскрикнула и отшатнулась, но чудовищные по силе объятия обрушились с неумолимостью движущегося локомотива.
Пальцы запутались в волосах на затылке и грубо потянули пряди вниз, заставляя меня поднять лицо вверх, и сухие губы накрыли мои, с пугающим рыком поглощая испуганный вскрик.
Я поверить не могла — Никита меня целовал. И не в шутку, как тогда, в седьмом классе, когда мы пытались учиться целоваться на персиках и ржали во весь голос, распугивая голубей под окном нашей кухни, а по-настоящему.
Я даже не знала, можно ли это назвать поцелуем… Мой московский жених Антон начал меня целовать пару недель назад и это было… по-другому. Он целовал аккуратно, словно боясь напугать или навредить, а когда его накрывала страсть, поцелуи становились слюнявыми и неприятными. Да ещё язык этот..
Никита же целовал беспощадно и бескомпромиссно, совершенно по-собственически врываясь в мой рот языком, сминая губы и жадно выпивая каждый болезненный стон. Его жёсткая щетина натирала чувствительную кожу, руки твердо удерживали в нужном ему положении, и у меня не было ни малейшего шанса помешать ему творить это со мной.
Я не могла двигаться, не могла плакать и, тем более, кричать. Все, что он мне оставил — это редкие глотки воздуха и слабое беспомощное хныканье в моменты, когда он на секунду отрывался от меня, смотрел черным пьяным взглядом и опять обрушивался на измученные губы.
Я совсем ослабла от недостатка воздуха и дикого стресса, и обмякла, не в силах больше сопротивляться и находиться в таком напряжении. Перед глазами поплыли темные прозрачные круги, тело налилось противной тяжестью и я повисла в горячих объятиях.
Никита сразу отстранился, придержал меня за плечи, посмотрел в потухшие заплаканные глаза и тяжело выдохнул, после чего подхватил под бедра и пошел
