class="p1">Я реально — неудачница, что ли?!
На фоне всех остальных…
Мне стало вдруг холодно.
Одиноко. Ужасно…
Боль в груди стала каменной.
Даже дышать стало почти невозможно.
С тех пор, как не стало моего мужа, я всегда была одна.
Он погиб.
Вот уже почти десять лет…
Совсем скоро — годовщина. Юбилей, как любимого не стало.
Детей мы завести не успели.
Я совсем одна…
После гибели мужа я была погружена в карьеру, в проблемы семьи, родителей, помогала друзьям, вела активный образ жизни…
Делала все, чтобы не думать об одиночестве, а этот молодой и холодный ублюдок, нагулянный на стороне прежним хозяином фирмы, тыкает меня носом в возраст и одиночество.
Знал бы ты, козел похотливый, как это больно, лишиться смысла всей своей жизни и все равно продолжать жить дальше…
— Владислава Алексеевна, у меня очень мало времени. Прошу!
Еще и зудит, как комар.
Шлепнуть бы тебя. Тапком. По губам.
Чтобы неповадно было тыкать женщин носом в их возраст.
Это, в конце концов просто неприлично!
— Вы уходите? У меня важный звонок вот-вот случится, — не унимался Мерзликин.
Нет, дорогой генеральный монстр, ты не Мерзликин Гордей, ты…
Ты — Мерзавкин!
Вот ты кто… Мерзавкин Гнидон. Гнидон — от слов гнида и гондон.
Острый кадык на мощной шее босса дернулся вверх-вниз.
У меня разболелась голова. Заныла от шпилек.
— Дайте мне лист бумаги, пожалуйста. И ручку. Только целую, пожалуйста.
Я не узнала свой голос.
Слишком сухо он прошелестел.
— Зачем?
— Дайте. Не хотите? Сама возьму.
Я перегнулась через весь стол, выхватила у босса листок бумаги, что лежал перед ним.
Тот самый, на котором он распечатал имена всех сотрудниц и расставил по возрасту, шовинист проклятый.
С этой стороны лист, конечно, использованный.
Но с другой стороны — девственно чист.
Я вынула из волос гору шпилек, потрясла темными волосами.
Мерзликин наблюдал за мной удивленно.
— Вы… Вы… Вы что делаете?
Я быстро накатала заявление на увольнение по собственному желанию, нацарапала дату, размашисто поставила подпись.
Пожалуй, даже слишком размашисто, бумага порвалась!
— Вот!
Я толкнула в сторону босса лист с ручкой, встала.
— Это заявление на увольнение? — уточнил он, метнул в мою сторону разъяренный взгляд. — Давайте без сцен?
— А давайте! — согласилась я.
Боже, как я устала. Как я чертовски устала…
Я просто хочу быть собой.
Еще и ноги в туфлях ноют.
Я встала, забросила ремень от сумочки на плечо, наклонилась и сняла с ног узкие лодочки, пошла на выход.
— Владислава… Объяснитесь! Вы не можете вот так уйти!
— Могу! — махнула я рукой. — Чао-какао, шовинист.
— А вы… Вы… Стерва! — выкрикнул Мерзликин.
Я ахнула, обернувшись.
— Я не принимаю ваше заявление! — скомкал ладонями мой листок.
— Да ради всего святого! Я все равно ухожу.
— Куда?
— Очевидно, прямиком на пенсию. Я же слишком… старая!
— Вы не можете. Нет. Я… Не отпускаю.
— Ну-ну-ну! И что вы сделаете?
— Я вам характеристику испорчу!
Я фыркнула:
— Гордей, милый мой, женщине после тридцати испортить жизнь может испортить только одно — отсутствие регулярного секса. Я увольняюсь, и точка! Плевать мне на всякие отработки.
— Так, значит?!
Мерзликин швырнул в мою сторону заявление на увольнение. Да! Оно самое…
Босс скомкал его в шар и просто кинул в меня его. Как мяч!
Я не осталась в долгу и запустила в сторону генерального лодочкой!
Туфелька просвистела возле уха босса и… вонзилась каблуком в перегородку из гипсокартона.
— Увольняюсь! — заявила я. — Туфельку себе на память можете оставить, господин Мерзавкин! — и вышла, хлопнув дверью.
— МЕРЗАВКИН?! С ума сошла?! Вернись! Вернись или…
— Или что?!
— Или я тебя найду, накажу за эту выходку! — зарычал мне вслед босс.
Нахал! Еще и на ты перешел!
Пусть на “вы” обращается, я же старушка!
— Удачных поисков!
Глава 4
Глава 4
Я так и выскочила на улицу босиком.
Поняла, что выгляжу, как минимум, странно в узкой офисной юбке, дорогой тонкой блузке и… босиком.
— Мама-мама, у тети нет обуви! — закричал какой-то мальчуган, тыча в меня пальцем. — Мама, я тоже буду босиком! Я тоже будууууу!
— Максим, не смей! Живо надень сандалии! — пригрозила ему мама.
В ответ мальчишка закатил истерику, а его мама злобно на меня зыркнула:
— Какой дурной пример вы подаете ребенку! Оденьтесь! — взвизгнула.
— Дамочка, я одета.
— У вас ноги! Голые…
Я так устала, что не хватило сил быть вежливой, поэтому огрызнулась:
— А у вас… жирный живот голый. Выползает из-под короткого топика, будто перестоявшее дрожжевое тесто!
Она покраснела, икнула и замолчала, тихо, но крепко схватила сынишку за руку и просто ушла.
Я провела рукой по лицу.
Влада, вот ты и дожилась. Отвечаешь случайным встречным, будто старая грымза! Никуда не годится.
Живо соберись!
Я поправила сумочку на плече и пошла по тротуару так, словно была одета, как королева. Уверенно зашла в бутик с обувью, щелкнула по прилавке картой “золотого покупателя” и попросила, чтобы мне как можно быстрее принесли обувь.
Но вместо туфель-лодочек я выбрала более удобные, на устойчивом каблуке.
Ох, старею…
В следующий раз выберу бабкины мокасины…
Позвонила сестра.
— Ладушка, а ты где, родная? — тепло спросила сестра.
У меня на глазах чуть не закипели слезы: я сильно соскучилась по сестре.
— Ив, я на работе немного задержалась. Босс премию раздавал…
“Раздавал, но не додал!” — добавила мысленно.
— Хорошо, поняла. Ладно, не спеши, мы тебя подождем. Как насчет культурной программы?
— Ох, у меня на ум только одна некультурщина приходит, Ива.
— Значит, давай сегодня прошвырнемся? Через часика два после аэропорта, как думаешь? Успеем на квартиру смотаться и бросить чемоданы?
— Через два часа? Отлично! Я успею встретить вас, потом заеду домой, чтобы немного освежиться и переодеться, а то выгляжу глупо и скучно в этом деловом костюме, — вздохнула я.
— Брось, ты выглядишь секси. Увидимся, расскажешь, почему вдруг хандришь.
Хотелось возразить, что я ни капельки не хандрила, но с сестрой, наверное, этот номер не прокатит.
Она меня знает, как свои пять пальцев, поймет, что я утаила что-то.
***
Хотела не думать о плохом, ведь все-таки я ехала встречать сестру, которую давно не видела.
Хороший повод для радости, но в голове крутились отнюдь не
