— Только он никогда не воспринимал меня, как родную, — тихо промолвила Лидия, — для него я навсегда осталась ребенком Дэниела.
Рут промолчала, словно подтверждая справедливость замечания дочери. От страшного открытия у Лидии закружилась голова.
— Ты собиралась уйти от Эдварда. Значит, ты планировала… — Девушка не могла допустить мысли, что ее мать, возможно, подумывала сделать аборт. — Ты не думала о том, чтобы растить меня в одиночку?
— Мои родители были уже слишком старыми. Полли обещала помочь, но я не хотела взваливать эту ношу на ее плечи.
— А почему ты не отдала меня в семью Дэниела? Наверняка они были бы рады ребенку погибшего сына.
— Мы с Эдвардом решили сами воспитать тебя.
Лидия скривилась. Все это было лишь для того, чтобы спасти лицо, не подмочить репутацию.
— Значит, у меня есть и другие родственники? Которые, возможно, приняли бы меня такой, какая я есть?
— Они ничего про тебя не знают.
— Может, стоило им сообщить?
— Это ничего бы не изменило.
— Нет? А так лучше? Да я для тебя воплощенное чувство вины, а отец, — или как теперь ей называть этого человека? — а отец, видя меня, снова и снова переживает обиду на свою судьбу.
— Не преувеличивай, Лидия, ты сгущаешь краски.
По тону голоса матери Лидия поняла, что та уже взяла себя в руки, и теперь перед девушкой вновь уравновешенная и неприступная женщина, привыкшая контролировать себя и ситуацию.
— Сгущаю краски? Ты полагаешь? Нет, мам. Я всю жизнь чувствовала, что меня не любят, и из кожи вон лезла, лишь бы завоевать вашу с отцом любовь. И все мои попытки были заведомо обречены на провал.
— Лидия, — заговорила было Рут, но девушка не дала ей закончить:
— Нет уж, сначала ты выслушаешь меня, хотя бы раз в жизни. У меня было ужасное детство. И я убила столько лет жизни, пытаясь угодить вам, изучала в университете право вместо того, чтобы заниматься тем, к чему лежит душа. Сегодня я узнаю, что человек, которого я считала отцом, вовсе таковым не является. И всю жизнь меня окружали ложь и притворство. И я имею полное право немного понервничать по этому поводу, ты не находишь?
— Я не для того тебя воспитала, чтобы ты на меня кричала.
— Разумеется.
Если учесть тот факт, что мать вообще ее не воспитывала. И как можно оставаться столь невозмутимой, раскрывая перед дочерью подобные тайны!
— Ладно, думаю, больше нам говорить не о чем. Последний вопрос. Почему ты была против моих занятий рисованием? Это тоже как-то связано с Дэниелом?
Рут сухо произнесла:
— Он был художником.
Коротко и ясно. И никаких тебе подробностей. Разве можно ожидать от матери большего. Остается надеяться, что подробности знает Полли. Но по крайней мере теперь ясно, почему Эдвард Шеридан был столь категоричен: поступление в Академию изящных искусство означало бы, что Лидия пошла по стопам своего настоящего отца. Этой щепотки соли раны Эдварда бы не вынесли.
Лидия встала:
— Спасибо, что… э-э, просветила меня. Не буду тебе больше мешать. И, думаю, в сложившихся обстоятельствах я лучше не пойду с тобой сегодня обедать.
Не дожидаясь ответа, девушка вышла.
Домой не хотелось. Эмма, наверное, только что вернулась, уставшая после недели в школе. Полли вечером в пятницу, как правило, куда-нибудь выходила. Но Лидия все равно достала выключенный перед разговором с матерью мобильный, чтобы позвонить крестной и успокоить ее. Едва девушка включила телефон, тот заверещал, оповещая, что у нее масса новых сообщений. Да, судя по их количеству, Полли вся извелась, волнуясь за крестницу. Девушка набрала знакомый номер.
— Лидия? Ну слава богу! Как ты? Твоя мать звонила.
— Извини, Полли, я не хотела тебя подводить.
— Главное, что ты в порядке. Где ты сейчас?
— Гуляю по набережной. Нет, Полли, не бойся, я не натворю никаких глупостей. Просто хочу побыть одна.
— Ты лучше приходи, поедим, поговорим.
Лидия подумала, что, если не придет, Полли непременно бросится ее разыскивать по набережным Темзы. Поэтому она быстро спустилась в метро и отправилась к крестной.
Та встретила девушку крепкими объятиями и тут же предложила бокал красного вина.
— Выглядишь ужасно, дорогая.
— Я теперь не понимаю, кто же я такая.
— Я скажу тебе: ты Лидия Шеридан, талантливая художница, добрая, умная и красивая девушка. И я горжусь тобой. Пока я готовлю спагетти, расскажи, что ты узнала.
— Немного. Только что Дэниел был моим отцом. Никаких деталей. Послушай, раз в Париже он сразу увлекся кем-то другим, значит, он был не очень надежным человеком?
— Девочка моя, ему был двадцать один год. В таком возрасте все совершают ошибки. Вообще-то он был очень милым парнем, веселым, добрым. Тебе бы понравился. А он бы тебя просто боготворил.
Удивительно. Лидия только сегодня узнала об этом человеке, но мысль, что он бы ее любил, была крайне умиротворяющей и приятной.
— А что он рисовал?
— Пейзажи. И тоже любил работать пастелью, как и ты. А еще ему нравилось писать отражения. Над камином как раз его картина.
— Неужели? Отражение Тауэра в Темзе! Мне так всегда нравился этот рисунок. А почему она не рассказала родным Дэниела обо мне?
— Не могу сказать, дорогая.
— Я даже полного имени его не знаю. И живы ли его родители…
— Я расскажу тебе все, что мне известно. Но на твоем месте я бы сто раз подумала, прежде чем связываться с его семьей. Пойми меня правильно: любая семья будет рада принять тебя, будет гордиться тем, что вы с ними родня. Но им сейчас за восемьдесят, в таком возрасте люди плохо переносят подобные новости.
— А вот моя семья мною не гордится. И теперь я знаю почему. — Девушка вздохнула. — Не могу поверить, что они столько лет скрывали от меня правду.
— В таких вещах трудно признаваться. И я тоже виновата перед тобой, я ведь тоже молчала, — заметила Полли.
— Ты хотя бы пыталась убедить их. Вы ведь поэтому поссорились с мамой, когда мне было шестнадцать?
— Да, но я поняла, что Рут уперлась намертво, мне не хотелось терять возможность видеться с тобой. Пришлось идти на компромисс.
— Рада, что ты это сделала. — Лидия тяжко вздохнула. — Даже не знаю, как теперь быть. В настоящий момент просто видеть их больше не желаю.
— Пусть все уляжется сначала, — произнесла Полли, — не торопись с выводами, не принимай поспешных решений. Но знай: что бы ты ни решила, я всегда с тобой, любимая моя девочка. — И крестная крепко обняла девушку.
— Спасибо!
— Может, это не мое дело, но скажи, Джейк не звонил?
— Нет, он даже не пришел на мои проводы. — Эта мысль терзала девушку.
