— Как это нечем? — Я протянул один из пакетов, тот, что поменьше, из аптеки. — В больничку будем играть. Чур, я доктор.
— Доктор-стриптизер? — На пухлых губах мелькнуло что-то похожее на улыбку.
— Зарплата у отечественных докторов маленькая, так что… Как говорится, жизнь заставит, еще не так раскорячишься.
— Да, почти как у учителей.
Словно мешочек с подарками от Санты, Поля раскрыла пакет. Стала медленно перебирать коробочки, иногда о чем-то хихикая себе под нос, иногда разглядывая очередную находку настолько внимательно, будто это эликсир бессмертия.
В общем, была занята и молчала.
Такая она меня вполне устраивала. Для начала. Никто не лез с любопытным носом в другой пакет, не спрашивал: «Зачем ты это купил?», не ныл «Я такое не ем!» и не возмущался, что в холодильнике вдруг не осталось ни одной свободной полки.
Почти идеальная женщина. Тихая, покорная, с непонятным цветом лица, но последнее было поправимо.
***
Пихать в Польку лекарства оказалось гораздо сложнее, чем заталкивать член. На него она прыгала сама. Без боя и с большим энтузиазмом. С порошками и гелями дело обстояло хуже.
Не убеждали никакие заверения фармацевта из местной аптеки, а их я запомнил хорошо и повторял, как долбаный какаду. Не помогали никакие волшебные слова вроде «пожалуйста» и «солнышко». Не мотивировали шлепки по попе и поцелуи в лоб.
С полчаса мы бодались, как два барана, чтобы она впихнула в себе хотя бы Энтеросгель. И еще полчаса я выслушивал причитания о том, какая это гадость.
Причитала Полька не сильно правдоподобно. В искусстве нытья она не дотягивала даже до трехлетнего сына Басманского. Но держать ее на коленях и слушать это щебетание было забавно.
«Леш, я бы справилась и так, правда».
«Меня почти отпустило как раз перед твоим приходом».
«Он противный такой. Как силикатный клей. Нет, не спрашивай, откуда я знаю про клей!»
Словно не Полька это была, не роскошная длинноногая училка, от которой мой член уже неделю стоял по стойке смирно, а какая-то другая женщина.
Даже не женщина, а девочка. Молодая, смешная, неопытная и такая до боли знакомая… Коза с Дачного.
Так бы держал ее и держал. Пока не вырастет. И никаких больше армий, Лондонов и мужей. Только она и я. Ну, может, еще третий и четвертый — наши.
— Что ты сказал? — Поля пихнула меня в плечо, и я понял, что последнюю фразу произнес вслух.
— Что воняешь ты, душа моя, как трехсотлетняя черепаха Тортилла. — Прямо с Полей на руках я поднялся с дивана. — Пойдем-ка в ванную. Топить котеночка.
Она будто вмиг поумнела, обхватила меня за шею. Прижала голову к груди.
— А про «третьего и четвертого» расскажешь подробнее? — зыркнула снизу вверх с таким огнем в глазах, что я чуть не вписался в косяк.
— Вот в ванной и обсудим. Все равно трахать тебя нельзя, а заняться чем-то надо. — Важно внес свою ношу и сам лично начал раздевать. Впервые без спешки.
***
Раньше я не понимал, какое может быть удовольствие в горячей ванне. Мокро, бесполезно и скучно. Но теперь стало ясно — я неправильно ее принимал. Нужно как сейчас — не джакузи два на два, а старая советская ванна. Не встроенная стереосистема с коллекцией любимых треков, а шумный вентилятор под потолком. Не пузырьки, а разомлевшая красотка в костюме Евы.
Наверное, женщины попадались неправильные. Без ванн и вентиляторов. Ну и еще кто-то один был дебилом.
— Возвращаться и правда было необязательно, — когда вода уже начала остывать, Поля затылком потерлась о мою грудь и заговорила. Впервые за полчаса райской тишины.
Я аж зевнул.
— Наша песня хороша. Начинай сначала.
— Я так старалась отделаться от тебя. Думала, получилось.
Послышался второй зевок. На этот раз не мой.
— А я думал, что тебе тут волосы надо над унитазом подержать, свежий запас салфеток подготовить.
— И ты бы держал? — Полька обернулась назад и удивленно покосилась на меня. — Волосы, пока я… тогось.
— Была у меня когда-то эротическая мечта — держать тебя за хвост, когда трахаю. Ух, сколько ночей она меня изводила!
— Крамер! — Острый локоток заехал мне под ребра.
— Но раз хвоста нет, так хоть так.
Я перехватил девчонку поудобнее, чтобы не брыкалась и не толкалась. И одну руку положил на грудь. Идеально!
— Эти твои мечты… — Чуть повернувшись, она поцеловала меня в плечо. Невинно, но кое-кому внизу хватило, чтобы приподняться.
— Тебе не нравятся? — В ответ я немного помял любимые окружности.
В пене грудь смотрелась убийственно хорошо. Хоть фотографируй и заказывай себе такой антистресс — два сладких холма с острыми пиками, приятная ложбинка, которую в случае необходимости можно было использовать для дела, и пенный коврик. Мужская мечта.
— Леш, мне с тобой столько всего нравится… — Поля провела ладонью по краю ванны и безвольно уронила ее в пену. — Страшно становится.
— Мм… Дай угадаю! Страшно, что я заделаю тебе ребенка, а потом улечу домой. Так?
— Как Карлсон. — Дуреха моя застыла. Казалось, даже дышать перестала.
— Черт, а я думал, что выгляжу лучше, чем он. — Мои пальцы сместились чуть выше. Размяли затекшие женские плечи. Прошлись по рукам. И как самолет на базу — снова вернулись на грудь.
Что и следовало доказать — сиськи у нее лучше, чем содержимое черепушки.
— Ты на комплимент напрашиваешься? — вырвалось у Польки со стоном.
— Я бы сказал, на что, но обещал сегодня быть паинькой. — Прижался затылком к холодной плитке за спиной. Не остужала совсем, а надо было. — Знал бы, что сидеть с тобой рядом не так просто, как кажется…
— Я правда не в форме, — Полька снова попыталась обернуться, но я удержал.
— Кто говорит о сексе? Отшлепать я тебя хочу. Как Сидорову козу. Чтобы задница горела и мысли на место вставали.
— А если без рукоприкладства?
— Боюсь, другие способы я уже испробовал, но ты все равно видишь лишь то, что хочешь.
— А можно видеть что-то еще?
Я уставился на встроенный в подвесной потолок светильник. Простой, как грабли, кругляш. Ни тебе кованых узоров, ни хромированной стали. Стоил, наверное, тоже копейки, а света хватало на всю ванную комнату. Вот бы так и со словами — сказать, и все ясно, все по своим местам.
— Поль, ты серьезно думаешь, что я бы бросил тебя и своего ребенка? На самом деле в это веришь?
— Это была моя идея. — Она села. Обхватила руками колени, словно внезапно замерзла. — Мне она до сих пор кажется хорошей. Ни о чем не жалею.
— А вот я жалею. — Чуть не выплеснув половину содержимого ванны, я тоже сел. Грудью к спине. Кожей к коже. Невозможно было находиться рядом и не чувствовать ее. Ломало сразу. — Жалею, что не увез тебя в прошлый раз. Злюсь, что не забрал в самый первый.
— В тот раз тебе было нельзя. Мне рассказали про облаву и ваши с Басманским проблемы. — Поля, как обычно, словно не услышала главного. — Ты ведь из-за них за двенадцать лет лишь раз прилетал?
— Да. А еще из-за того, что был идиотом.
— Тогда… дважды идиотом, — прошептала она едва слышно. — Я развелась через месяц после той нашей встречи на лестнице.
Я закрыл глаза, зарылся носом в волосы. Медленно вдохнул.
— Из-за меня?
Приложило. Круче убойной дозы алкоголя или лопаты по голове. «Развелась», «через месяц» после двух минут наедине.
И кто тут размышлял про бабскую дурость? Я ведь мог почувствовать! Не разозлиться тогда, не сыграть в благородного хера, который не трогает чужое. А припереться к ней снова. Посмотреть в глаза и понять… все понять! На целых шесть лет раньше. На шесть адовых лет раньше!
— Из-за себя, — опять заговорила Поля. — До тебя казалось, что у нас все хорошо. Крепкий брак, много общего. А потом… Как в сказке про поросят, которые домики себе строили из соломы, веток и кирпича. У нас с Вовкой как раз все из соломы и соплей было. С виду ничего, а дунь — развалится.
— Но дунул именно я.
