Конечно, он был всегда в восторге от её безбашенности и лёгкости, но ему приходилось на многое закрывать глаза. У него нет доказательств, но он давно уверен в неверности Олеси. Однако не пойман — не вор, а собирать компромат Артём не намеревался. Он привык к Олесе, они были вместе очень долго. Почти всегда. Артём не представлял себя в каких-то других отношениях.
Они проработали три часа подряд, а потом Катя засобиралась домой, сославшись на то, что нужно отдохнуть перед сменой. Смена завтра с утра. Она бы вполне успела отдохнуть и так, но подозревала, что Римма Артуровна скоро усадит её обедать. Это было уж слишком, по мнению Кати. Настолько злоупотреблять гостеприимством Суворовых она не хотела.
— Спасибо огромное, Катя! — искренне сказал Артём, провожающий её до входной двери. — Ты придёшь ещё?
Он очень надеялся, что она согласится.
— Конечно! — серьёзно ответила Катя. — Ты же ограничен во времени. Буду приходить, пока гипс не снимут, и руку не разработаешь. А это не слишком скоро произойдёт. Приду послезавтра, но не с утра, а наоборот, ближе к вечеру. Мне надо будет выспаться после дежурства.
— Катя, — он замялся. — Я оплачу твой труд, ты не подумай, нам нужно только договориться с тобой о цене…
Тут он прикусил язык, наткнувшись на взгляд Кати.
— Не имеет смысла говорить об оплате, пока нет результата. Вот защитишь диплом, тогда и поговорим.
Попрощавшись, Катя скрылась за дверью, а Римма Артуровна выразительно посмотрела на внука, покачала головой и покрутила пальцем у виска. Ну как, как можно быть таким толстокожим бегемотом? Человек от чистого сердца помогает, это же очевидно, а он со своей оплатой… Хитрее нужно быть!
…Так и повелось, что Катя приходила к Суворовым раз в три дня, и работали они со второго раза подолгу, не три часа, а больше.
Римма Артуровна потихоньку «приручала» Катю, уговорила её обедать у них. И им веселее, и ей не впроголодь работать, ведь Катя печатала очень помногу.
А Катя «приручала» Артёма, сама того не ведая. Он настолько привык к её помощи, её присутствию, запаху её духов, что даже скучал в те два дня, когда её не было. Она оказалась на редкость приятным и уютным человеком, от неё исходило какое-то особое спокойствие, и держалась она всегда с достоинством.
Артём тоже «приручал» Катю. У неё не было подруг, кроме Олеськи, которая вспоминала о ней лишь когда Катя могла быть полезна, и маме сейчас было не до неё. Мама перебралась в дом к Василию, оставив их хрущёвку Кате.
Так получилось, что бабушка и внук Суворовы в данный момент были в жизни Кати самыми постоянными величинами.
Артём всегда расспрашивал её о том, как идут дела в больнице, как прошло дежурство, и Катя привыкла всё рассказывать ему, реализуя нормальную человеческую потребность общаться и делиться новостями.
Артём запомнил имена и отчества всех коллег Кати, а если Катю что-то расстраивало или казалось несправедливым, он внимательно слушал, потом думал и выносил свой «вердикт». Надо заметить, не всегда в пользу Кати. Он действительно задумывался, а не отбывал номер, потому Катя никогда не обижалась, даже если Артём вставал не на её сторону.
А больше всех была довольна Олеська, которая периодически (но нечасто) звонила Кате, чтобы очистить свою совесть. У Артёма она была всего лишь дважды за две недели, которые прошли с начала совместной работы Артёма и Кати.
Через несколько дней Артёму должны снять гипс. Интересно, как быстро он сможет полноценно работать сам?
Основной текст диплома они почти доделали. Нужно было ещё работать над введением, заключением, оглавлением и списком источников. Над вступительной речью для защиты диплома и раздаточными материалами.
Размышляя об этом, Катя поймала себя на мысли о том, что не хочет окончания работы. Она очень, очень привыкла к совместной работе, к визитам в дом Суворовых и конечно, к Артёму.
Неожиданно для себя она поняла, что не с самого начала, безусловно, но уже достаточно давно ею движет отнюдь не только желание и стремление помочь ближнему.
* * * * * *
Артём был не в духе.
Во-первых, вчера он ходил на приём, и доктор решил ещё на неделю оставить гипс. Он так надеялся, что снимут! Мало того, что чувствовал себя ни на что не способным, так ещё рука ужасно чесалась под гипсом.
Во-вторых, он уже третий день звонил домой Олесе по вечерам, и её постоянно не было дома. Мобильные телефоны ещё только начинали входить в широкий обиход, и ни Олеся, ни он пока мобильником не обзавелись.
Вчера вечером он отправился домой к Олесе, несколько часов провёл в ожидании её, пил чай с её родителями и младшими братьями, слушал их разговоры, отвечал на вопросы… Мучительно пытался понять, что он вообще делает там, чего хочет добиться?
Крайне раздосадованный, ушёл домой уже в десятом часу вечера. Олеся так и не появилась. И не перезвонила, хотя наверняка ей сказали, что он приходил. Или она до сих пор дома так и не была?!
Хорошо, что сегодня придёт Катя. Её присутствие почему-то всегда вносит спокойствие и умиротворение в его смятенное настроение, смягчает раздражение по поводу травмы и временных жизненных ограничений. Это странное сравнение, но у Артёма было такое чувство, будто его жизнь косматая и всклоченная, непонятная. А Катя, когда приходит, умывает, причёсывает и приводит в порядок эту жизнь, устраняет сумятицу и сумбур.
…- Что сказали на приёме? Вижу, гипс пока не сняли?
— Оставили ещё на неделю, — проворчал Артём. — Что-то им не понравилось. Я который день в печали по этому поводу.
— Пока печалишься, неделя и пройдёт, — улыбнулась Катя, глядя в компьютер и открывая документ.
Артём и сам невольно улыбнулся, глядя на неё. Раньше она вообще не улыбалась, а теперь улыбается всё чаще, и ему, Артёму, это по душе. Ему очень нравится думать, что это он заставляет её улыбаться.
Некоторое время они напряжённо и внимательно работали. Потом Катя встала, чтобы немного размяться. Стоя у окна, делала упражнения для шеи.
И тут ей вздумалось поинтересоваться у Артёма, как дела у Олеси, ведь он наверняка виделся с ней.
Олеся пропала с радаров несколько дней назад, даже звонить перестала, и сама Катя не могла застать подругу дома, когда звонила. Она хотела попросить, чтобы Олеся была внимательнее к Артёму, больше поддерживала его: всё-таки защита диплома впереди, а тут ещё травма. Но Олеся была неуловима.
— А я думал у тебя спросить, — неожиданно холодно отозвался Суворов на её вопрос. Катя услышала горечь и недовольство в его голосе. Он никогда раньше так с ней не говорил. Во всяком случае, в их новой реальности, в период совместной работы.
— Что так смотришь, будто удивлена? — так же холодно и насмешливо продолжал он. — Уверен, ты знаешь больше, чем я!
Катя очень пожалела, что заговорила об Олесе.
Она направилась к столу, устроилась у компьютера и попыталась примирительно улыбнуться:
— Давай продолжать работу, Артём!
— Нет, давай уж, пожалуйста, договорим! — он привычно устроился рядом на стуле, но пристально вглядывался в лицо Кати.
— О чём договорим, Артём? Я спросила, ты ответил. Вопрос исчерпан.
— С какой стати он исчерпан?!
— С такой стати, что это ваши с Олесей дела! Я просто давно не видела и не слышала её, потому спросила! Была уверена, что ты виделся с ней. А ты вдруг так разошёлся!
— Потому что я уверен: тебе известно больше, чем мне!
— Ничего мне не известно, Артём!
— «Ничего не известно» — это ты о чём сейчас, Бабушкина? — прищурился он, не отводя глаз от её лица.
Катя вспыхнула от возмущения. Он пытается на словах её ловить, ну надо же! Думает, дурочку нашёл! Но не на ту напал!
— Суворов, — холодно и твёрдо сказала она, тоже не опуская глаз, не сдаваясь. — Если тебе кажется, что у тебя проблемы в отношениях с любимой девушкой, или крестись, или решай всё сам! Не пытайся впутывать меня!
Он был в шоке, получив такой отпор от этой серой мышки и тихони! И потому бесился всё сильнее. Понимал, что неправ, что Катя не виновата ни в чём, наоборот, помогает ему изо всех сил, но в ушах шумело от бешенства. Он прошёл точку невозврата.
