Бум. Разве ты не этого хотела? Бум. «Алена» и смайлик сердечка разрывают мое собственное сердечко в клочья. В очередной раз. Не первый и далеко не последний, я точно это знаю. Бум. Принимай последствия своего любопытства, Ангелина.
Со стеклянным взглядом и прилипшей к лицу улыбкой я ставлю салфетки на стол и сажусь на свое место. Беру шашлык и какие-то овощи, но такое ощущение, что пищевод сузился до диаметра карандаша, при всем желании не смогла бы протолкнуть туда хоть что-то.
Так что я встряхиваю светлыми волосами, на укладку которых потратила тридцать минут, и бойко включаюсь в беседу:
— Кого подписали, Вадим Антонович?
— Геля, — с мягкой укоризной говорит папа.
Ванин отец, напротив, со вкусом смеется, откинувшись на спинку стула. Поднимает бокал вина и указывает им в мою сторону:
— А Гелик надежды не теряет, каждый раз выведывает подробности.
Я морщу нос и улыбаюсь:
— Природное любопытство, Вадим Антонович! Больно работа у вас интересная.
— Главное, прибыльная, — он беспечно смеется, но я уже знаю, что эта шпилька, которая кажется ему безобидной, направлена в сторону нашего папы.
Па добродушно улыбается:
— Когда-то, Вадик, для тебя это не было главным.
— Времена меняются, Гош.
Папа кивает и тянется к нему бокалом. Они чокаются и переглядываются как-то по-особенному. Всегда так делают. Как будто ведут какой-то молчаливый диалог. Это не удивительно, папа и Вадим Антонович знакомы с института, таких обычно называют «заклятые друзья». Бесспорно близкие, но словно всегда немного соперничают. Не знаю только, в чем, если Ванькин отец футбольный агент, а наш — тренер. Хитрость и деньги против почти бескорыстной самоотдачи.
Я машинально оглядываю родителей Вани, уделяя особое внимание их одежде. Выглядят дорого. Даже несмотря на то, что приехали на дачу. На секунду поджимаю губы, расстроенная тем, что все-таки немного им завидую.
Тогда я поворачиваюсь к Бо в поисках поддержки, и он, как всегда, чувствует. Ободряюще улыбается и сжимает мой локоть.
— Вань, вылези из телефона будь добр, — говорит Вадим Антонович, и это та ситуация, где я рада стальным ноткам в его голосе.
Громов младший закатывает глаза, но смартфон откладывает. Наконец-то.
Переживет твоя Алена без бесконечных сообщений.
— Как, пацаны, ваши дела? — интересуется папа, с аппетитом уплетая шашлык.
Бо со смешком говорит:
— А то ты не знаешь.
— Да знаю, конечно.
— Да все кайф, пап.
— Богдан, тебе вечно все кайф.
Брат широко улыбается:
— Мое жизненное кредо.
Папа качает головой и переключается на Ваню:
— А ты, боец?
Все за столом поворачиваются в одну сторону, но не к Ваньке. Мы смотрим на его отца. У того лицо будто подергивается коркой льда. Но он молчит, вижу, сдерживается.
— Да в порядке все, — Громов младший расхлябано откидывается на стул и криво улыбается, — тренируемся, играем, результаты вы и так знаете, все в одном котле варимся.
— Да, к слову о котле, я тут кое-что слышал, посмотреть вас кое-кто собирается?
Я почти забываю о том, что нужно дышать, и бросаю быстрый взгляд на Ваню. Вряд ли кто-то мог бы ему сейчас позавидовать. Па не хотел конфликта, но он как будто все время забывает о Вадиме Антоновиче, не делает же он это специально. Или все же делает?.
— Ну, придут, — нехотя подтверждает Ваня.
— Придут дать ложные надежды, — усмехается его отец.
— Пап, давай не будем.
— Да не будем, конечно, Вань. Скоро это все закончится.
— Пап!
Ваня с громким стуком впечатывает вилку в стол, хотя, я уверена, готов швырнуть ее в кого-нибудь.
— Парни, — торопливо и примиряюще бормочет наш папа, — парни, давайте-ка стоп. Тань, как там твой магазин, расскажешь?
Она тут же с готовностью включается:
— Ой, вообще все прекрасно. Сегодня была съемка новой коллекции, мы первый раз с новым фотографом работали, ой, ты бы его видел!
Татьяна Николаевна воодушевленно рассказывает детали, а я отключаюсь, только смотрю на Ваню. Наблюдаю, как его аккуратные темно-русые брови стремятся друг к другу, образуя сердитую складку. Он смотрит себе в тарелку, и я безнаказанно могу сползти взглядом на его прямой нос, минуя едва-едва заметную горбинку. И смотрю на свою любимую родинку над его верхней губой, которая чуть тоньше нижней, но зато так красиво изогнута. Господи, как бы мне хотелось просто прикоснуться, просто немного потрогать все, что я изучала украдкой все эти годы. Ощутив, как тоскливо сжимается вся моя грудная клетка, я вдруг пугаюсь, что смотрю на Ваню слишком долго.
Торопливо опускаю взгляд и пытаюсь уловить, о чем говорят за столом. Хватаю за хвост последнюю фразу и включаюсь со свойственным мне азартом. Я это умею, я в этом профи. Но кто бы знал, как мне в этот момент больно.
— Проснулась, принцесса? — насмешливо интересуется Бо, остановившись в дверях нашей спальни.
На нем только домашние шорты, волосы влажные после душа, а я смотрю на него и пытаюсь понять, каким образом он поднялся раньше меня, еще и успел помыться.
— Сегодня какое-то краснокнижное животное померло? — выдаю хрипло, натягивая одеяло на лицо.
— Чего?
— Того. Ты чего подорвался так рано?
— Так это не я. Это ты проспала.
Я резко сажусь в постели и шарю вокруг руками в поисках телефона. Проспала?! А собраться? А накраситься? У нас с Громовым сегодня два урока в соседних кабинетах, как я буду выглядеть?
Ору:
— Бо, ты издеваешься?! Ты не мог меня разбудить?
А когда наконец нахожу смартфон, вижу, что мой будильник еще даже не успел прозвонить. Впиваюсь ненавидящим взглядом в брата.
Он приподнимает брови:
— А, ты не проспала? Значит, я что-то перепутал.
— Ты идиот.
— Не рычи, Энж. Бессонница мучала, встал в шесть, пошел купаться.
Я поднимаюсь с постели и злобно ворчу:
— Бессонница его мучала. Ты что, блин, поэт?
— Ага. Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно. Устраивают такие стихи?
— Иди ты, — бросаю через плечо, направляясь в ванную.
Хлопаю дверью и смотрю на себя в зеркало. Поправляю взлохмаченные светлые волосы, выпячиваю вперед губы. Верхняя тоньше нижней, почти как у Громова. Но в его случае об этом знаю только я, потому что слишком пристально его разглядываю, а у меня это сильно заметно. Когда будет можно, я обязательно ее накачаю у косметолога, а пока приходится просто подкрашивать чуть выше контура. Трогаю пальцем свой нос. Он кажется достаточно аккуратным. Да и вообще я симпатичная, разве нет? Почему я тогда ему не нравлюсь?
По привычке торможу эти мысли. Ни к чему хорошему я обычно в финале
