Уверена, свет есть в холле, нужно лишь доползти до него, спустившись по лестнице. Я включаю телефон и, слегка замешкавшись, отстаю от двух спорящих мамаш. Меня забавляет этот режим экономии, из-за которого я вот-вот сломаю себе ноги. Ощущения усиливаются запахом свежей краски и специфическими ароматами школы, присущими только таким зданиям.
Ползу на ощупь, и где-то в середине моего непростого пути сильная рука, похоже мужская, перехватывает моё запястье и тянет в смежное с коридором помещение. Я застываю на месте, но по инерции перебираю ногами, ощущая ледяной страх и подступающую тошноту. Словно в кошмаре, конечности отказываются повиноваться телу. Ужас сжимает сердце. Не знаю, чего ждать, и волна ледяной паники окатывает от макушки до пят.
Лопатки касаются стены. Мы больше не в коридоре. Видны силуэты школьных парт и доска с забытой на ней указкой. Первая реакция: ужас и беспомощность. Нужно громко кричать, орать что есть мочи, но все звуки пропадают, ощущение опасности исчезает, будто его и не было, потому что между мной и угрозой мелькает полоска света уличных фонарей в окне, и я вижу серые глаза.
Мужской парфюм, знакомое чувство опьянения, необъяснимое покалывание от его присутствия. Шоколад, табак, цитрусовые, кофе. Учитель курит? Меня распирает от смеси необъяснимого желания и неописуемой злости на саму себя, на обстоятельства, на него. Но как же хочется секса! Грешно, постыдно, бессовестно, как если бы я вдруг призналась во всеуслышание, что в ванной люблю не только мыться, но и шалить.
Щёки горят алым заревом, мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы выдавить «нет». Внутри полыхает пожар, сердце колотится о рёбра. Меня накрывает странное ощущение, будто я влюблена в учителя. Вот так, без какой-либо логики, мотивации и причины. В незнакомого, но такого близкого. Но это невозможно, как увидеть чужой сон или передать другому свои воспоминания.
Внизу живота до одури тянет, но я же человек, а не животное. В этот момент я искренне пугаюсь за свой рассудок. Об этом ли должна думать женщина, на которую напали?
Бью его по лицу. Резко, с остервенением, но больше борюсь с собой, чем с ним. Потому что мне горячо от его крепких ладоней на моей талии. Пальцы такие сильные. А мужское, прижимающее меня, словно бабочку иглой, к стене, тело вызывает только одно желание — подчиниться. Но моральные принципы, вбитые с детства правила и сама жизнь тормозят эти порывы.
— Нет! — Давлю я на его плечи, царапая лицо, пытаясь вырваться, но вместо свободы получаю поцелуй.
Две-три секунды испытываю шок. В том, как он сжимает меня, безусловно есть неприкрытая похоть. Но поцелуй… Зачем это слияние душ, если решил воспользоваться телом? У него сухие, требовательные губы, и они подходят к его властному голосу. Категоричный, ставящий ультиматум, горячий, сексуальный и в то же время невероятно восхитительный, как переслащëнный крем, для верности щедро приправленный взбитыми сливками.
Меня ноги не держат, если он отпустит, я безвольным мешком упаду на пол.
Безумный поцелуй с языком, настолько глубокий и жадный, что я не могу вдохнуть, малодушно присасываясь к его губам, лаская в ответ. Его сильные руки прекрасно знают, где хотят оказаться, и сжимают, мнут, шарят по телу.
И хочу, и не могу. Кусаю его губы и бью кулаками в грудь. Ещё одно движение ладонями и, будто опомнившись, учитель отпускает. Почему сейчас? Не знаю.
Мне тут же становится холодно. Удивительно, но я все ещё в вертикальном положении. Пошатываясь на каблуках и хватаясь за качающиеся парты, я на ощупь нахожу выход. А дальше — бегу.
Подворачивая ноги, хватаясь за перила. Больше никогда сюда не приду, забуду как жуткое видение, кошмарный сон… Как любимые трюфели, тягучую карамель, миндаль, посыпанный шоколадом, которые ни в коем случае нельзя есть, если ты сидишь на диете.
* * *
Все последующие дни дочку в школу я завожу, забежав в холл на тридцать секунд. И, быстро сорвав с неё верхнюю одежду, отправляю в класс, стараясь не оглядываться по сторонам. Опустив голову и с интересом рассматривая бетонный пол. К чёрту, буду делать вид, что мне всё это приснилось. Заигралась. Напридумывала небылиц и сама же в них поверила.
Теперь только спортивный костюм, кеды и небрежный хвостик. Никакой помады и каблуков, никаких учителей и флирта с неизвестными.
Сволочная память подбрасывает то одно воспоминание, то другое: запретный мужской запах, непривычная, ранее неизведанная твердость чужих рук, настойчивость безымянных губ и пальцев. Скользящий у меня во рту язык незнакомца, наполняющий своим вкусом, пьянящий до потери сознания. Сшибающий с ног острыми чувствами, какие бывают только в юности.
Всё видится так, будто случилось только что. Это дико возмущает и возбуждает одновременно. Учитель схватил меня, словно я просила об этом. Как если бы умоляла, изнывая от желания. Дала прочесть свои пошлые мысли. Позволила ворваться в самую глубину.
Хотя... Всё же просила. Взглядом, выражением лица... Смотрела на него одуревшей от влечения дикой течной кошкой. Вот и получила. В следующий раз подумаю, прежде чем давать повод мужчине.
Так проходит один день, второй, третий. Ничего не происходит. Никто не пытается выяснить со мной отношения, вызвать на разговор или объясниться, и постепенно боевой настрой сменяется тоскливым любопытством.
Меня захлëстывает волной дикой неуверенности в себе. А что если тот поцелуй оказался ему не по вкусу? Или вовсе был неприятен? Вдруг у меня пахло изо рта, и мои губы на ощупь оказались слишком слюнявыми?
Помнится в университете, когда мне едва исполнилось семнадцать, на посвящении меня поцеловал понравившийся парень. Это было ужасно. Его губы напоминали елозящие по моему рту влажные салфетки.
Что если учителю тоже не понравилось со мной? Усмехнувшись, качаю головой. И поэтому он не ходит на работу? Глупость какая-то. Может, он заболел, попал под машину, уволился, в конце концов. На секунду становится страшно. А что если и вправду написал заявление? И где теперь его искать? Да зачем мне, на хрен, его искать-то?
Я даже имени его не знаю. Могу узнать, но не хочу и не буду.
В очередной раз провожая дочку в коридор, ведущий к классам, я воровато озираюсь. Но его нигде нет. И это замечательно. Просто отлично.
Из-за сцены в классе я до сих пор сгораю со стыда. И безусловно покроюсь пятнами, если снова встречусь с ним глазами. Я ведь целовала его в ответ!? Целовала! Била, царапалась и ласкала губами, словно потаскуха, на которой клеймо негде ставить.
Очень стыдно.
А если мы столкнëмся в холле, мне нужно с ним здороваться? Мотнув головой, закрываю глаза. Безумие. Мы ведь незнакомы. Кто приветствует посторонних людей? Вон физрук в синей кепке проходит мимо меня каждый день сотню раз, и меня совсем не волнует, кто из нас должен здороваться первым.
А тут какая-то дикая неловкость. Ведь по правилам приличия родители с учителями всегда здороваются первыми. И в этом случае половые признаки значения не имеют. А как же быть с учителями, едва не поимевшими тебя прямо в классе?
Складывая спортивную форму дочери в мешок и подавая ей, я слышу разговор гардеробщицы и вахтерши, обсуждающих отсутствие некоторых педагогов.
— Так работать опять некому. Половина на курсах.
— Ага, а вторая — болеет.
Не знаю почему, но для себя я решаю, что и его отправили повышать квалификацию. И это меня отчего-то очень сильно успокаивает. В конце концов, пройдёт время, всё уляжется и успокоится, и мы оба забудем это недоразумение. Ну бывает же такое, что два человека как-то не так друг друга поняли.
Но чем больше проходит времени, тем чаще я оглядываюсь, выискивая серый брючный костюм. Как будто… скучаю. Как можно скучать по тому, кого даже не знаешь?
Бред сумасшедшего.
Я просто странным образом тоскую по тем ощущениям, когда мы смотрели друг на друга. По остроте, которую получила, окунувшись в эту порочность. А теперь её нет... И я как будто немножечко хандрю.
