Марисса вырвала руку.
– Это несправедливо. Ты слишком мало обо мне знаешь, чтобы судить так категорично.
– Тогда просвети меня об обстоятельствах, которые мне неизвестны, – тихо попросил Брэди.
– Нет.
Дрожащий огонек свечи отбрасывал золотой отсвет на ее побледневшее лицо. Откинувшись на мягкое кресло, Брэди прихлебывал виски.
– И я, все же я по-прежнему твой пленник.
Марисса почувствовала, как взволнованно бьется ее сердце, и не могла припомнить, когда в этот день оно в последний раз работало в нормальном ритме.
– Брэди, ты меня удивляешь. Ты умный человек, но не можешь понять одной простой вещи. Здесь нет никакой тайны. У меня была амнезия, а потом она кончилась. И я снова такая, какой была раньше.
– Правда? В таком случае у себя на горе я видел тебя такой, какой тебя никто не знает. Выходит, мне очень повезло.
Марисса пригубила вина.
– Я увидел тебя без защитной скорлупы. Но жизнь, как я предполагаю, в лице какого-то человека нанесла тебе ужасный удар. Много лет ты провела под маской недоступной и искушенной светской дамы. И как только к тебе вернулась память, ты по привычке снова спрятала за ней свое истинное лицо. Я прав?
Официант снова пришел на помощь Мариссе, выбрав именно этот момент, чтобы принести горячие блюда. Она вздохнула с явным облегчением.
Брэди заметил, что Марисса рассеянно смотрит на свою тарелку, пытаясь припомнить, что же она заказывала.
– Что случилось? Тебе не нравится цыпленок?
– Так это цыпленок!
Взяв нож и вилку, она рассеянно начала есть. Брэди отрезал кусочек барашка. Цыпленок застрял у Мариссы в горле. Закашлявшись, она выпила почти половину стакана воды.
Брэди, проглотив свой кусок, отодвинул тарелку.
– Странно. С тех пор, как ты уехала из Арканзаса, у меня совершенно пропал интерес к еде. А у тебя?
– У меня прекрасный аппетит.
– Рад за тебя.
Он наклонился, посмотрел ей в глаза и легонько провел пальцем по вырезу ее блузки.
– Я хочу, чтобы ты была здорова и счастлива. Но я и себе желаю здоровья и счастья. Неужели мы не можем быть счастливы вместе?
– Не можем, Брэди, – грустно сказала Марисса. Она удивилась, услышав, как дрогнул ее голос, и после паузы продолжила: – Это не твоя вина. И не моя. Просто так сложилась жизнь.
Он прижал палец к ее губам.
– Я не отступлюсь, пока не пойму, почему ты спряталась в свою скорлупу.
Марисса собрала всю свою злость, чтобы погасить пламенеющее в ней желание.
– Прекрати. Мне двадцать девять лет. В этом возрасте у человека вырастает хоть пара ребер жесткости.
– Я не заметил ни одного, когда держал тебя в своих объятиях.
Она мужественно поборола прихлынувший к лицу жар и вскинула на него глаза.
– А ты сам, Брэди Маккалок? Ты говоришь про мою скорлупу, но сам-то ты отгородился от людей бетонной стеной.
– Ты совершенно права, – спокойно кивнул Брэди. – Но тебе удалось через нее пробиться.
Он перешел в наступление, но Марисса лишь покачала головой.
– Когда ты ворвалась в мою жизнь, Марисса, ты была совершенно беспомощна. Оказалось, что, помогая другому, человек бывает вынужден ему открыться, показать свои уязвимые места. А когда эта ранимая и оберегаемая часть души обнажается, ее бывает очень трудно спрятать заново. Потому я и здесь. Я думаю, что эта дверца в моей душе либо распахнется перед тобой еще шире, либо закроется навсегда. Все зависит от тебя.
Господи! Ну почему вдруг ее глаза увлажнились?
– Не могу поверить, чтобы у тебя в душе было какое-нибудь уязвимое место, Брэди.
– Как тебя в этом убедить?
Она задумчиво разглядывала его.
– Всякий раз, когда упоминается твое имя, говорят о том, что пятнадцать лет назад ты бросил все, закрывшись в своем доме в Озарксе. Какое ужасное событие могло заставить тебя решиться на этот шаг? Почему ты отказался от своей прежней жизни? Ты можешь об этом рассказать?
Что она делает? Она ведь не хочет, чтобы между ними установилась та особая близость, которая возникает между людьми, связанными общей тайной. Надо сразу же отказаться от своих слов, заявить, что это ее не интересует. Но ведь ей на самом деле интересно!
Неожиданно для самого себя, так же, как и для Мариссы, Брэди начал свою исповедь.
– Я прославился рано… Покинув родной город, я переехал в Нью-Йорк, когда мне только исполнился двадцать один год. Я никогда не видел такого огромного города, с таким мощным зарядом энергии. И я попал в этом мегаполисе в самое пекло. Я шел нарасхват. Дамы наперебой зазывали меня на свои вечеринки. Репортеры дрались за мои интервью. Критики называли меня гением. Прекрасные женщины находили меня сексуальным и рвались ко мне в постель. Мои работы раскупались моментально. Каждому было что-то от меня нужно. Я стремительно богател и становился знаменитым. Такая жизнь легко могла вскружить голову парню из Озаркса.
Но я почувствовал, что задыхаюсь, хотя и не понимал, почему. Я старался проводить больше времени в своей студии, но едва ли можно было надеяться создать шедевр, проспав накануне ночью всего четыре часа и очнувшись с перепоя. Итак я откладывал работу назавтра и отправлялся в свет.
– С очередной красоткой? – Марисса опять ощутила укол ревности.
– Женщины были доступны, а я – молод, – просто ответил он.
– Ну разумеется, – сказала Марисса с напускным равнодушием.
Брэди вернулся к своему рассказу:
– Однажды утром я проснулся, посмотрел на свои работы и увидел, что все – не то. И тогда я понял, что вместо скульптора стал профессиональным тусовщиком. Людей интересовали не мои произведения, а я сам. Мне было тогда всего двадцать четыре года, но до меня-таки дошло: продолжая растрачивать себя по пустякам, я лишусь таланта, дарованного мне Богом. Так что я собрал вещи и вернулся домой.
– К себе на гору, – насмешливо вставила Марисса.
– Да, на гору, – проигнорировав ее иронию, согласился Брэди. – И с тех пор я не дал ни одного интервью, не посетил ни одной вечеринки. Но зато мне чертовски хорошо работалось.
– Это очень слабая похвала для твоих произведений, – не удержалась Марисса.
– Спасибо, – с признательностью сказал Брэди. – Я хочу, чтобы ты знала кое-что еще: я никогда не страдал от одиночества у себя на горе. Я почувствовал его только после твоего отъезда. И это было так мучительно, что я помчался за тобой.
Время остановилось. Они оба смотрели на пламя свечи и чувствовали, как тают остатки их настороженности, страхов, сомнений.
Марисса хотела вырваться из этого крошечного зачарованного царства, но силы совсем оставили ее, и она поддалась обаянию этого странного вечера.
Приход официанта положил конец этим неизъяснимо волшебным мгновениям.
