— Не мужик, а колорадский жук на кусте картошки! Даже говорить про него не хочу.
Она боялась, если я все узнаю, у меня психика не выдержит. Это уж потом Мариша из нее все в деталях вытрясла и мне пересказала: как Гарик на меня порчу наводил, чтобы в Москве зацепиться, и по бабам от меня шлялся, а я столько времени ничего не замечала. И что мне либо его срочно выгонять надо, либо себе место на кладбище подыскивать. А я в самом деле чем дальше, тем хуже себя чувствовала, еле ноги таскала, поэтому сразу поверила. Выгнала Гарика, не размышляя, и назад не пустила, как ни просился. Но мучаюсь по нему до сих пор, забыть не могу. Баба Нюра говорит, отчитаем, пройдет, это — не твоя судьба, тебе Фила возвращать нужно. А возвращать легче на пустое место. Вот я и сижу и вроде как не особо страдаю. Но сейчас, не иначе как от переживаний, мне вдруг вспомнился недавний разговор с Таткой. Она почему-то спросила:
— Сань, а ты уверена, что Фил к тебе вернется?
— Бабуля говорит — точно вернется.
— А если это произойдет еще лет через тридцать?
— Значит, судьба такая, ничего не поделаешь.
— Но ведь мне ты советуешь развлекаться, пока Иван не вернулся, почему же сама не хочешь?
— С моей картой не очень-то развлечешься.
— А я вот не сомневаюсь, что при желании ты могла бы найти мужиков не меньше, чем я, даже больше. У меня их, собственно, не густо.
— И где бы я их нашла?
— Например, на работе.
— Моя работа — вот, на собственной кухне. Клиенты сюда приходят. Ты же знаешь.
— А ты пойди работать в астрологический салон. Заведешь роман с каким-нибудь интересным клиентом. Ты же красивая.
— Нужна я кому-то очень! И вообще, в салонах своих астрологов навалом!
— С такими знаниями и способностями, как у тебя? Что там звезды и карты, ты могла бы гадать даже по картошке с морковкой! Ты ведь просто чувствуешь будущее — бог знает какими рецепторами.
— Так в резюме и писать: гадаю по картошке с морковкой? Примите на работу? Ну тебя, Татка!
— Нет, Саня, ты все-таки подумай.
И вот сейчас, пытаясь не разреветься, я подумала: «Попробовать, что ли, устроиться на работу? Как-никак, надо будет в люди выходить, краситься, одеваться. Вдруг я действительно с кем-нибудь познакомлюсь? Пусть это не спутник до конца дней, зато развлечение. А то что? У всех нормальная жизнь, а у меня — один сплошной астрал».
От этой мысли сразу стало легче, и я твердо решила: завтра же посмотрю вакансии. Тем более что в том нашем разговоре Татка произнесла фразу, которая поневоле запала мне в душу. Я тогда заявила насчет мужиков:
— Вообще-то, мне по судьбе ничего такого больше не положено, все, к кому я ни обращалась, в один голос говорят. Татка, помолчав, ответила:
— Знаешь, Саня, как я убедилась, любовь вечно путает людям карты и ломает судьбу. Мало ли кто что говорит. Ты все-таки рискни. Чем черт не шутит.
Глава семнадцатая
ЕФИМ БОРИСОВИЧ
Меня очень огорчала Тата — чем дальше, тем больше и больше. После ухода Ивана, с которым я с тех пор не мог по-человечески разговаривать, она недели две пребывала в совершеннейшем шоке, а потом буквально в одночасье преобразилась до неузнаваемости. Казалось, что настоящую Тату похитили, а у двойника отказали тормоза. На первый взгляд, ее поведение оставалось благоразумным, однако в ней появилось нечто опасное, отчаянное; она будто бы не дорожила собой. Это пугало меня, но формально придраться при всем желании было не к чему.
Наверное, следовало проявить настойчивость, убедить Тату довериться мне, возможно, я бы смог ей помочь. Но, увы, до отъезда на дачу я почти не видел ее, она постоянно куда-то уезжала с Протопоповым, а если и бывала дома, то все равно при нем. Я мог лишь наблюдать за ними со стороны — и как мне не нравилось это ее знакомство! Естественно, я понимал, что она уже не связана никакими обязательствами и вольна поступать так, как считает нужным, но, с другой стороны, видел, что Протопопов совсем потерял голову и не осознает, что имеет дело с травмированным, очень уязвимым и не вполне отвечающим за свои действия человеком. Когда я замечал ее шалый взгляд, обращенный на Протопопова, этот нехороший, злой, ведьмин огонь в глазах, мне поневоле становилось страшно. Хотелось броситься, предостеречь, срочно спасти их обоих. От чего? Видит бог, я не знал.
Чувствуя собственное бессилие и не находя места от беспокойства, я листал свои, по выражению Таточки, «чернокнижки» — но не испытывал к ним прежнего интереса. Одно дело — абстрактные рассуждения о воздействиях и поиски исторических доказательств их существования, и совсем другое — судьба собственной семьи. Даже абсолютная вера в приворот не помогла бы утешиться при виде столь губительных разрушений, напротив, породила бы желание бороться с их виновницей, причем бороться ее же методами. Не поймите превратно, мне, разумеется, и в голову не пришло бы, выражаясь, опять же, словами Таты, варить лягушек, но от первобытной, животной ярости у меня буквально сводило зубы. Какое право имела дрянная, наглая девчонка очаровывать моего сына? Что бы под этим ни подразумевалось.
Я случайно открыл «Половую магию» Поля Седира и почти сразу наткнулся на следующий пассаж.
«Во всех любовных чарах мы неизменно находим один и тот же момент: внушение, причем двустороннее. Ему в одинаковой степени подвержены те, кто совершает обряд, и те, кого хотят этим обрядом околдовать. Первые начинают ощущать уверенность и смелость в общении с объектом своих притязаний; вторые должны так или иначе узнать о колдовстве, иначе желаемый результат не будет достигнут. Если во время исполнения обряда они ничего не ощущают, то впоследствии все же узнают о нем, заметив, например, булавку в своей одежде. Все эти церемонии, несмотря на их нелепость, не проходят бесследно».
А вот дальше, дальше-то самое главное:
«Если принять в соображение причудливый характер тех психических состояний, которые обозначаются словом «любовь», вряд ли можно отрицать действенность этих манипуляций, за счет прямого или косвенного внушения».
О чем я всегда и говорил! Причем так называемая «простота» Ваниной избранницы сыграла ей на руку: она, не задумываясь, пошла на то, чем постеснялась бы заниматься девушка интеллигентная. А уж потом, при ее безоговорочной уверенности в успехе, у Вани не было шанса на спасение; ему оставалось лишь полностью подчиниться ее воле.
Тут уместно вспомнить слова Парацельса, адресованные врачам и сказанные по поводу болезней, наведенных колдовством: «Вы не представляете, как велика сила, присущая человеческой воле. Ибо воля является источником таких духов, с которыми разум ничего общего не имеет».
