смелости и поступить как мама? Попытаться вырваться из это гиблого места. Пятница. Именно по выходным дядя Олег направлялся в ближайшую «Наливайку» опрокинуть пару стаканов. Обычно он засиживается допоздна, что мне очень выгодно.
Машинально ищу взглядом зазор между побитой и пожелтевшей от времени плиткой и кафелем. Только я знаю, что один из синих квадратиков без труда вынимается из стены. Там лежат мои нехитрые сбережения. Для кого-то откровенные копейки, а для
меня несметные сокровища. Целых десять тысяч рублей. Случайные заработки мне так редко перепадали, но я всегда за них держалась. Помочь донести сумки до дома, прополоть, полить огород. Пока дядя Олег «в умате» после своих излияний, я пользовалась этой возможностью. Но львиную долю моих накоплений принесли броши. Пусть из дешёвого китайского бисера, но они были сделаны с любовью и мастерством, на которое я была способна. Сколько раз я мечтала о том, что когда-нибудь, да… когда-нибудь куплю дорогой итальянский бисер, прекрасные несравненные кристаллы Сваровски и сделаю нечто особенное. Но это только мечты. Сейчас моя главная цель - попасть в Анапу. Я не боюсь работы! Больше всего на свете я бою потерять себя – свою личность. Мне нужно бежать из Варваровки. Бежать и забыть ЭТУ жизнь, как страшный сон.
Глава 2 от 12. 07
Алена
– Приберись, - наставляет дядя перед уходом, - двор подмети. Эти твари за ночь опять мешки с мусором разворошили, - он что–то еще брюзжит, но не разобрать, пока не повышает голос: – Суп свари с мясом, надоело одну капусту ловить в воде. Я что, по-твоему, заяц что ли какой?
Спохватившись, достаточно чувствительно щипаю себя за руку, чтобы не сказать первое пришедшее на ум, что вовсе не заяц, а козел.
Дядя бренчит металлической связкой ключей, выискивая тот, что подходит ко второй деревянной двери от прихожей, и я наконец решаюсь вставить слово:
– Так мяса нет, закончилось еще четыре дня назад, – складываю руки с безобразными желто-голубыми пятнами-синяками за спиной, настороженно наблюдая за тем, как дядя, наклонившись, надевает обувь.
Он слишком занят мыслями о «Наливайке», поэтому не особо эмоционально реагирует на мое острожное замечание.
– Мне какое дело, - фыркает, прежде чем продолжить, - вон, пойдешь у Кузнецовых займешь, – бурчит, отмахиваясь от меня, словно от назойливой мухи. - Десятое число. Наверняка Федька еще вчера получил зарплату.
Щеки сразу же заливает алый румянец смущения. Вот к кому, а к Федьке совсем не хочется идти. Федор Кузнецов - наш ближайший сосед по участку. Парень работает на местном стеклозаводе, поэтому по меркам Варваровки, можно сказать, завидный жених. Не каждый поселке получает зарплату аж целых тридцать пять тысяч.
Нет, он не плохой парень – работящий, но взгляды молодого человека уж больно смущают. Пару раз Федор пытался выразить свою симпатию, звал в город на концерт какого-то залетного певца, но я оставляла без ответа все намеки и предложения соседа. Да и кто делами будет заниматься, пока я шастаю по концертам? Куры сами себя не накормят, грядки в огороде не прополятся.
– Попросишь тысченку, - проникает в мои мысли дядя Олег, затем вскидывает задумчиво белесо-голубые глаза. - Да улыбнись ты хоть раз, что ли, Алёнка, для разнообразия. Пацана порадуй. Того и глядишь, долг назад не потребует.
Как только за опекуном закрывается дверь, облегченно выдыхаю. Целый день без скандалов. Да это просто праздник! Только вот вечером, наверняка, оторвется по полной. Дядька, когда выпивший, всегда вспоминает свою сестру – мою мать. И то какая она дрянь, и то, что считала себя лучше всех, нос задарила, а потом... потом и за меня возьмется. Найдет к чему придраться. Не так посмотрела, не так ответила. Он всегда найдет, к чему прицепится. Уж в этом ему нет равных. Растерянно смотрю в настенное зеркало, что потемнело от времени. Волосы аккуратно причесаны и собраны в толстую косу. Простой сарафан, переживший столько стирок, что и не разберешь, какого он был фабричного цвета. Толи желтый, толи коричневый... Сейчас же, просто невнятно блеклого цвета - другого определения лучше и не подобрать.
Тяжело вздохнув, опускаю взгляд на балетки с крохотными белыми бантиками. Мне их совсем недавно отдала мать Федьки, Екатерина Ивановна.
У нее дочка городская, в магазине обуви работает, каждое лето себе обувь меняет. Вот и мне перепало.
Повезло. Благо, размер подошел. Решаю все-таки в первую очередь подмести двор, поэтому, взявшись за метлу и прихватив с собой кепку, выхожу из дома. Жара дикая даже для Анапы, поэтому натягиваю посильнее на лоб «козырек». Самое последнее, что хочется делать в тридцатиградусную жару – убирать это безобразие за ночными бандитами-енотами, которых дядя Олег «ласково» называет тварями.
Но выбора нет…
Пол часа уходит только на то, чтобы собрать мусор, раскиданный по всему двору. Жестяные банки, бутылки, окурки – все то, что так хорошо характеризует образ жизни хозяина дома. Как же все это надоело! Просто невыносимо! Складываю последнюю бутылку от какого -то дешевого самопального пойла в пакет. Бутылки гремят, когда я тащу тяжелый мешок к деревянной калитке.
А что, если рискнуть именно сегодня?
Выпрямляюсь, сама не веря в то, что могу осмелиться на такой шаг. Сбежать. Скрыться. Три дня назад мне стукнуло восемнадцать.
Кто меня будет искать? Кому я нужна?
Дядя Олег пару дней побесится, что бесплатная «прислуга» пропала, да вновь с головой залезет в бутылку с пахучим дешевым пойлом. Живое воображение даже подкинуло парочку сцен, где родственник, размахивая кулаками, рассказывает своим собутыльникам, как неблагодарная племянница сбежала из родового гнезда, оставив на нем все хозяйство и огород.
Одним словом, дрянь еще та - вся в мать.
Бросаю мешок, и тот с громким звоном падает к ногам. Ощущаю какой-то дикий прилив адреналина, аж потряхивает. Он разливается по венам, сметная на своем пути все: неуверенность, страх, даже отголоски разума. Разве так можно? Бросить все в одночасье и рвануть в неизвестность? «А жить хуже собаки, разве лучше?» – ехидничает внутренний голос, заставляя принять окончательное решение. Несусь со всех ног в дом, на ходу скидывая с головы кепку, которая летит куда-то в кусты малины. Больше никогда не вернусь в этот проклятый дом, где попрекают каждым куском хлеба.
Довольно! Не
