– Не беспокойся. Не хочу, чтобы ты считала себя обязанной. А с этим «пунктом проката» я как-нибудь разберусь.
– Ты разговаривал с кем? С самим Коровкиным?
– Нет, это был Гумбольдт…
Нежданное счастье. Я не только избавилась от всех своих забот, унижений и ненавистных мне людей – я любила и была любимой. С Сашей мы встречались почти каждый день. Много времени у него отнимала работа. Он занимался автомобильным транспортом, железными дорогами, топливом и еще чем-то… Впрочем, это меня не касалось. Из личных его пристрастий я знала лишь: черный «Джони Уокер», покер и себя. Все выходные он проводил со мной. Брал с собой на вечеринки. Однажды привез в Пески, на это самое место, показал мне готовый фундамент и сказал, что здесь будет наш дом…
Саша не мог дать мне полной свободы, он не мог дать той силы, о которой я всегда мечтала, но когда он был рядом, я ничего не боялась и ничего большего не хотела. Без него – порой скучала от безделья, хотела даже работать куда-нибудь пристроиться, но он запретил. И я развлекалась тем, что ходила с Майком в Мариинку. Я была послушна… Я была счастлива…
Однажды Саша исчез почти на неделю, не предупредив меня. Я стала волноваться. На работе отвечали: он в командировке. Личная его трубка молчала. Домашнего телефона я не знала, но если бы знала – что толку?.. Я ждала неприятностей – они пришли. Ночью, это было уже шестое апреля, то есть, минуло более года со дня нашего знакомства, Саша позвонил:
– Здравствуй, Женя.
– Сашенька, где ты? – я обрадовалась родному голосу и не сразу обратила внимание на его холодную отторженность.
– Только что из Москвы.
Одно слово «Москва» едва не вызвало у меня обморок:
– Что случилось?
– Ты можешь не понять, Женя, но я бизнесмен, я человек слова…
– Что случилось?
– Ты мне больше не принадлежишь.
– То есть? Это они?.. Гумбольдт? Меня хотят вернуть?
– Нет…
– Господи! Сашенька, не оставляй меня! Я не знаю… Пожалуйста, придумай что-нибудь!..
– Женя, ты не въезжаешь! Это не Гумбольдт! Здесь другое. Ты слышишь? Твоего нового хозяина зовут Ян! Слышишь?
– Я не верю.
– Идиотка! Я пришлю машину. Слышишь?
– Я убью себя, Саша, – сказала я и повесила трубку.
Через несколько секунд я услышала звонок на сотовик моего телохранителя. Кинулась к двери, чтобы запереться изнутри, но дверь тут же открылась, и на пороге возник Майк.
– Машина выехала, Жень.
Люди Грека не любили и боялись меня, все, кроме Майка. Этот – настоящий камень. Я сказала:
– Прекрасно. Ставь чайник. Попьем чайку на дорожку, – а у самой все тело дрожит.
– Мне велено не спускать с тебя глаз.
– А в туалет мне можно выйти?
– Нет. Это потерпит.
Неожиданно я успокоилась. Меня вдруг осенило: Саша меня проверяет! Но зачем?
– Пойдем, Майк, вместе чайник ставить.
Он пустил меня вперед. Я прошла на кухню, включила кипятиться воду. И тут пришла идея. Я вынула из холодильника торт: каждые два дня я покупала торт, в надежде, что Саша вот-вот приедет. Потом достала пару склянок с эссенцией пищевого ароматизатора. Чайник вскипел. Заварила пакетик. Майк отказался. «Ну и хорошо», – подумала я. Набухала в чашку капель по двадцать эссенции из каждой склянки и разрезала торт. Майк ничего предосудительного не заметил, да и смотрел-то на меня вполглаза, посчитав достаточной мерой предосторожности свое присутствие. А чай с той гадостью был просто невыносимый. Торт во мне полностью тоже не поместился. Я почувствовала – уже прямо здесь плохеет.
Потом все было просто. Проезжая через Неву, я попросила остановиться. Они не послушались, и я пошла на крайние меры. Сначала ничего не получилось, не помогли и два пальца… зато у Мойки машина тормознула…
Наверное, нет нужды рассказывать, что было дальше. Как я ни умоляла Грека, как ни унижалась перед ним, все впустую. Он проиграл меня в карты Яну Хеллеру. Меня победили покер и честное слово бизнесмена.
Ну а Ян… Ян очень хорошо ко мне относится. По выражению Грека, он слишком высокого мнения обо мне!.. Он много для меня сделал, и я его уважаю… Уважаю, а сама здесь, в нашем доме! Я просто потеряла голову!.. Но это все. Все закончится. И должно оно закончиться хорошо. Ты понимаешь меня, Женя? – девушка ткнула последнюю сигарету в горку пепла и окурков, выросшую в пепельнице за время рассказа.
Лесков потянулся к ее руке.
– Не прикасайся ко мне. Ты разве не понял? Это не трясина, это ад, и я не тонущая, я – утонувшая! Я возвращаюсь с того света – иногда – брожу призраком, творю безобразия, ни о чем после не жалею и с каждым днем становлюсь все спокойнее, а тут… Не напрасно я сюда приехала, но никаких иллюзий не испытываю. Ты удивителен. Ты подарил мне новую меня. Я сохраню эту сказку – даже там, откуда нет выхода. Прощай. Не провожай.
Она вскочила с постели, метнула в Лескова останавливающий жест и вылетела из спальни.
Евгений не шелохнулся. История, как он ни был готов к этому, подрезала его. Но что он испытывал, какие чувства в нем она подняла, до конца осознать не мог. Были здесь и жалость, и восхищение, и отвращение, и страх, но не сводились они воедино. И что делать теперь со всем этим скарбом?..
Внизу хлопнула дверь. Евгений зашевелился, надел брюки и спустился на первый этаж. Заглянул в одну комнату, в другую – Жени не было. Собственно, откуда ей быть, если дверь хлопнула? Подобрал с пола рубашку, накинул ее и босиком выбежал на улицу.
Девушка сидела на корточках у залива. Волны тихо плескались у ее ног. На востоке, отражаясь в воде, расплавленным золотом слепила макушка солнца. Лесков не чувствуя холодного песка побрел к Жене. Безветренно, и заливом не пахнет. Тихонько положил руки на ее плечи. Она склонила голову на бок, потерлась щекой – словно кошка, только не замурлыкала.
– Ты прости меня. Но я права. Наше приключение подошло к концу.
Евгений не отвечал, молча глядел, как поднимается солнце: «Нарисовать его – этот гадский шарик – нарисовать и ослепнуть, и все действительно закончится».
Девушка увидела что-то в песке, наклонилась. Набежавшая волна на какое-то мгновение скрыла находку, зашипела и отступила, оставив на ладони небольшой кусочек светлого, почти прозрачного янтаря, искусно обкатанного водой в виде сердечка.
– Смотри, что делается! – удивилась Женя. – Какая чудная крошка! На! – она протянула солнечное сердечко Лескову. – У меня есть портрет. Не хочу, чтобы у тебя оставались одни воспоминания.
…Но мне лишь место отыскать,
Где буду глотку полоскать
И не стеснять, и не страдать,
И вовсе ничего не знать…
