Характер поездки. Он имеет в виду тот факт, что я буду выставлена напоказ голая, как младенец, во имя какой-то спящей богини, которой до этого нет никакого дела.
Его глаза впиваются в меня, и я сжимаю челюсти в безуспешной попытке усмирить свой гнев. Повиноваться ему? Он совершенно чужой мне человек, и все же считает, что я должна подчиняться?
Над головой сгущаются облака, и тени поглощают нас.
Это не первый раз, когда от меня требуют повиновения. В монастыре меня учили послушанию с помощью тяжелого прута. Глаза опущены. Губы сомкнуты. Мысли о Бессмертной Айюре. Садистский голос Белой матроны все еще звенит в моей голове, как эти проклятые церковные колокола.
Задумавшись, я провожу средним пальцем по основанию ребер. Они все еще чувствительные, еще не до конца зажили.
С крыши спускается певчая птица и садится мне на плечо. Это поползень. Крошечная, как слива, с мягкими серыми крылышками и черной головкой.
Не падай духом, ― шепчет она мне.
Благодаря этой милой поддержке я вспоминаю, что нужно дышать.
Спасибо тебе, малышка, ― говорю я в ответ, зная, что птица слышит меня так же ясно, как и я ее послание в своем собственном сознании.
Присутствие птицы напоминает мне, что я больше не заперта среди жестокосердных женщин. И что в поездке у меня будет друг.
Мист будет со мной.
В конце двора один из конюхов выводит ее. По такому случаю она просто блестит. Она белоснежная, цвета свежевыпавшего снега, грива и хвост мягкие, как лебяжий пух.
Снова раздается звон церковных колоколов. Бонг.
Время пришло.
Пока конюх подводит Мист, я развязываю пояс халата и, заставляя себя дышать ровно, стягиваю ткань с плеч. Руки дрожат, и не только от холода. Сури берет у меня халат и перекидывает его через предплечье, отводя глаза в знак уважения.
После всех трудов по созданию бессмертной косы-венца прошлой ночью она расплетает ее и начинает расчесывать локоны. Она разделяет, встряхивает и расправляет каждый длинный локон, словно распутывает пряди тканного ковра. Затем она тщательно укладывает их, стараясь прикрыть мою обнаженную грудь и ложбинку между ног так, чтобы сохранить мое достоинство.
― Видишь? Я же говорила тебе, что коса создаст красивые густые волны. Практически, как будто ты все еще одета! ― говорит она с вынужденным оптимизмом.
Точно. Хорошая попытка.
Подняв подбородок, я устремляю гневный взгляд на Вульфа Боуборна, человека, который ожидает, что я буду подчиняться ему в течение нашего путешествия.
― Не смей смотреть на меня.
Вульф так занят разглядыванием сидящего на моем плече поползня, что я не уверена, что он меня услышал. Но потом поползень улетает, и его взгляд встречается с моим, прямой и пронзительный.
Он прочищает горло, хрипло соглашаясь.
― Я не буду смотреть, леди Сабина.
Глава 2
Вульф
Но я смотрю.
Конечно, я смотрю. Даже слепой смотрел бы на Сабину Дэрроу долго и восхищенно, а я позволяю себе лишь один мимолетный взгляд. И это исключительно ради ее блага, а не ради моего. Если я хочу обеспечить ее безопасность, я должен знать эту девушку до мозга костей ― на что она способна, есть ли у нее травмы, которые я должен учесть, как мужчины на дороге могут отреагировать на ее обнаженное тело, прежде чем мой кулак выбьет из них желание глазеть.
Достаточно одного взгляда, чтобы понять, что слухи о ее легендарной красоте правдивы. Если уж на то пошло, она превосходит то, что шептали о ней в Дюрене. Она маленькая и фигуристая, ее кожа как свежее утреннее молоко. Ее волосы цвета меда струятся густыми волнами до пят, которые, несмотря на все старания мачехи, скрывают ее наготу так же хорошо, как сито удерживает воду.
Я машу конюху, чтобы он подвел ее лошадь поближе. Это поразительная кобыла чистой белой масти, с гордой осанкой и безупречной статью. Лошадь слишком хороша для такого ничтожества, как лорд Чарлин Дэрроу. Я немного разбираюсь в лошадях по скаковым конюшням семьи Валверэй, и эта безупречная белая кобыла, должно быть, стоит целое состояние.
Откуда же у дочери мелкого лорда, утопающего в долгах, такая лошадь?
Конюх останавливает лошадь рядом с Сабиной и снимает с нее поводья. Это еще одно из условий лорда Райана: Сабина должна ехать верхом без сбруи, только девушка и лошадь, как бессмертная Солена. Это требование ― заноза в моем боку, усложняющая мою работу. Если лошадь понесет или Сабина решит сбежать, мне не за что будет ухватиться, кроме голой ноги девушки.
Тем не менее, я уверен, что с ней будет легко справиться. Она весит не больше лани, и не похоже, чтобы у нее много мест, где можно спрятать клинок.
Когда леди Сабина поворачивается лицом к лошади, я замечаю что-то сверкающее у основания ее шеи и хватаю за горло. Она резко вздыхает, когда мои пальцы касаются ее кожи. Не обращая внимания на ее страх, мои пальцы сжимают ракушку, висящую на шнурке.
― Никакой одежды, ― напоминаю я ей. ― Никакой сорочки. Никакой обуви. Лорд Райан дал очень четкие указания ― вы не должны ничего надевать, миледи.
― Это кулон, ― говорит она сквозь стиснутые зубы, сверкая сердитыми глазами. ― Не одежда.
― То же самое. ― Дернув рукой, я разрываю шнурок и опускаю ракушку в раскрытую ладонь Сабины. ― Избавься от нее.
Я слышу звук крови, бурлящей в ее венах, но она сдерживает свой пыл и снова поворачивается лицом к кобыле, проводя рукой по спине животного.
Я обхватываю ее за талию, чтобы помочь ей забраться, пальцы впиваются в ее бедра, но она начинает вырываться из моих рук еще до того, как я поднимаю ее ничтожно малый вес.
― Отпусти меня! ― Она сопротивляется, пока я не опускаю ее, а потом поворачивается ко мне с такой яростью, что ее взметнувшиеся локоны грозят устроить потрясающее зрелище для всех во дворе. ― Не трогай меня!
Я слышу страх в ее голосе. Я чувствую его запах, сладкий и резкий запах ее пота. Она боится меня ― но не так сильно, как следовало бы, иначе она не осмелилась бы отдавать приказы стражнику лорда Райана.
Я мог бы подчинить ее своей воле, но со своенравной девушкой лучше всего обращаться, как с норовистой лошадью: дать ей свободу и позволить думать, что у нее есть власть.
Поэтому я поднимаю руки и делаю шаг назад.
― Здесь нет ступеней, ― объясняю я с тщательной медлительностью, которая испытывает мое терпение. ― Малышка, как ты, не сможет забраться на такую высокую лошадь.
― Мне не нужна твоя помощь.
Окинув меня недоверчивым взглядом, она снова поворачивается к лошади. Ее рука мягко ложится на шею, поглаживая безупречную белую шерсть. Ее губы беззвучно шевелятся. Она ничего не говорит вслух, и все же я чувствую, как между девушкой и лошадью возникает некое понимание.
Кобыла встает на одно колено, затем на другое. А потом полностью опускается.
Перекинув изящную ногу через спину, Сабина легко садится на нее. Она шепчет:
― Вставай, Мист, ― и лошадь снова встает на ноги.
Я застываю на месте, как и конюх, и толпа служанок, выглядывающих в окна особняка. Я видел лошадей, обученных кланяться под ударами кнута, но это нечто иное. Это не трюк.
Сабина благодарно гладит рукой по крупу лошади, словно это друг, а не ездовое животное, и бросает на меня торжествующий взгляд.
― Разве твой хозяин не сказал тебе, что я поцелована богом? ― спрашивает Сабина, высоко подняв подбородок, словно ей нравится смотреть на меня сверху вниз.
На секунду в моем нутре закручивается что-то отвратительное. Не знаю почему, но во мне вскипает ревность при виде такой нежной гармонии между девушкой и зверем. Я не привык видеть никакой доброты. Уж точно не в семье Валверэй.
Я вновь обретаю самообладание.
― Он сказал, что ты можешь разговаривать с животными. Но не управлять ими.
― Я не могу ими управлять. Если использовать добрые слова, это и не требуется.
