Я вдруг обнаруживаю, что, несмотря на охвативший меня словесный понос, все еще очень дозированно сообщаю правду. Я не рассказала Конни о том, как в бешенстве убежала из ресторана. Теперь я рассматриваю этот эпизод как опрометчивый. Я замолкаю и смотрю на Конни. Она исполнена беспокойства и сочувствия. Совершенно спонтанно и необъяснимо я испытываю порыв выбить ее печальные маленькие глазенки. Я не хочу ее сочувствия. Мне не нужно ничье сочувствие. Так чего же я хочу?
— Когда я уезжала в Нью-Йорк, мы с Питером почти не разговаривали, так что…
— А у этого парня, Мика, язык хорошо подвешен.
Я слегка морщюсь на выбранное ею грубоватое выражение, но должна признать его меткость. Мик весьма разговорчивый, забавный и любит делать сдержанные комплименты.
— Разве это преступление — немного развлечься? — требовательно спрашиваю я. — В Нью-Йорке я почувствовала себя беспечной и беззаботной и не ощущала потребности поскорее возвращаться к повседневной рутине, где каждый предыдущий день похож на последующий.
— Как именно ты проводишь дни, Люси?
— В бесконечных трудах в офисе, а затем приезжаю домой к пластмассовым игрушкам и продолжительному молчанию.
— У тебя роман с этим Миком? — спрашивает она.
Конни смотрит мне прямо в глаза. Смелый ход. Не каждый осмелился бы метнуть впрямую такой снаряд. Мы всегда были подругами, и, что бы ни сказала одна из нас, это не может шокировать другую, но многое может огорчить.
— Нет.
Я слышу ее вздох облегчения.
Нью-Йорк доставил мне много радости. Уже одна Пятая авеню заставила меня сиять от удовольствия. Как и следовало ожидать, Мик оказался хорошим спутником — просто великолепным, не стану отрицать. Он был забавным и обаятельным, я флиртовала с ним, но очень осторожно, почти незаметно, а он льстил мне. Я не позволила нашим отношениям развиться во что-либо серьезное и отпустила его. Вот как приходится поступать, если ты связан узами брака, — упускать другие возможности.
Я всегда чрезвычайно беспристрастно, без каких-либо иллюзий относилась к сексу и своим связям. Я рассматривала каждого мужчину, врывавшегося или вплывавшего в мою жизнь, за исключением Питера, как предмет потребления — как нечто, что я могу купить или продать и использовать так, как мне удобно. Жизнь проста, если вы признаете, что внешний вид, деньги, ум и секс — всего лишь орудия обмена, которые используются для того, чтобы добиться удовлетворяющих друг друга взаимоотношений. Питер изменил мои взгляды. Он нашел способ заставить меня поверить в любовь, преданность, уважение, страсть и верность. Волшебный коктейль. Вопреки всему я радовалась, по крайней мере тогда. Но теперь осталось не так уж много волшебства. Возможно, все, что Питер сделал, — это ввел более сложную систему предметов потребления.
— Мик заставил меня почувствовать себя молоденькой девушкой, одерживающей победы и желанной, впервые за длительный период времени, наверное даже годы. — Произнеся эти слова, я чувствую, как плохо, банально говорю. — Я испытала легкое, мимолетное чувство, но достаточно хорошо разбираюсь в подобном, чтобы не рассматривать эти отношения как нечто более серьезное. Просто некий инструмент, направленный на то, чтобы поддержать собственное самолюбие. Проводить с ним время — все равно что сходить в спа-салон. Не беспокойся, Конни, я не собираюсь заводить с Миком роман. Пофлиртовать, пококетничать и получить порцию легкой лести перед бокалом чрезвычайно сухого мартини имело некоторый пьянящий эффект, но это меня не слишком интересует. Я просто немного развлеклась. Он стал для меня чем-то вроде игрушки.
— Ты уже не в том возрасте, чтобы играть в игрушки, — с раздражением бросает Конни.
— Большое спасибо, — бормочу я. — Именно потому, что сознание этого причиняет мне такую боль, я почувствовала необходимость пофлиртовать с Миком. Неужели ты не понимаешь?
По-видимому, не понимает. Конни смотрит на меня с нескрываемым изумлением:
— Ты беспокоишься по поводу того, что становишься старше?
— Нет. — Да.
— Но, Люси, ты такая красивая для своего…
— Для своего возраста?
Я злобно смотрю на нее, но воздерживаюсь от того, чтобы воткнуть в нее вилку, а это доказывает, что я могу совершать вполне зрелые поступки.
— Возраст — своего рода привилегия, — натянуто заявляет она.
— В самом деле? А я воспринимаю его скорее как наказание. Почему все в наши дни придают такое большое значение зрелости? Не понимаю этого. Я всегда наслаждалась гедонистической культурой, когда юность обладала качеством «должна иметь».
— Со временем каждому приходится повзрослеть, даже тебе, Люси. Ты вышла замуж за Питера Филипса, не за Питера Пэна [16]. Тебе уже тридцать семь.
Не могу понять, зачем ей понадобилось произносить это вслух. Я украдкой осмотрелась, мысленно молясь, чтобы никто не услышал ее слов.
— Вам обоим теперь следует признать свою ответственность, свои обязанности, — поучает Конни с невыносимым самодовольством.
— Не надо говорить со мной об ответственности. Я ежедневно имею дело с сотнями тысяч фунтов. На моих плечах лежит ответственность по отношению к мегаконгломератам и международным правительствам, — резко парирую я.
— Но это абсолютно эгоистичная точка зрения на ответственность. Заниматься только собственной карьерой — все равно что готовить только для себя или принимать самой ванну. Это твоя личная потребность.
— Тогда о какой ответственности ты говоришь?
— Перед Ориол.
Я озадаченно уставилась на нее. Ориол? Какое отношение имеет она к Мику?
— Если у тебя будет роман, ты подвергнешь ее большому риску. Ты должна учитывать это.
— Да, я прекрасно понимаю это. Вечно Ориол отравляет мне все удовольствие. Я жую быстро и сердито. — Меня просто сводит с ума Ориол и все, что с ней связано, и потому мне необходимо отдохнуть от всего этого, но лицо Ориол всплывало в моем сознании в «Лаундже», а также в «Бунгало-8». Ее или Питера. Из-за них я и подумать не могла о том, чтобы развлечься на стороне. Но они в то же время являются причиной, по которой мне необходимо свое пространство.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь «все, что связано»? — спрашивает Конни.
— Ты сама заговорила об ответственности. Бесконечные поездки на внешкольные занятия. Постоянные размышления о том, чем накормить ребенка. Когда же, в конце концов, придумают что-нибудь съедобное без искусственной окраски и усилителя вкуса, без глютена, с низким содержанием сахара и натрия, но в то же время вкусное? Мне скучно отвечать на постоянные непоследовательные вопросы, так же как и читать скучные нравоучительные книжки с картинками. Короче говоря, я совершенно обессилела от постоянных размышлений по поводу своих родительских обязанностей.
