Звонок прерывается. Я ошарашено смотрю на погасший экран.
Ясно, Александр Сергеевич.
Ясно, что у Вас определённые беды с башкой.
Глава 4. Пушкин
— Здорово, бро! Как жизнь молодая?
— О-о-о, Марк! Сто лет, сто зим. Да всё на бегу, всё “в колесе”. Контракты, заказы, поставщики… Ну, тебе с твоими бумажками-обложками этого не понять.
— Но, но, поаккуратнее с выражениями, Пушкин! А то тяжёлой обложкой твоего однофамильца может и в нос прилететь.
Оба ржём, как идиоты. Марк Карамов — владелец одного крупного издательства и мой друг детства. Встречаясь или созваниваясь, мы всегда ведём себя как два конченых придурка.
— Как ты? Как Агата? Как дети?
— Агуша с детьми улетели к тёще в Сидней, — голос друга заметно смягчается, когда он говорит о семье. — Я, как только все дела завершу, тут же к ним полечу.
— Ой, да! — специально подкалываю Марка. — Такой ведь домосед стал. Примерный семьянин.
— И нисколько об этом не жалею. Семья — моё всё. Ты бы тоже так говорил, если бы…
— …если бы встретил ту единственную и неповторимую, — язвительно передразниваю. — Таких, как твоя Агата, больше нет, бро. Ты последнюю забрал.
— Это да, — удовлетворённо отвечает Марк.
— Ребята, наверное, совсем большие уже?
— Да вообще! — восклицает друг. — Знаешь, раньше всё удивлялся: как твой Кирюха моментально вымахал? А теперь смотрю и понимаю: дети реально очень быстро растут, — усмехается. — Светик уже второй класс заканчивает. Отличница! — горделиво отмечает. — А Мигуша в этом году в школу пойдёт. Смотрит на сестру и уже рвётся. Говорит — “папа, я только одни пятёрки буду таскать. Другие оценки домой не возьму”.
Смеёмся.
— Да, — отвечаю. — Мой тоже разные перлы выдавал. В прошлом году на учёбу подзабил, но сейчас, вроде, за ум взялся. Всё ж таки одиннадцатый класс. Осенью поступать.
— Куда собирается?
— В архитектурный. В Москву. Предлагал здесь, но не хочет. Говорит там возможностей больше.
— Ну, и правильно, — хмыкает Марк. — Слушай, Пушкин, а как у твоего Кирюхи на личном? Есть кто-то?
— Да я, как-то, даже и не в курсе, Марк, — пожимаю плечами. — Он сегодня с одной в кино идёт, завтра в кафе с другой. Да я особо и не слежу.
— А вот надо бы, — двусмысленно отвечает друг.
— К чему ты клонишь? — хмурюсь.
Пауза.
— Пушкин, может, это и не моё дело вовсе… Но я сейчас забегал в кофейню. А там твой Кирюха. С какой-то дамой.
— Ну и чё? — не въезжаю, что не так.
— То. Даме-то этой на вид тридцатник. Может, конечно, это его училка или репетиторша. Но ты бы провёл профилактическую беседу с подрастающим поколением. Или с этой мадам. А лучше с обоими. Я сфоткал их. Может, ты знаешь её.
Марк отправляет фотку. Девчонку эту я тут же “пробиваю”. Ей оказывается та самая врачиха, которая звонила мне пару часов назад.
Вот же “запрещено цензурой”! Я сразу понял, что что-то не так, когда эта мадам начала нести какую-то “пургу”. Мол, Кирюха хочет меня с кем-то познакомить.
Да сыну всегда было параллельно с кем я. И с каждым годом мы всё больше отдалялись друг от друга. Нет, я пытался дать ему всё, чтобы он ни в чём не нуждался. Но главного ему я дать не мог: себя и своё время.
Может, ещё и от этого срываются тормоза. Я зол. В бешенстве просто. Звоню и ору на эту Алису, выплёскивая весь гнев. Сбрасываю. Тяжело дышу. Хотя чувствую, что что-то тут не так.
— Па, я дома, — сын кричит из коридора.
— Иди-ка сюда, — зову требовательным тоном.
— Чего, — взъерошенная голова появляется в проёме.
Сканирую его взглядом. Кирилл смотрит спокойно, даже беззаботно.
— Что тебя связывает с Кругловой?
— Кто это? — сын непонимающе трясёт головой.
— Дурачком-то не прикидывайся, — сжимаю зубы. — Врачиха, к которой ты на приём вчера ходил.
— Алиса Сергеевна? — выпучивает глаза.
— Сергеевна, — кивком подтверждаю. — Она что-то от тебя хотела?
Кирюха хмыкает:
— Па, ты чё? Я просто хотел вас познакомить.
— Познакомить? — выгибаю бровь, но не верю. — Поэтому вы с ней по кафе таскаетесь?
— Доложили уже, — горько усмехается. — Да, — вздёрнув голову, впивается в меня взглядом. — Я позвал её в кафе, чтобы рассказать, какой у меня замечательный отец.
“Запрещено цензурой”…
От досады прикрываю глаза. Значит, эта Алиса, действительно не врала, когда сказала, что сын заделался свахой.
— Погоди, — сын прищуривается. — А ты что подумал? Ты подумал, что…
— И что она сказала? — пытаюсь перевести тему.
Кирюха разочарованно смотрит на меня, затем разворачивается и направляется к выходу.
— Кир, стой!
Не поворачиваясь, бросает через плечо:
— Сказала, что я дебил. Весь в папу.
— Кир, постой. Давай поговорим, — догоняю сына и разворачиваю. — У меня самолёт, я улетаю сегодня в командировку.
— Лети, — равнодушно пожимает плечами. — Может, в дороге ещё чё интересное напридумываешь.
Кир уходит в свою комнату. Беру телефон и пытаюсь дозвониться Алисе, чтобы извиниться. По ходу, она внесла меня в чёрный список.
Капец. Но я действительно не мог поверить в то, что сын решил меня с кем-то познакомить. Наоборот, он всегда активно пытался выпроводить всех моих пассий.
Что же такого в этой Алисе, что Кирилл единственный раз в жизни решил сменить гнев на милость?
Звоню ей ещё раз. Точно. ЧС. Ну, этого следовало ожидать. После всего того, что я сказал ей…
Через два часа самолёт. Надо лететь в командировку. Ничего. Вернусь и всё утрясём.
Если бы я только знал, что лететь мне никуда нельзя.
Глава 5. Алиса
— Кирилл? — непонимающе смотрю на мальчика. — Мы же вроде бы всё обсудили.
Я выхожу из кабинета после приёма последнего пациента. Кирилл сидит, как-то странно согнувшись на диванчике, опустив голову вниз.
Сказать, что у меня остался мерзкий и неприятный осадок после разговора с отцом парня — это не сказать ничего. Меня словно облили ведром с помоями. Противно и тошнотворно. Мало того, что ему кто-то “по доброте душевной” рассказал (а, вероятно, ещё и показал), с кем его сын сидит в кафе, так ещё и Пушкин сделал не самые правильные выводы. Думаю, что Кириллу тоже попало. Я бы хотела заступиться перед мальчиком, но вряд ли его неадекватный папаша стал бы меня выслушивать. И, тем более, со стороны моя защита выглядела бы ещё более нелепо.
Но всё же Кирилла мне было жаль. У меня сложилось впечатление, что он хороший и добрый парень, который просто пытается сделать всё, чтобы его близкие и он сам были счастливы. Просто его методы не всегда срабатывают.
Честно говоря, я думала, что, получив взбучку от отца, он больше не придёт. Но прямо сейчас я наблюдаю его в коридоре клиники. Правда, что-то меня сильно настораживает. Возможно то, что Кирилл никак не отреагировал на мой голос и даже не поднял голову.
— Кирилл? — зову я, но мальчик, по-прежнему, сидит, уткнувшись взглядом в пол.
Подхожу ближе и сажусь рядом с ним.
— Кирилл, тебе плохо? — наклоняюсь, чтобы посмотреть в его лицо.
Парень с трудом поднимает голову.
— У меня живот что-то разболелся, Алиса Сергеевна.
Смотрю на него. Лицо белое, как полотно. Белки глаз слегка желтоватые. Парень обеими руками держится за живот. Часто и поверхностно дышит.
— Кирюша, где болит? — обеспокоенно спрашиваю я.
— Справа, — морщась от боли, отвечает он.
— Тошнит? Рвота была?
— Тошнота только.
Врачи тоже люди. И тоже теряются, когда с их близкими происходит беда. А за эти пару дней я уже успела привязаться к Кириллу. Пытаюсь выровнять дыхание и собрать себя в руки:
— Сиди здесь, ладно? Я сейчас вызову “скорую”.
Бегу к администраторам и звоню в “скорую”:
— Алло, “скорая”? Добрый вечер. Мальчик, шестнадцать лет. Сильная боль в животе справа. Подозрение на аппендицит. Тошнит, рвоты не было, — жду, когда диспетчер всё запишет, и одновременно поглядываю на Кирилла. Называю адрес и прошу, чтобы приехали, как можно быстрее.
