Он ближе, чем когда-либо с момента нашего не-знакомства, и сильнее, глубже проникает ко мне в ноздри его запах. Вбираю каждый из оттенков и всю композицию, даю запаху просочиться в себя. Будь я вменяема и способна на рассуждения, решила бы, что это все запах его, как если бы вместо «тонны никотина» он вкатил тонну косяков, а меня попросту запахом их одурманил. Как бы там ни было, приближение его и его запах мне нравятся настолько, что я не жду уже, «с чего начнет», станет ли целовать, полезет ли под блузку или сразу между ног – делаю первый шаг: трогаю его за руку.
Взгляд подъехал ко мне вплотную, теперь он – изображение всего, что я только способна воспринимать. Запах пропитал меня, я будто и не чувствую ничего больше. В его действиях нет поэтапности, они вливаются одно в другое. Не уследить за ними – можно лишь предчувствовать или же просто осознавать их, когда они уже случились, замечать вспышку за вспышкой.
Его рука какое-то время не выпускает моей, затем лезет в блузку – тепло как… приятно моей груди от того, что он держит ее своих ладонях. Вернее, только в левой – правая лезет вниз. Левая же скользит от одной груди к другой, и ни одна из них не успевает замерзнуть или соскучиться.
«Он – левша».
Сейчас мне все в нем нравится, от всего вставляет, а значит, нравится и это.
Его правая залезла ко мне под плащ и словно нащупала ту веревочку, за которую нужно дергать, чтобы свалилось все. Он дергает, и все сваливается – скользят по ногам трусики с колготками, долезают до края сапог, там и останавливаются. Сваливаются остатки самоконтроля, сдержанности и элементарной осторожности, как если бы они вообще все это время во мне были. И сваливается с плеч какой-то груз. Становится легко, порывисто.
Я легкая, как перышко и буйная, как ветер, который носит это перышко – я не боюсь стихии, потому что сама – стихия. Поэтому, почувствовав в себе его руку, я не вздрагиваю, а делаю движение навстречу. Не успеваю сообразить, что надо бы расстегнуть его ширинку – не надо, он расстегивает сам. Притягивает к себе мои бедра. От его рук у меня на оголенной попе тепло и приятно.
Он приподнимает меня и входит в меня стоя. Лишь чувствуя его в себе, понимаю, что хотела этого. Насколько хотела. Я ведь позабыла, как это. Но думаю я теперь не это. Я в эпицентре бури, и я сама – эта буря. Только что я дотрагивалась до него, разглядывала, думала о нем, теперь – не то. Мне не до этого. Он где-то там, во мне, попал в мою стихию, лавирует умело, находя себе пути в бешено-жарких воздушных потоках. Такими не бывают они у ветра, но такие они у меня.
Я не забочусь о нем – он и так не пропадет. Я получаю кайф от скольжения его горячего члена во мне. Я не смотрела, какой он у него, но чувствую сейчас: такой, как надо. И орудует он им, как надо. Как надо мне. Вообще, сдается мне, он – это то, что мне оказалось нужно в беспросветной серости, в воспаленности тлеющего переутомления и атрофии духа, мозга, чувств. Я не задумываюсь над тем, что, может быть, и я как раз случайно подвернулась ему под руку. Что и он, может быть, был атрофирован... травмирован... что-нибудь еще. Мне не до этого.
Да, давай еще, стону себе – не ему, хоть он сейчас наверно и подумал, что ему. Давай, отдайся, получай заряд его у тебя между ног. Как будто сейчас, в этом жарком переплетении ваших тел есть только ты. Как будто он вернул тебе себя саму – не взял. Игнорь его напоминания о себе – взгляд «в отрыве», глядящий прямо в тебя, жадный рот, который снова вспомнил о тебе и хватает тебя за шею, затем спускается вниз по коже, находит под раскрытой кофтой пуговицы блузки, чтобы расправиться с ними, оттянуть лифчик, обеспечить горячим губам и языку доступ к твоим сиськам – и насладиться ими с глухим ворчанием.
Не получается игнорить это – слишком уж он «заметен». Не просто мужик-бесплатное приложение к члену, который мне захотелось почувствовать в себе. Он, кажется, бормочет мне что-то. Не знаю, пошлое что или глупое – слова его заглушаются моими стонами. Слишком хорош он. Слишком хорош. Слишком сильно его мне надо.
Он, видно, прекрасно это понимает – на губах его играет легкая усмешка, будто его забавит происходящее. Не руки его, тискающие мою задницу, не губы, играющиеся с грудями, не член, приподнимающий меня вверх каждым движением, а усмешка эта заставляет меня подумать:
«Использует – пусть. Пусть пользует. Ведь и я его пользую. Обругает потом еще. Потом, когда получит. Или даже в процессе? Да вроде нет, не ругает – спугнуть боится. Вон движения какие уверенные, привычные, спокойные почти. Вроде постоянно телок в поезде снимает, и я у него – сегодняшняя. Нет, не сейчас – потом обругает. Насмешливо, едко, гадко. Будто картонку, гад, к груди приколет, к моей груди, которую лижет сейчас так яростно и жадно, всасывает с наслаждением. Такую картонку: «Я – шлюха». Пусть колет. Картонки эти, слова все – это всего лишь картонки и слова, и ничего они не говорят о сути вещей».
В этот момент губы его растягиваются шире, слегка оскаливают зубы. Он как раз совершает во мне свой очередной толчок и вместе с ним подается вперед к моему лицу и будто наскоком, набегом касается губами моих губ.
Страйк.
Ведь так он говорил? Попробовал меня – и дал себя попробовать. Плевать, что все оттенки его запахов узнаваемы и в этом вкусе – сейчас он свежий и приятный.
После того, как он завладел мной, устроился во мне и делает что хочет, после усмешек его это касание губ – как срыв новой завесы. Последней завесы, может быть. Так он воюет с бурей, так подчиняет ее – меня – себе? Ну уж нет.
Однако вместо того, чтобы оттолкнуть его, показать мое несогласие, я почему-то сильнее сжимаю между ног его член – а ему нравится.
Или просто настолько понравился вкус моих губ? От мимолетного, насмешливого прикосновения к ним лицо его озаряется, легонько расширяются глаза, будто - «а-а, вот оно где было» - нашел он что-то или что-то понял. И он лезет уже опять, но лезет основательно, хватает губами мой рот, который не собиралась ему подставлять. На лице его улыбка. Теперь она мне не мешает.
Теперь, когда он жадно всасывается в мой рот, вырываться смешно и... неохота, потому что поцелуи эти дикие заражают.
- М-мда-а-а, детка-а... - похрипывает он мне посреди них и больше не смеется – слишком серьезный трах у нас теперь пошел.
Кажется, он чувствует это и внутри меня – там все пульсирует. Сейчас я не ждала и не готовилась, как бывало когда-то. Я не старалась наблюдать и контролировать бурю, не предвкушала и не торопила ее исхода. Я просто бесновалась, как и он – во мне, я отдавалась, не отдавая. И теперь, когда раскатом грома приходит оргазм, меня разносит. Сама ли я так решила? Или это он, этот – там, во мне довел меня до такого, принес мне этот мощный разряд, стал повелителем грозы? Не успеваю разобраться.
- О-о.… – откидываюсь назад, заметив только, что он наблюдает, как я кончаю на нем. Меня колотит, мое чрево то бросается на него, то скользит вверх. Подрагивая, я затихаю, но он... нет. Бес.
Да этот бес, он продолжает делать меня. Он не дает опомниться и засомневаться. Пора бы «хватит», сейчас мне, чего доброго, станет больно, да и вообще, кто он такой... кто я такая... я ж не такая... и не со мной все это... Но он делает. Он все делает и делает.
Он снова возбуждает меня. Я опять хочу его – или не переставала хотеть? Скольжения члена во мне, было замедлившиеся, ускоряются. Там все растянуто и я, возможно, подустала, но боли пока нет. Наоборот – я влажная, раскрытая для него, а он резвеет на глазах.
«Не тяжело ему?..»
Нет, он все держит меня на себе и входит в мою плоть, при этом не выказывает признаков нетерпения, а ускорять чего-то там даже не думает.
«Да!» - думаю я, зажмурившись.
Говорить ему «да» косячно – и так опозорилась по полной, куда уж хуже. Хотя мне все равно. Чем больше есть, тем больше хочется – такое правило в сексе. Так и сейчас. Я хочу опять. Я хочу еще. И я хочу больше.