У Виты начались проблемы со здоровьем, мы не вылазили из больниц, тратили кучу денег на лекарства, докторов, лучшие клиники. И это все с маленькой дочкой на руках.
Потом приступ у жены и страшные слова врача «Мы сделали все, что смогли».
Вот уже четыре года мы живем с дочкой вдвоем, а дыру в моем сердце частично залатала маленькая копия Виты. Таисия.
Кофе шипит, вздрагиваю, выныривая из воспоминаний, снимаю турку за секунду до перелива.
За спиной раздается топот детских ножек.
— В этом пойду.
Запахиваю сильнее халат, прячу от дочери выпирающие «воспоминания».
Оборачиваюсь.
Мать моя женщина!
Синие джинсы, красная пышная юбка до колен, желтая пижамная футболка с медведями, сверху алая курточка. И в довершение к образу измазанные красной помадой губы и синие веки. Плюс широкий леопардовый ободок на голове.
— Тася… — не могу подобрать слов.
— Класивая? — пытливо всматривается в мое лицо.
Нет, ну для отпугивания потенциальных женихов пойдет, но лет через десять, а сейчас…
— Очень. Только вот это, — обвожу пальцем свое лицо, — смыть. Рано еще краситься.
— Ладно, — вздыхает, но послушно идет в ванную.
Слушаю шум воды, плеск. Поет там что-то.
Ем свой бутер, запивая кофе.
Минут через десять шум воды стихает. Дочь выходит из ванной, оставляя за собой мокрую дорожку. Лицо более — менее чистое, с одежды капает, по полу растекается лужа.
— Переоденешься или подождем пока высохнешь? — флегматично спрашиваю.
— Пелеоденусь.
— Окей.
Глава 2
Гуляем с дочкой по парку. Здесь мы второй раз.
Тепло, солнечно, почки на деревьях набухли и позеленели, земля покрылась тонким ковром травы. Вокруг нас полно взрослых и детей, бойко идет торговля мороженым, ватой, игрушками. Шумно.
Зато отвлекает от работы.
Генеральный предложил возглавить филиал здесь, я не стал отказываться. Взвесил все за и против, посоветовался с дочкой и согласился.
Во-первых, карьерный рост.
Филиал тут убыточный, на грани банкротства, прежний управляющий настаивал на его продаже, генеральный тянул, а потом решил дать еще один шанс, сменив управляющего.
Вот уже две недели я вхожу в курс дела, постепенно знакомлюсь с коллективом. По предварительному поверхностному анализу вытянуть компанию можно.
Во-вторых, смена обстановки: другой город, люди и даже климат.
В-третьих, нас ничего не держало там, кроме воспоминаний и боли от потери близкого человека.
Сам понимал, что надо отпустить прошлое, вот и пытаюсь. На удивление, Таська переезд перенесла хорошо. Очевидно, в силу возраста ее привлекает все новое.
С коллективом познакомился, сразу приступил к работе, по большей части изучаю отчеты и прочие документы дома, пока дочка не ходит полноценно в садик.
Антон, предыдущий управляющий, с радостью освободил мне кресло. Было заметно, что должность ему в тягость, а тут новый человек и гора с плеч. Всучил мне кипу документов, коротко и с печальным видом ввел в курс «умирающего» филиала и через пару дней исчез из города.
К выходным стараюсь закончить с бумажной канителью, чтобы можно было расслабиться, уделить внимание дочери. Вот как сегодня.
У Таськи в одной руке огромная сахарная вата, к запястью привязан большой воздушный шар желтый с глазками, в цвет ее футболки. За другую руку держу дочь я, потому что ей из — за ваты дорогу не видно, а я оберегаю свою малышку от самокатчиков и других активных детей на роликах и без.
Лавочки все заняты, присесть некуда, даже зеленый газон окупировали собаки — йорк, пудель и еще что-то несуразное пучеглазое. Делают свои дела на глазах детей и других посетителей парка. И куда только смотрит администрация.
— На, папа, ешь, — дочь протягивает вату мне. Добрая девочка, всегда делится вкусняшкой.
Отрываю кусочек, закидываю в рот. Руки теперь липкие.
— Туда пойдем, — видит детский поезд и меняет маршрут.
— Сначала надо купить билеты. И воды, чтобы помыть ручки.
И чью-то моську. К нам уже присматриваются и принюхиваются пчелы, жужжат над головами, надо срочно избавляться от ваты и умываться.
Доедаем сладость.
Покупаю в палатке бутылку питьевой воды, умываю дочь. Чувствую на себе женские взгляды. Папаш в парке мало, один на один с детьми еще меньше, зато мамочек полно. Некоторые стреляют глазками, Таська отбивает их атаки хмурым взглядом.
Наконец садимся в вагончик. Дочка маленькая, одной кататься нельзя, поэтому я рядом. Колени упираются в соседнее деревянное сиденье, терплю.
Ждем, когда усядутся все. Паровозик, погудев, тронулся. Едет медленно, слегка покачиваясь, дети вертят головами, комментируют, взвизгивают. Над головами радостно подпрыгивают воздушные шары, наш так вообще лыбится еще шире.
Путь лежит вокруг парка, вдоль ограждения, от центральной улицы отделяет только высокий забор из сетки. Там, за сеткой, намного интереснее картинка, потому что по другую сторону вагончика густо растут деревья, еще не настолько зеленые, чтоб радовать глаз, смотреть не на что.
На светофоре в ряд стоят машины. Мое внимание привлекает один автомобиль. Ближний к нам, благородного стального цвета.
За рулем сидит мужчина лет за тридцать, ухоженный, с модной стрижкой, рядом с ним девушка. Красивая, счастливая брюнетка о чем — то щебечет мужу, то, что это муж, не сомневаюсь, у обоих блестят обручальные кольца на пальцах.
Она ему что — то радостно рассказывает, он сосредоточен на дороге, никак не реагирует, а она как будто не замечает его безразличие.
Хочется подойти, стукнуть его мордой об руль, сказать, чтобы ценил эти моменты, когда любимая женщина рядом с тобой. Потому что в любой момент может случиться непоправимое.
Внезапно образ из сна ложится на эту девушку. Там были такие же черные волосы по плечи, эти же пухлые розовые губы, слегка вздернутый носик. Точь — в — точь как у этой девушки. Я даже слышу ее голос и интонации.
Нет, этого не может быть, это все больное воображение, длительное отсутствие отношений, нормальной женской ласки. Но чем дольше смотрю на девушку, тем четче вспоминаю сон. У нас в моем сне все было и это было прекрасно.
Ситуация в машине меняется. Мужчина что — то резко отвечает, счастье и обожание на лице красавицы меняется на недоумение, затем обиду. На ресницах поблескивает влага, губы дрожат…
Перевожу взгляд на дочь, вижу, что Тася тоже смотрит на дорогу, серую машину, людей в ней. Бровки чуть нахмурены, она как будто думает о том же, что и я, силится прочитать по губам, о чем говорят девушка и ее муж.
— Лугаются? — поднимает на меня ясные голубые глаза.
— Наверное.
— Нельзя лугаться.
Для нее ссора наравне с матерными словами — запрещёнка, потому что у нас ругаться не принято. Все можно решить спокойно, поговорив и выслушав друг друга.
Светофор мигает желтым, ряд готовится тронуться, неожиданно девушка выскакивает из машины, хлопает дверкой и бежит прочь.
— Вернись в машину, истеричка! — орет мужик в открытое окно. — Да и черт с тобой! — бьет по рулю обеими руками, ему сигналят, что он задерживает движение, он едет прямо.
Девушка скрывается из вида, наш паровозик везет нас дальше.
Чувствую себя неудобно. Подсмотрел в чужую семью, стал свидетелем ссоры, расстроился сам. Больше из — за того, что обидели красивую девушку, испортили ей настроение, а день был таким чудесным.
Мы с Витой всегда были на одной волне, ссориться было попросту не из — за чего. Я вообще не понимаю, как это — намеренно оскорбить человека, которого любишь, сделать ему больно. Поэтому к мужу той девушки чувствую презрение. Не сомневаюсь, что это он ее обидел, а не она его.
Тася встает с деревянной лавочки, несколько секунд провожает машину взглядом, садится обратно.
— Я уверен, они помирятся, — говорю это скорее себе, чем дочери.
Паровозик привозит нас в точку отправления, выгружаемся.
