Мы подошли ближе к рангу, другой парень такого же роста и комплекции взобрался на платформу. На нем было надето то же, что и на первом, с одним только отличием: шорты и перчатки были темно-синими.
Парень в синих шортах усмехнулся Александре с капой во рту, в то время как второй быстро перевел взгляд вниз. И из всех остальных он установил зрительный контакт именно со мной, посмотрев так, как будто знаком.
Мальчишеская улыбка. Мужское тело.
Умопомрачительный загар.
Я беспомощно упивалась этим, и по моей спине проходила дрожь, казалось все здесь пялятся на него.
Он совершенный, и это завораживает, а еще он невероятно мощный. Начиная с его стройных бедер и узкой талии к его широким плечам, все в нём превосходно.
Кельтские татуировки покрывают обе его руки, именно там, где накачанные бицепсы встречаются с жесткими мышцами плеч.
Я внутренне вздрогнула от мощного удара; мое тело замирает от вида того, как его мышцы напрягаются и сокращаются с каждым наносящим ударом, его противник с громким звуком падает на землю.
Я никогда не одобряла насилие. Я в оцепенении хлопаю ресницами от ощущений, которые проходят во мне.
Мои длинные, прямые волосы коричнево-красного цвета спадают мне на плечи. На мне белая рубашка на пуговицах без рукавов, но она закрывает мою шею кружевом, подол рубашки красиво скрывается за весьма презентабельными черными штанами с завышенной талией.
Но, несмотря на мой консервативный выбор одежды, я чувствую себя не в своей тарелке.
Я больше не могу это выносить. Это выше моих сил. Мне пришлось повернуться к Александре и сказать, что я иду в туалет.
Я удивилась жуткой тишине, и затем услышала за спиной звуки шагов. Теплая рука взяла мою, и от этого прикосновения сквозь меня прошла нервная дрожь, я развернулась с удивительной скоростью.
— Что за… — я открыла рот в замешательстве и уставилась на потную мужскую грудь, затем в насыщенные голубые глаза.
— Вот мы и снова с тобой встретились, девочка — зарычал он, тяжело дыша, смотря на меня дикими глазами.
— Я не понимаю…
— Не можешь меня вспомнить? Девять лет, думаю эти слова тебе что — нибудь напомнят, девочка — сразу выдал он, его ноздри раздулись.
Дрожащей рукой я вырвала свою руку от цепкого захвата и с ужасом взглянула на большого парня.
Гарцев Максим моё первое успешное дело.
4
®Арсения.
Звонок домофона ни как не прекращается.
Погружаясь глубже в матрас, я натягиваю на себя одеяло и сонно вздыхаю.
Открываю глаза и пытаюсь сфокусировать свой взгляд на будильнике.
— Который час? — мои глаза широко открываются и издаю стон — Дерьмо, — я выпрыгиваю из кровати, как будто меня катапультируют. — Дерьмо!
Добежав по коридору до входной двери, я увидела Николая на улице, открываю дверь, чтобы он зашёл.
Я так спешила, мне нужно было скорее одеться, бегая по кругу как идиотка, что в итоге, споткнулась о стопку книг, носки заскользили по деревянному полу, и я врезалась в свой стол, задев нервное окончание, замерла от боли и начала сползать вниз, постукивая головой по мягкой диванной подушке.
— Господи, ты в порядке?
Откинув волосы с лица, я, с широко распахнутыми глазами, уставилась на Николая, который в данный момент стоял в дверях.
— Все в порядке, — заверила я — Насколько все плохо?
Раздевшись, я брызгаю на себя дезодорантом добрых тридцать секунд, прежде чем отбросить флакон в сторону, и принимаюсь рыться в шкафу в поисках чего-нибудь приличного из одежды. Я выбираю белую рубашку с длинным рукавом, которую заправляю в черные брюки и дополняю свой туалет тонким черным ремешком.
— Мы опаздываем на добрых тридцать минут — он неопределенно тычет в мою сторону — что с тобой?
Скользнув в туфли на высоком каблуке, я тру заспанные глаза, распускаю волосы, встряхиваю их и смотрю на себя в зеркало.
Сойдет и так. У меня больше нет времени.
Наконец-то взяв свою сумочку и папку, я возвращаюсь к нему.
— Все в порядке — мы выходим из дома — все когда нибудь опаздывают.
Выйдя моего подъезда и направляемся к его машине.
— Но не ты, Арсения!
У меня эйфория.
Как только мы выходим из здания суда, больше нет надобности казаться беспристрастной, ко мне подходит Николай, и громко шепчет:
— Твою мать, что это было?
— Поздравляю — бормочу я — ты выиграл — Я тру глаза, чтоб не дать слезам вырваться наружу.
Николай закатывает глаза:
— С тобой что — то происходит. За четыре года практики, ты такую чушь сейчас несла.
Улыбаясь, я кладу руку ему на плечо и легонько сжимаю его.
— Возможно мне нужно отпуск — говорю я на полном серьезе, качая головой — мне просто нужен отпуск.
Присев за свой рабочий стол, я уронила голову на стол, слышала, как зазвонил мой телефон, решила не отвечать. По правде говоря, сейчас я не могла спокойно работать, ещё вчера я была сама спокойствие. Все из за него. Я сжала пальцами висок. Этот мужчина был реальным придурком. Глубоко вдохнула, пыталась вернуть себе самообладание.
— Ты в порядке? — прозвучал тихий голос из дверного проема.
Отец вошел в кабинет и без моего ответа обнял меня крепко. Я смотрю прямо в глаза, потому что он знает, насколько сильно я была расстроена.
— Я проиграла — в уголке глаз появилась слеза — я всегда буду это чувствовать?
— Это нелегко, ты должна знать, мы не всегда получаем то что хотим. — говорит мой отец — Может тебе лучше отдохнуть? Отдохни, я все улажу.
Папа тяжело вздыхает. Он целует меня в лоб, обняв за голову своей массивной рукой.
— Может ты и прав. Я согласна.
Мои губы растягиваются в улыбке.
Спустя неделю:
Гребаный первый класс, детка! Я так рада, что практически танцую, сидя на месте.
О, какое же это прекрасное место — кресло из кремовой замши с деревянными панелями, хотя, думаю, из соображений безопасности дерево искусственное. Но это и не важно. Здесь есть встроенный отдел с ящичком для моей сумки и обуви, бар, настоящая лампа для чтения.
Вздыхая, я усаживаюсь в кресле. Место у иллюминатора — оно отделено от моего соседа панелью из матового стекла, но ее можно убрать одним нажатием на кнопку.
Я поднялась на борт одной из первых, так что поддаюсь искушению и роюсь во всех тех приятных мелочах, что дали мне в первом классе: мятные леденцы, теплые носки, маска для сна и… о… маленький пакетик со средствами для кожи лица.
Потом я играю с креслом, поднимая и опуская разделяющую перегородку. И так, пока она не издает зловещее «щелк». Перегородка замирает в дюйме над основанием.
Съеживаясь, я отдергиваю руку и занимаю себя тем, что снимаю туфли и листаю меню блюд первого класса. Оно объемное, и все варианты кажутся вкусными. О, боже, как же после всего этого я смогу вернуться к посредственной говядине или мясу курицы?
Слева от меня что-то мелькает, и я почти подпрыгиваю. Я вижу красный костюм стюардессы, когда она наклоняется ближе ко мне.
— Вам удобно? Что нибудь хотите? — ее улыбка, почему стюардессы такие милые?
— Нет спасибо, благодарю — в ответ улыбаюсь ей.
Я как раз размышляю, заказать ли перед полетом коктейль с шампанским или бокал белого вина, когда слышу мужской голос. Глубокий, хриплый. И очень злой. Мужчина с кем-то разговаривает по телефону.
Я напрягаюсь, но не поднимаю взгляд. Мои пальцы сжимают меню, пока я притворяюсь, что листаю страницы. А на самом деле подслушиваю. Он говорит не понятные мне вещи. Сама я понимаю, что где то уже слышала этот голос. Он ругается в последний раз и прекращает разговор.
Нахожу пластинку жвачки в сумочке и забрасываю ее себе в рот. Еще несколько пластинок — и у меня во рту супер-пупер жвачка. Только теперь я разворачиваюсь в другую сторону.
И моментально застываю с полуоткрытым ртом, потрясенная видом сидящего рядом мужчины.
