Настойчиво продолжаю тереться, тело зудит и словно умоляет остановиться и перестать причинять боль. Я отбрасываю в сторону мочалку и упираюсь лбом в стекло душевой. Вода омывает, борясь с агонией.
Прикрываю тяжелые веки и пытаюсь вырезать из памяти последние часы жизни, но ничего не помогает. Выключаю воду и, обмотавшись полотенцем, выхожу из душевой. Отправляюсь в единственную комнату, уцелевшую после строительного разгрома, стягиваю плед с дивана и кутаюсь в него.
Мне холодно, волосы мокрые, но я игнорирую это, плюхаюсь на диван и молю о забвении, о забытье. Сон приходит практически мгновенно, принося с собой холодную темноту без сновидений.
Открываю глаза и смотрю в потолок. На нем красивые узоры деревьев, тени которых проявляются от диска луны. На часах четыре утра. Сколько я проспала? В телефоне несколько пропущенных вызовов от отца.
Сажусь на кровати и сильнее кутаюсь в плед. Меня трясет, но я не понимаю причину. Хочется укрыться чем-то потеплее, но в квартире нет одеял, только один плед, тепла которого мне не хватает. Иду на кухню и открываю по очереди шкафы. Готовя квартиру к ремонту, мы увезли очень много вещей. Я должна была пожить у мамы и отчима некоторое время, но ремонт остановился, потому что отца срочно вызвали на работу на другой конец земного шара.
Сейчас ничего не напоминало о том, что некогда здесь обитала счастливое семейство Карасевых.
А, может, никогда и не было счастья? Кто ж скажет теперь?
Нахожу в одном из ящиков упаковку гречки, включаю воду и кидаю один пакет.
Соли нет, масла тоже. Плевать.
Включаю чайник и нахожу завалявшийся пакетик чая. Пустая гречка и пыльный чайный пакет. Люди довольствуются и меньшим.
Пока варится мой потрясающий завтрак, подхожу к окну и смотрю на зарождающуюся на горизонте зарю. Она окрашивает красным небосвод, а в воспоминаниях вспыхивают яркие картинки вчерашнего вечера.
Помню, как шаркала пятками вдоль дороги, размазывая тушь по лицу. Что-то неистово гудело в груди. Не было страха, только сплошное отчаяние, колючей проволокой обернутое вокруг шеи.
Прижимаю ладони к лицу и с силой давлю, тихо рычу в руки.
Сажусь за стол и приступаю к трапезе. Вкуса еды я не чувствую. Наверное, потому, что чувства перегорели, не оставив после себя ни одной крупицы жизни.
А может, просто-напросто несоленая гречка и пустой чай не имеют вкуса. Насильно запихиваю в себя все это, заставляю свое тело принять еду: ему нужны силы, чтобы существовать.
Ставлю пустую тарелку в мойку и ухожу из кухни. В шкафу нахожу старые спортивные штаны и футболку. Отлично, одежда есть, гречка тоже. Протяну как-нибудь.
Возвращаю плед обратно на плечи, потому что трясти не перестает, и снова падаю на диван, после чего проваливаюсь в беспамятство. Будит меня настойчивый звонок в дверь.
Прикладывая усилия, открываю глаза и пытаюсь встать. Получается плохо, потому что комната плывет, но, кое-как преодолев себя, бреду по коридору, шаркая пятками, как старуха.
Хотя почему «как»?
По ощущениям я состарилась на пару десятков лет.
Вчера я ушла в никуда. Ушла, но, кажется, не вся. Оставила там часть себя.
Иду по коридору и мельком смотрю на себя.
Ну и жуть. Светлые волосы спутаны таким клубом, что, кажется, их проще отрезать, чем расчесать. Под глазами темные мешки, а лицо будто лишилось крови, отдает синевой из отражения. Штаны висят на тощих бедрах, растянутые в коленях, в футболке поместится две меня. Не задавая ни одного вопроса, открываю дверь и смотрю на хмурящегося Марата.
– Чем обязана? – старательно выравниваю спину и смотрю с вызовом.
Хотя кого я обманываю, какой вызов? Я еле стою на ногах. Скорее всего, как только за мужчиной закроется дверь, я свалюсь на коврик и вряд ли встану с него.
– Что с тобой? - спрашивает Марат.
Красивый парень. Слишком мрачный и угрюмый, как по мне, но есть в нем что-то притягательное. Я благодарна ему за то, что не издевался вчера надо мной и даже отвез домой.
Именно он догнал меня, усадил в салон своего автомобиля и привез сюда. Без лишних слов и вопросов.
Замечательный парень, прекрасный рыцарь, которого я не хочу видеть.
После того, что он видел, расшаркивания будут выглядеть смешно, поэтому я сразу начинаю язвить.
– Со мной все прекрасно, разве не видно? - расставляю руки в стороны и поднимаю выше подбородок.
Это стоит мне намеренных усилий, потому что тупая боль простреливает затылок.
Марат безмолвно прикладывает ледяные пальцы к моему лбу, и я со стоном прикрываю глаза. С силой сжимаю зубы, потому что едва не попросила его о большем - чтобы провел холодной рукой по лицу и шее.
– У тебя жар. Я же говорил тебе вчера: нужно обуться, - сетует он, будто не видел моего вчерашнего состояния и не понимал, что я не слышу его.
– В следующий раз так и сделаю, - пожимаю плечами и вижу, как Марат уезжает куда-то вбок, а следом выключается свет.
Глава 4 Выздоравливай. Или нет
По моему виску что-то неприятно течет. По телу проходит волна нездоровой дрожи, и я пытаюсь повернуться набок, чтобы лечь поудобнее.
– Да не двигайся ты, - говорит недовольный голос.
Открываю глаза и смотрю на крутящуюся люстру. Усиленно начинаю моргать и понимаю, что люстра остается на месте, а вот моя голова не может обрести покой.
– Врач должен вот-вот приехать, а пока держи полотенце, - Марат берет мою ладонь и прикладывает ее ко лбу, на котором лежит мокрое полотенце. – Вот, держи, - командует он. - Где аптечка?
– В аптеке, - отвечаю монотонно и слежу за движением люстры в моем сознании.
– Класс. И как ты собиралась тут жить? - спрашивает с усмешкой.
– Я не собиралась тут жить, - безэмоционально отвечаю ему.
– Точно, - запнувшись в одном слове, говорит Марат.
Парень садится мне в ноги и резко выдыхает.
– Бред. Что мне делать с вами? Один в умате, вторая без сознания, - говорит тихо, но слышу каждое слово.
– Прости, Марат, или как тебя там… - бормочу сонно. - Ты не хочешь сходить куда-нибудь? - спрашиваю его.
– Куда? На кухню? - не понимает он.
– Можно и на кухню. Но еще лучше нахрен. Нахрен будет в самый раз, да.
Парень сначала усмехается, а потом хохочет в голос. Отсмеявшись, задает вопрос в пустоту:
– Какого черта я вообще ввязался в это?
– Мне так тебя жаль, - говорю как можно мягче. - Честно. Так что насчет сходить нахрен?
– Сделаю то, что должен, и отправлюсь, не переживай, там меня уже заждались, - говорит спокойно.
В квартире раздается звонок, и Марат бросает мне беспечно, будто пришел к себе домой:
– Пришел врач, веди себя с ним по-человечески. Пожалуйста.
Я распахнула глаза и уставилась на его спину, параллельно подмечая сильное тело. «По-человечески» . А я как себя вела, простите?
Дядечка в возрасте задает вопросы, щупает горло, заглядывает в рот. Затем просит Марата выйти из комнаты, а мне хочется крикнуть ему вдогонку, чтобы уже наконец-то сходил нахрен и перестал шпионить для своего друга.
– Нужно сделать рентген, я слышу хрипы, - врач смотрит выжидающе.
Снова кутаюсь в плед и ложусь на подушку:
– Нет, - мой ответ не нравится доктору, поэтому он недовольно поджимает губы.
– Что ж, тогда я выпишу рецепт на антибиотик и дам план лечения. У вас есть ингалятор?
– У меня есть гречка, - отвечаю мужчине, - а вот чай закончился.
Доктор снова недовольно качает головой.
– У нее будет ингалятор.
Я дергаюсь от слов Марата. Надо же, такой громадный, а двигается тихо.
Доктор удовлетворенно кивает и продолжает:
– Принимайте все по инструкции, не пропускайте приемы пищи и пейте обильно. Как только температура перестанет подниматься, постарайтесь выходить на улицу и дышать свежим воздухом, - мужчина поднял голову и посмотрел на парня, беспечно подпирающего дверной косяк. - Марат, нужно следить за состоянием, если будет становиться хуже - вызывай скорую.
