Ознакомительная версия.
— Надежда Семеновна, вы от меня-то чего хотите? Я-то что должна для вашей семейки сделать?
Она наивненько так заявила:
— А вы поговорите с ним, он вас послушает! Он вас всегда уважал!
Я возмутилась:
— Нет уж, дорогая! На чужом несчастье счастья не построишь, не забыли? Что посеешь, то и пожнешь. Горе и слезы, которые вы мне принесли, к вам и вернутся! И, надеюсь, сторицей!
Она здорово удивилась.
— А разве вы переживали? Мне казалось, что вам всё равно было. Вы ведь и не ругались и не плакали.
Что за идиотизм!
— Ну что ж, теперь ваша очередь пришла порадоваться такой жизни. Думаю, Михаил на вас не остановится. Нет предела совершенству, а вы далеко не идеал. И решайте-ка вы свои проблемы сами, а мне работать надо.
Она ушла, удивленно покручивая маленькой головкой, а я так и не смогла понять, притворяется она, или действительно отличается поразительной нравственной глухотой. И всерьёз считает себя хорошим человеком. Есть ведь такие людишки, если им неплохо, то и всем вокруг должно быть хорошо, какие бы пакости они не творили. Хотя что ее одну-то обвинять. Их там двое было. Но всё же приходить к любовнику домой, пока жены нет, и спать в чужой супружеской постели, это даже не наглость, это безнравственность и гнусность.
Сделав дыхательную гимнастику, чтобы хоть немного упокоиться, я принялась за работу. Нужно было подготовить отчет о нашей деятельности, а старую пишущую машинку постоянно заедало, и приходилось пробивать одну и ту же букву по несколько раз, прорывая бумагу до дыр. Как же в такие моменты я мечтала о хорошем компьютере! Но это были лишь пустые мечты. Наш завод дышал на ладан, не говоря уже о профкоме, которому мы де-юре принадлежали.
Ровно в шесть мы с сотрудницами закрыли библиотеку, сдали ее на охрану и отправились домой, радуясь, что завтра выходной и можно будет отоспаться.
Через неделю резко потеплело. Снег полностью стаял, журчали веселые ручьи, солнышко светило, воробьи гомонили, и настроение у меня было на редкость оптимистичным. На работу я шла почти как на праздник.
Под окнами спортивного клуба стояла уже знакомая мне изумрудная машинка. Оглядев ее от капота до багажника, я беспристрастно признала, что она весьма недурна, элегантная, ухоженная и, если бы речь шла о животном, можно было бы сказать: породистая.
Мне даже захотелось погладить ее по сверкающему бамперу, но этого, к сожалению, делать было нельзя, включится сирена, и доказывай потом, что ничего противозаконного я не хотела. Еще раз бросив на машинку одобрительный взгляд, безмятежно прошла мимо.
И тут она заверещала тошнотворным утробным воем. Я изумленно взглянула на нее, не понимая, в чем дело. Хотела идти дальше, но из клуба наперерез мне кинулся уже знакомый мне тип, на ходу напяливая пиджак и кому-то воинственно крича:
— Я с ней сам разберусь!
С кем он желает разобраться, со мной или машиной, я не поняла, но почему-то захотелось очутиться подальше отсюда в своем тихом кабинетике, среди безобидных книг. Мужчина на ходу вытащил из кармана пульт и прекратил пронзительные вопли. Подскочив ко мне, зло спросил:
— Чем вам опять помешала моя бедная машина?
Я честно ответила:
— Ничем. Я ее и не трогала.
Он просто запрыгал от возмущения.
— Не трогали? А с чего тогда сигнализация сработала?
Не принимая дурацких обвинений, я сердито посмотрела в его гневное лицо.
— Это вы у меня спрашиваете? А я почему-то думала, что владелец этой психопатки вы. Вы и должны знать, что это с ней такое.
Он гаркнул:
— Психопатка? Это вы про кого? — и со значением уставился в мое лицо, откровенно намекая, кого он тут считает психопаткой.
Но я не сдалась.
— А как еще называть машину, реагирующую на окружающих, мягко говоря, неадекватно? Идешь себе мимо, никого не трогаешь, а тебя обдают с ног до головы мерзкими звуками?
Он упрямо заявил:
— Если бы вы просто шли мимо, не трогая мою машину, то ничего бы и не произошло. А вы опять пнули ее ни за что ни про что!
Это меня вконец возмутило.
— Если бы я тронула этот, с позволения сказать, автомобиль, то и сказала бы об этом сразу. Неужели вы думаете, я стала бы отпираться?
Он презрительно смерил меня взглядом, и мне показалось, что он с большим удовольствием обозначил бы свое негодованием действием, подзатыльник мне залепил, как малолетнему хулигану, что ли…
— Да вы запросто напакостите и сбежите, чтоб не попало!
Опешив, я не поверила своим ушам.
— Как вы смеете! Да вы со своей подлой машинкой два сапога пара! Невоспитанные охальники! Вам бы только честных людей унижать!
Поняв, что зашел слишком далеко, он дал задний ход.
— Ну, хорошо, будем считать, что это досадная случайность. И мирно разойдемся.
Тут меня заело.
— Разойдемся? И как вас понимать? Вы ставите свою испорченную машиненку в неположенном месте, и заявляете, что это случайность? Оставили бы ее на автостоянке, ничего бы и не случилось. Или деньги экономите на чужих нервах?
Он вспылил.
— Да никогда сирена без повода не включалась! И сейчас наверняка повод был!
Я мило подтвердила:
— Ага, ваша машинка меня еще с прошлого раза невзлюбила, когда я ее по капоту двинула, вот и вопит, предупреждая вас, что это я иду! Нервная она у вас слишком! Лечить ее надо, желательно вместе с владельцем!
Он неприлично заржал.
— А ну, давайте-ка, просто так пройдите мимо! И увидите, что ничего не произойдет! Это всё ваши дурацкие козни!
Я не стала уточнять, что кознями занимаются ведьмы и можно считать, что он меня опять оскорбил. Величественно выпрямилась и, негодующе глядя на эту непотребную машинку, прошла мимо нее на весьма и весьма приличном расстоянии. И, — о чудо! — она снова истошно заорала. Я с чувством глубокого удовлетворения посмотрела на изумленное лицо оппонента и с трудом удержалась, чтобы не показать ему язык. Только язвительно поинтересовалась:
— Ну, что?
Быстро выхватив пульт, тот отключил сигнализацию. Потом довольно близко прошел мимо своего впечатлительного авто сам. Машина дисциплинированно молчала. Он прошел еще раз, поближе. Результат был тот же. Тогда он повернулся ко мне и скомандовал:
— А ну, теперь вы!
Мне не понравился его командирский тон, но я, наступив на горло никчемушной гордости, снова промаршировала мимо машинки. Вздрогнув, будто я по меньшей мере принялась отвинчивать у нее колеса, та истошно взвизгнула. Обескураженный владелец остался стоять, огорошено глядя на свой сумасшедший драндулет, а я, не говоря больше ни слова, прошагала в библиотеку с видом оскорбленного достоинства.
Ознакомительная версия.
