— Красивая, Анька, — шепчет между поцелуями.
— А говорил, что моя грудь так себе, — хрипло произношу в ответ.
— Врал. Подло и нагло, — усмехаясь, произносит он.
Отпускает мои скрещенные над головой руки, а в следующее мгновение я чувствую, как он перекатывает между пальцев соски. Эти, казалось бы, простые действия, вызывают неконтролируемые ощущения внизу живота. Хочу, чтобы он коснулся меня там пальцами. Много чего хочу. И, как будто прочитав мои мысли, Лукьянов проводит дорожку поцелуев вниз. Короткая пауза и я чувствую, как оставшиеся на мне трусики тянут вниз. Наверное, должно быть неловко и, возможно, даже стыдно. Но мне нет. Совсем нет. Желания прикрыться нет, равно как и остановить все это. Даже, когда пальцы Богдана коснулись моей плоти, желания оттолкнуть или сжаться — не возникло. Шумно втягиваю воздух, когда он начинает ласкать меня там. Глаза по— прежнему не открываю. Кажется, еще чуть-чуть и все исчезнет, едва начавшись. Дикая потребность в этом мужчине с одной стороны пугает, с другой — лучше так, даже если это все не закончится свадьбой и отношениями до глубокой старости.
Чувствую, как Богдан разводит мои бедра, и начинает медленно покрывать поцелуями мой живот, спускаясь все ниже и ниже. И только поняв, что он собирается сделать, машинально пытаюсь свести ноги. Открываю глаза в ответ на крепкий захват его руки на моей ноге.
— Не надо, — еле слышно произношу я, приподнимаясь на локтях.
— Я сам решу, что надо. Я руковожу прутиком, — подмигивает, при этом улыбаясь.
И мне так становится хорошо от этой мальчишеской улыбки, что я забываю о том, насколько этот процесс интимный. Кажется, даже классический секс не настолько открытый. Шумно втягиваю воздух, когда Богдан заменяет пальцы языком. Комкаю в руках простыню, ерзая на ней как юла. А он все кружит языком, лаская клитор. Слишком. Это все слишком хорошо. Так хорошо, что с трудом верится в происходящее. Я окончательно потеряла счет времени. Разум уплыл в неизвестном направлении от сосредоточившегося внизу живота острого наслаждения.
Онемевшие пальцы окончательно лишили меня рассудка, но в следующее мгновение меня пронзает острая боль внизу живота. Дыхание перехватывает, и я моментально забываю о былых приятных ощущениях. Вот тебе и… анаконда. Открываю глаза, всматриваясь в нависшего надо мной Богдана. Кусаю до боли губу, дабы немного отвлечься от распирающего чувства внизу живота.
— Потерпи, — шепнул мне в уголок рта и тут же ласково прошелся губами по моим.
Забавно, он только что ласкал ими меня там, а сейчас целует в губы. Однако брезгливости к этому у меня нет. Закидываю руки ему на плечи и пытаюсь привыкнуть к болезненному чувству наполненности. Тоже мне неженка, я же хотела этого. Вот он мой Лукьянов! Во мне, блин. Мой.
— Все, все, продолжай, — киваю, закрыв глаза.
Пытаюсь абстрагироваться и как только немного расслабляюсь, Лукьянов начинает плавно двигаться во мне. Ничего приятного в его движениях для меня нет, да я и не ждала этого. По-прежнему больно. Но, черт возьми, как же приятно ощущать на себе тяжесть его тела. Чувствовать под ладонями его напряженные мышцы.
Постепенно я привыкаю к чувству наполненности и болезненные ощущения отступают. Мне становится нестерпимо жарко, когда Богдан меняет темп. Его толчки становятся быстрее, глубже. Пытаюсь подстроиться под его движения, обхватив ногами. В какой-то момент мне показалось, что у меня получается попадать с ним в такт. И только я подумал о том, что мне становится, несомненно, лучше, как Богдан замер, кончая в меня.
Открываю глаза, когда вновь чувствую на своих губах его горячее дыхание и поцелуй сначала в уголок рта, затем в губы. И все-таки это приятно, ощущать в себе того, в кого ты по уши влюблена. Улыбаюсь как дурочка, смотря на то, как он перекатывается на бок. Тело не слушается, но, по сути, этого и не требуется, так как в следующее мгновение Богдан притягивает меня к себе, целуя в макушку.
— Жги, — улыбаясь, произносит Богдан.
— В романах обычно спрашивают «ты как, малышка» или «все хорошо?», или «тебе было не больно», — на мой комментарий Лукьянов откровенно ржет. Даже не смеется.
— Тебе было больно. Ты больше не хочешь секса и кончила только от стимуляции клитора. Что тут Америку открывать? — как ни в чем не бывало отвечает Богдан, убирая прилипшую к моей щеке прядь волос.
— Да, ты очень романтичный мужчина. Вот прям мечта романтичек.
— Приятно быть чьей-то мечтой. Ну давай, жги дальше.
— Не буду. А то совсем удалишь мне розовые очки. Ты, кстати, когда успел снять трусы? — понимаю, что вопрос странный, но я совсем не помню, когда и куда он их дел.
— Тогда, когда и носки, — усмехаясь, отвечает Лукьянов. Он совершенно точно тащится от происходящего. Лицо у него расслаблено, и, я бы сказала, счастливое. И только немного пошевельнувшись в его руках, вспомнила кое о чем.
— Ты в курсе, что в меня кончил?
— Да? — удивленно произносит он, приподняв брови.
— А что нет? У меня абсолютно точно между ног не Сахара, а явный… водопад.
— Да. Ты права. Было дело.
— Зачем? — натягиваю простыню.
— Я бы мог сказать, что у меня нет презервативов, но, нет, есть.
— И?
— Мне так хотелось. Что-то типа пометить территорию.
— Пометить территорию?! — обескураженно повторяю я.
— Да, — ничуть не задумываясь, произнес Богдан.
— Надеюсь, писать вокруг кровати ты не будешь?
— Я не собака. В такой манипуляции нет нужды.
— А если я забеременею? — вряд ли, учитывая, что со дня на день придут месячные, но все же.
— Значит родим ребенка. Хотя, это маловероятно. Я видел в твоем телефоне календарь.
— Прям просто так видел?!
— Нет. Не просто. Хотя просто. Просто заглянул в него, когда мы были в деревне и ты спала мертвецким сном.
— Ну да, ну да, ты в меня даже тыкал вилкой.
— Точно, было дело.
— Офигеть. Больше никогда так не делай.
— Постараюсь.
— Не постарайся, а сделай. Кстати, я не о таком первом разе мечтала, — хрипло произношу, переводя взгляд вниз. Чуть отстраняюсь от него, рассматривая… полуанаконду. Хотя, судя по ощущениям, там были все десять анаконд. Сейчас почему— то уже не стремно смотреть на его пах. — Но так даже лучше, — вновь льну к нему. — Если бы я готовилась так тщательно, как в прошлый раз, было бы хуже.
— Хуже?
— Страшно. Наверное, в шестнадцать об этом не задумываешься. Волнительно, но не так. А после двадцати на это уже смотришь другими глазами. Все обдумываешь триста тысяч раз. А почти спонтанно — самое то.
— А первый раз это когда?
— Когда мы собирались на встречу одноклассников. Я номер в гостинице заказала, но не срослось, — грустно пожимаю плечами.
— Почему не сказала?
— Это бы все равно ничего не изменило в свете последующих событий.
— Да, наверное. Но ты готовилась.
— Ага. Сильно готовилась. Сейчас уже все немного отросло и не так красиво.
— Да, я заметил, что голень у тебя колючая.
— Чего?! Вообще-то я не про ноги. Они у меня всегда гладкие, ибо лазер творит чудеса. Не могут они быть колючими, — возмущенно бросаю я.
— Да пошутил я. Ну чего ты тормозишь?
— Голова отлила к низу, поэтому.
— Ты хотела сказать кровь.
— Да одно и тоже. Мне в душ надо, — наконец произношу я, после затяжной паузы. — У меня там, наверное, полный… фаршмак.
— Фаршмак? — улыбается.
— Ну не в смысле, что там фарш. Черт, там же не фарш?!
— Могу посмотреть.
— Дурак. Блин, я вообще не про фарш имела в виду. А про то, что…
— Про что?
— Мокро. Скользко. Ну, блин, что я тебе объясняю? — кажется, сейчас у меня впервые полыхают щеки.
— Грязно.
— Зачем ты сейчас это сказал?
— Ну я же, по сути, грязь, по твоим словам. Вот тебя и испачкал малость, — видимо, мои слова его задели куда более, чем он показывает.
— Прости меня. И за мудака тоже прости. Я не хотела. А может и хотела, но только, чтобы больнее ударить, но это от собственной беспомощности.
