Непрактичная и дерзкая вещь. В конце концов, я же теперь секретарь, надо поддерживать стереотипы, а то общество рухнет.
Приподнятое настроение держится до самого конца рабочего дня, пока не появляется Раевский.
Бросив «здравствуйте», он стремительно проходит в свой кабинет, обдавая меня парфюмом. Боже. Мне кажется, я могу найти Раевского по запаху. Нотки кедра, кожи и винограда на мгновенье заполняют приемную и тут же покидают ее вместе с Раевским. Я кошусь на часы. Через пятнадцать минут мой рабочий день должен закончиться. Обычно я не тороплюсь домой, меня там никто не ждет, но именно сегодня мне становится жаль июльского вечера. Очень надеюсь, что мне удастся уйти не очень поздно.
Разбивая мои мечты, включается селектор.
— Елизавета Валерьевна, сделайте, пожалуйста, кофе.
Сверяясь с инструкцией от бывшего секретаря Раевского, я с опаской подступаю к новой дорогущей кофемашине, которую доставили утром вместе с огромной упаковкой ямайских зерен. Только этот технологический шайтан, по мнению Егора Кирилловича, достоин варить ему кофе.
Двойной эспрессо. Пахнет великолепно, но как люди могут пить такое? Разве можно променять латте с пышной пенкой, посыпанной крупной солью, на эту горечь?
Вздохнув я от себя добавляю на поднос высокий стакан с холодной водой и вазочку с орешками. О начальстве приходится заботиться, даже если оно, это самое начальство, сухарь и гипотетический тиран. Катьке надо передать генерального в нормальном состоянии. Представив себе, как мы с ней подписываем акт приема-передачи босса, я захихикала. Жду не дождусь, когда смогу вернуться к своей работе. За то, что я согласилась подменить Катьку, мне пообещали перенести мой ноябрьский отпуск на бархатный сезон.
Неплохая сделка, но не могу отделаться от мысли, что я что-то вроде жертвенного ягненка. Хотя пока Раевский никак не оправдал своей репутации самодура, возможно, все еще впереди. Как начнет с понедельника закручивать гайки, тут-то я и взвою.
Балансируя с подносом, я осторожно захожу в обитель героя фантазий всех моих незамужних коллег.
В кабинете холодно. Раевский врубил кондиционер на полную мощность. Ставлю поднос на стол справа от него, и запах свежезаваренного кофе мгновенно смешивается с запахом кедра. Значит, вот как пахнет вечер успешного бизнесмена.
Застываю в ожидании дальнейших распоряжений, заодно пытаясь исправить свое упущение и разглядеть Раевского поближе. Как бы то ни было, мне в этой компании еще работать, и этот человек во многом на мою работу будет влиять. Да и неудобно будет, если я, не узнав его, что-то при нем ляпну.
Пытаюсь не пялиться открыто и начинаю осмотр с безопасного. С рук. Благо пиджак висит на спинке кресла, а рукава ослепительно белой рубашки закатаны до локтя. Мужские руки для меня — своеобразный фетиш и мерило привлекательности.
У Раевского длинные пальцы, но назвать их изящными я бы не смогла. Весь его масштаб таков, что сейчас в огромных лапищах ручка кажется зубочисткой. На секунду я представляю, каково это, когда такая широкая ладонь с нажимом проводит по моей спине, и тут же запрещаю себе об этом думать. Делаем вывод: руки — это небезопасно.
Склонившись над документами, которые я оставила на столе до его прихода, Раевский увлеченно читает, а я заглядываю ему в ворот рубашки, верхняя пуговица которой расстегнута. Мне почему-то важно понять, есть ли у него волосы на груди, словно это может мне что-то о нем рассказать.
Он так погружается в бумаги, что похоже меня не замечает. А я начинаю подмерзать. Вот же полярный медведь! И сам как ледышка, и выживает только при минусовых температурах. Я на пробу слегка кашляю.
Раевский тут же вскидывает на меня глаза. Голубые и холодные. Такие светлые на фоне смуглой кожи, что кажутся прозрачными и пронзающими насквозь. Я ежусь. Раевский принимает это насчет температуры в кабинете и вырубает кондиционер. То есть он понимает, что простые смертные могут запросто заработать пневмонию?
— Елизавета Валерьевна, вы еще здесь?
Раевский переводит взгляд на крупные наручные часы, похожие на шедевр в стиле стимпанк, и снова смотрит на меня.
— Думаю, вы мне больше сегодня не понадобитесь. Можете быть свободны.
Не веря своему счастью, я, еле сдерживаясь, шустро бегу переодеваться. Пора начинать ту самую новую жизнь.
Напяливая через голову другую юбку, в неплотно прикрытую дверь подсобки я слышу сигнал селектора. Пускай. Он меня отпустил, меня уже нет. У меня есть задача поважнее: в талии юбка мне в пору, а вот задницу я, похоже, отъела. Протискиваюсь с трудом.
Сквозь свое сопение я слышу, как открывается дверь кабинета Раевского.
— Екатерина Валерьевна, вы еще не ушли?
Черт, уже не удастся сделать вид, что убежала. Моя возня слышна в приемной.
— Еще не ушла, — все еще воюя со своей юбкой, тоскливо подаю я голос.
— Мне нужны…
Что там тебе нужно еще, ирод? И почему всегда такое не вовремя? Юбка ни туда и ни сюда!
Я отчаянно психую, но Раевский вдруг замолкает не договорив, а из приемной доносится дребезг разбитой посуды. Это что сейчас было?
Глава 3. Юбка, лифт и хулиганство
На нервах я дергаю юбку вниз, и она наконец занимает положенное ей место. Высовываюсь из подсобки.
Возле моего стола Раевский, повернувшись ко мне в профиль, вертит в руках пресс-папье, точнее отдельные его части. На редкость уродливая и бесполезная штука была. Да и черт с ней, Катька, может, и расстроится, а я — нет.
Но Раевский настойчиво пытается приладить киту обратно его фонтанчик. На породистом лице очень забавное выражение, как будто его застукали. А еще он очень сосредоточен, даже не поворачивается ко мне. Неужто расстроился из-за этой фиговины? Или я настолько не дотягиваю до уровня той блондинки, что смотреть лишний раз на меня он не желает?
Я уже набираюсь смелости предложить просто выбросить в корзину этот кошмар, как Раевский, не поднимая на меня своих рентгеновских глаз, произносит:
— Если готовы отчеты по Стройснабу, занесите, пожалуйста, перед уходом.
И вместе с обломками возвращается к себе в кабинет, а я в недоумении перевожу взгляд на свой стол, где ровной стопочкой с краю лежат необходимые ему отчеты. Собственно, именно их и придавливало пресс-папье.
Ладно. Что ж. Раз не царское это дело — самому отчет взять, занесу.
Мельком бросаю на себя взгляд в зеркало. Заправляю блузку, пытаюсь определить, не видно ли чего лишнего из-под юбки. Сойдет. Он на меня и внимания-то почти не обращает. Я бы сказала, это даже прекрасно, что Раевский на меня не смотрит. Я вся взмокшая и раскрасневшаяся. В памяти вновь всплывает его блондинистая спутница из журнала. Одергиваю себя. Какая мне разница, как я выгляжу в его глазах?
Подхватываю отчеты и заглядываю в начальственный кабинет. Раевский опять закопался в бумагах.
— Можно? — уточняю я на всякий случай.
— Да, положите на журнальный столик, — указывает он перед собой.
Журнальный столик — это засада.
Положить на него отчеты, оставшись к Раевскому лицом, я не смогу, мешает огромный кожаный диван. Насколько вежливо поворачиваться к генеральному задницей?
И юбка тесная. Не хватало еще, чтоб по швам разошлась. Надо было дома померить, вот я идиотка! Но делать нечего, стараясь выглядеть пристойно, перекладываю стопку на указанное место.
Только я собираюсь разогнуться, как меня настигает его голос.
— Разложите по годам, пожалуйста.
Терпи, Лизок. Скоро колченогая Катька выйдет на работу, а пока будем отрабатывать отпуск в приятное время года. За такое можно и повозиться.
Все равно неловко. Уж не пялится ли он на мою пятую точку? Осторожно бросаю взгляд из-за плеча на Раевского, но он рассматривает дальний стеллаж и на меня не смотрит вовсе. Захотелось на себя фыркнуть. Размечталась! Бумажки ему явно милее. Помни про блондинку, Лиза! Покончив с нехитрой, но кропотливой задачей, я наконец разгибаюсь.
— Все готово, Егор Кириллович. Я могу идти?
