— Хочешь, я научу тебя моделировать? — произносит почти небрежно и затаивает дыхание. Ему не всё равно, что ответит эта девочка.
Лиза вскидывает глаза. В них вспыхивает надежда, а затем неверие. Она хмурит брови и забавно оттопыривает нижнюю губу. Лучше не смотреть. К ней хочется прикоснуться. И пальцами, и губами. Попробовать на вкус её свежесть и мягкость, выпить дыхание, раствориться до головокружения.
— Зачем это тебе? — спрашивает она тихо, а пальцы, что подбираются к крышке ноута, замирают. Валера видит, как нехотя Лиза опускает руку, заставляя себя остановиться.
— Может, потому что тебе этого хочется? — прячет он улыбку и слышит судорожный вздох. Лиза хмурит брови, постукивает ногтём по подлокотнику сиденья, словно решает какую-то очень сложную задачку.
— Прости, — выдаёт она и умолкает.
Прости — «нет»?.. Он не ждал, что она откажется. В груди что-то сжимается. Он ошибся? Может, поэтому не спешит с ответом, обдумывая свой следующий шаг.
— Ну, за то, что было на дороге, — взмахивает она ладонью, и Валера чувствует, как становится легко. Надо же. Он и не ждал. — Но ты плёлся, как черепаха, а я люблю быструю езду. Но, в общем, это было неправильно.
— Я напугал тебя? — заглядывает он ей в глаза.
— Есть немного, — слабо улыбается Лиза. — Я даже не думала, что ты на такое способен. После того, как почти полз на брюхе по асфальту, — хихикает она, вспоминая.
— Я и сам не думал, что на такое способен, — признаётся, прикрывая глаза. — Так как на счёт моделирования?
— Ну-у-у… не знаю, — тянет она, собираясь торговаться — Валера легко ловит её эмоции. — Я ведь если присяду, то не встану. Подумай хорошенько: тебе это надо? — и смотрит лукаво, наверное, понимая свою неотразимость.
— Надо, — говорит он твёрдо.
— Тогда я хочу видеть, как рождается их танец, — вскидывает Лиза голову, бросая вызов.
— Потеряешь кайф, — цокает Валера языком. — Сотрётся весь эффект. Одно дело видеть готовое, другое — погрузиться в рутину.
— И всё же я рискну, — дёргает она бровями, улыбаясь.
— По рукам, — выдыхает быстро, пока она не передумала и не ускользнула из ловушки. — Пообедаем? Чтобы скрепить все договорённости?
— Угощаешь?
— Да, — смеётся он легко и заводит мотор.
Через несколько метров Лиза начинает крутиться и вздыхать.
— Кажется, гонщик понравился мне больше, чем осторожный водитель.
— Смирись, — не ведётся он на её провокации. — А лучше смотри в окно. В небыстрой езде есть свои преимущества: можно рассмотреть то, мимо чего ты мчалась и не оборачивалась.
— Я родилась в этом городе, — ворчит несносная девчонка, — вряд ли меня можно чем-то удивить.
— А я всё же попробую. Вот на этих деревьях — молодые листочки. Если приоткроешь окно, сможешь уловить их запах. А чуть дальше — акации. Им ещё не время, они строгие и тёмные, с корявой корой, стоят, как мрачные стражи ушедшей зимы. Но чуть позже выкинут цвет и подарят медовый дух. Для меня весна по-настоящему приходит только с цветением акаций. Так пахнет весна.
— Для тебя, — подчёркивает Лиза, улыбаясь, и он кивает, соглашаясь. Так и есть.
— А вон там, — оживляется чертовка, — бронзовый конь с блестящими яйцами! Их трут студенты, чтобы ублажить дух халявы перед сессией!
— Видишь. А так бы проехала мимо и не вспомнила, — он улыбается. У него на душе тепло. Настроение стремится ввысь.
Место, куда он ведёт Лизу, внешне не впечатляет. Он ловит тщательно замаскированное разочарование в её глазах. Девочка привыкла к местам покруче, наверное, но Валере есть чем её удивить.
— Я понимаю, что это выглядит странно, но… ты же азартная, правда?
Лиза замирает, подозрительно прищурив глаза. Осторожничает, не зная, чего он хочет.
— Просто закрой глаза, ладно? Доверься мне.
Он ждёт, что она взбрыкнёт, как молодая кобылка, чёлкой тряхнёт, выдаст что-то типа: «Вот ещё!», фыркнет. Но он ошибся.
Она посмотрела ему в глаза — пристально, испытывающе, а затем, на выдохе, шагнула в объятия, медленно опуская ресницы.
— Не подглядывай, хорошо? — опалил Валера её ухо. Почему-то казалось: дыхание горячее-горячее, как сердце в груди, что замерло от восторга и предвкушения. Как и у неё — он видел, на лице всё написано. Будто ждёт чуда — не меньше. И Валера надеялся не подвести.
Глава 4
Лиза
Нет, он на Деда Мороза не похож. Да и вообще на улице весна, но почему-то захотелось Лизе побыть ребёнком, которому обязательно обломится что-то прекрасное и недостижимое.
Щепкин её интриговал, притягивал — взрослый, красивый, мужественный. Но уж очень уравновешенный — она к такому не привыкла.
Как-то по жизни тянуло к парням погорячее, с которыми и поспорить до хрипоты, и поругаться всласть, словами попикироваться на грани, когда можно порезаться или разбиться от малейшего неосторожного движения.
И, может, поэтому, на контрасте, хотелось расшевелить этого сдержанного мужчину с добрым, но одновременно твёрдым взглядом. Её коротило от несоответствия, манило, как бабочку, что летит на свет. Уж чего-чего, а света в Валере Щепкине хватало.
Может, поэтому, Лиза сделала выбор — шагнула в его объятия, доверилась, позволила себе замереть, ожидая чуда.
Его руки на плечах согревали и вызывали мурашки. Его дыхание опаляло ухо и щёку. Ещё никогда в жизни она не ощущала мир так остро, как в тот миг, когда закрыла глаза и позволила вести себя в неизвестность мужчине, что прикасался к ней уверенно, но не нагло. От него веяло несокрушимой надёжностью. А может, она себе напридумывала, но по-другому не получалось. Только так — без вариантов.
Новое ощущение — быть зависимой. От чьих-то рук и уверенных шагов. Быть ведомой, когда привыкла лидировать.
— Осторожно, здесь ступеньки, — направлял её мужчина, не знающий колебаний или страха — это тоже чувствовалось: его уверенность, скрытая сила, на которую можно рассчитывать.
Лиза знала: если ей суждено споткнуться, она не покатится кубарем вниз. Её удержат, защитят крепкие мужские руки. И вообще у неё тыл — ого-го!
Почему-то пахло мандаринами. Может, потому что хотелось чуда, как в глубоком детстве, когда ещё верила в существование Деда Мороза.
Весна, — напомнила она сама себе, но где-то там, на осколках буйной фантазии, уже зажглись бенгальские огни.
— Можешь открыть глаза, — обожгло горячее дыхание. Лиза и не заметила, что они больше никуда не идут. Наверное, потому, что надежные объятия никуда не делись. Валера и не думал убирать руки, что лежали на её плечах по-хозяйски и как-то правильно, не вызывая возмущений и отторжения.
И она открыла, распахнула, чтобы утонуть.
— А-а-а! Чума! Обалдеть! — рвались, как гранаты, из неё эмоции.
Было ощущение, что она попала в другой мир — дикий, но не мрачный, фэнтезийный до невозможности, до ощущения, что провалилась в кроличью норку, как Алиса, чтобы обрести иное измерение.
Дорога, уходящая вдаль. Замок с острыми шпилями на горизонте. Окно на улочку, где прикасались причудливыми крышами нездешние домики. Лес, что гудел тревожно. Лес с чужими деревьями, что блуждали, рождая в кронах огоньки, похожие на суровые глаза лесных духов.
Она не сразу поняла, что всё это таинство не настоящее, а рождённое мониторами на стенах. Слишком уж реалистично. И достойно того, чтобы очароваться, залипнуть, вообразить, что переместился в сказку. А ещё хотелось срочно пощупать.
Например, вон тот столик — корявый, деревянный, с такими же чужеродными пнями-стульями. И Лиза попробовала. Покружила по помещению, прикоснулась руками к стенам, потопала ногами по крепким половым доскам.
Стол только с виду казался неправильным. Дерево под руками было отполировано так, что хотелось водить по нему ладонями бесконечно. Какой-то бархат, словно живая тёплая кожа, если можно так выразиться.
— Кормят здесь так же, по-фэнтезийному? — спросила она Валеру, который наблюдал за ней с нескрываемым удовольствием.
