— Странно.
— Всё, как ты и хотела. Нашла во мне минусы, Энрика.
— Это странности, а не минусы. Минусы у твоего психа-помощника. А у тебя пока одни только плюсы. К тому же некоторым женщинам нравятся связывания.
— А тебе?
— Нет. Я ненавижу, когда меня ограничивают в чём-то. Я свободна. Я рождена свободной и умру такой же. Это не обсуждается. Если я захочу куда-то пойти, я пойду.
— Если ты будешь связана, то никуда не уйдёшь.
— Это мы ещё посмотрим, — прищуриваюсь я.
Слэйн неожиданно смеётся и, обхватывая меня за талию, притягивает к себе. Он меня крепко обнимает, а я в ступоре от того, что это его рассмешило.
— Видишь, что ты со мной делаешь, Энрика? Ты даришь мне жизнь.
— А ты хочешь отобрать мою, — бубню я и кладу голову ему на плечо. От него пахнет очень вкусно. Едой и виски, ещё немного одеколоном. Кажется, самое приятное сочетание в моей жизни.
— Я не хочу отобрать твою. Я хочу взять от тебя то, что запомню навсегда. Хорошо, если ты хочешь выходить из дома, то ты будешь одета. Но выходить ты будешь со мной. У тебя нет друзей, я буду твоим другом и любовником. Работа не обсуждается. И я не буду платить тебе за секс. Я дам тебе стартап, ты потратишь его на свою мечту.
Поднимаю голову и тяжело вздыхаю.
— Тебе же хорошо со мной, Энрика. Почему ты не хочешь сама в это поверить? — Он кладёт ладонь на мою щеку, вглядываясь в мои глаза. Мне кажется, он смотрит в мою душу. А она дерьмовая. Быстро опускаю взгляд.
— Потому что, когда тебя всегда бьют и швыряют по жизни, сложно верить, что не будет больно, понимаешь? Я вижу, что ты хороший. Ты не обижаешь меня. Но могу ли я тебе довериться? Нужно ли тебе это? Нужно ли испачкаться в моём дерьме? — Горько спрашиваю его и отталкиваю.
— Для многих это стекло — мусор, — Слэйн указывает на дверь. — Мы собираем стеклянную тару и имеем несколько пунктов по сдаче её. Люди выбрасывают стекло, но я использую его, чтобы оно жило вечно. Так почему ты думаешь, что меня оттолкнёт в тебе что-то?
— Потому что ты меня не знаешь.
— Я видел твоё досье.
— Но ты не видел мою душу такой, какая она есть, Слэйн.
— Так расскажи мне. Доверь мне это. Я тебе доверил свои тайны, и ты можешь доверить мне свои. Если ты решишь, что тебе будет легче, я всегда готов выслушать. Голым.
Прыскаю от смеха и бросаю на него взгляд.
— Обязательно голым?
— Да. Ты будешь лежать в моих руках и твоё сердце не будет биться испуганно. Ты будешь расслаблена и поймёшь, что меня вряд ли можно испугать. Именно голыми. Когда люди обнажены, они наиболее лживы и наиболее уязвимы.
— Тогда почему нужно быть голыми, если люди врут? — Хмурюсь я.
— Потому что это будет означать, что ты моя. На самом деле не важно, когда и где говорить о своих чувствах, но мне будет куда приятнее быть голым.
Смеюсь от его слов и пихаю его в плечо.
— Вот ты засранец, Слэйн. Тебе просто натерпится раздеться.
— Да.
Одно слово, сказанное без улыбки и очень серьёзно от человека, который говорит правду, это странно. Правда, очень странно.
— Хм, — я прочищаю горло и осматриваюсь, — итак, значит, это спальни. Эти две гостевые, так?
— Верно.
— А у тебя бывают гости?
— Нет. Я не впускаю никого сюда. Даже Кавана.
— Тогда зачем тебе две гостевые комнаты, если у тебя не бывает гостей? — Недоумённо смотрю на него.
— Никогда не задумывался. Они есть и есть. Они мне не мешают.
— Ладно, — качаю головой, понимая, что мне нужен какой-то словарик с его выражениями, потому что я ни черта не понимаю ход его мыслей.
— А это твоя спальня? — Указываю на центральную дверь.
— Да.
— Она больше, чем эти две. На самом деле она должна быть огромной, потому что внизу есть гостиная, большая столовая и кухня, плюс ещё две двери, ведущих куда-то, — стучу пальцем по губам.
— Всё правильно. Одна ведёт в кабинет, который разделён на две зоны: рабочую и для чтения. И вторая дверь в комнату для отдыха.
— Тогда зачем тебе такая огромная спальня, Слэйн? — Удивляюсь я.
Он протягивает мне руку, и я вкладываю в неё свою. Выключив свет, он ведёт меня к этой чёртовой спальне. Я немного боюсь. Неизвестно, что увижу я там.
Слэйн открывает дверь, и мы входим в комнату. Света из окон хватает, чтобы всё увидеть, но он включает скудный свет, который падает на большую кровать у стены. Она больше, чем у Дейзи.
— Я люблю пространство, — произносит Слэйн.
— И во сне тоже, видимо, — замечаю я.
— Да.
Я обхожу комнату и вижу раздвижные двери из тёмного дерева и таких же, как раньше стёкол в виде воды, но сейчас они чёрно-синие.
— Там гардеробная. Ты можешь войти туда.
Толкаю дверь в разные стороны и свет автоматически включается над головой.
— Мда, смотрю ты любишь прибарахлиться, — хмыкая, прохожу в гардеробную и касаюсь пальцами висящей одежды. Её здесь очень много. Мужской, разумеется, и зачастую тёмной.
— А почему противоположная сторона свободна? — Интересуюсь я, не поворачиваясь.
— Там будет висеть твоя одежда. Это же логично.
— Ты специально освободил для меня место? — Удивляюсь я.
— Нет. Там никогда ничего не висело.
— Объясни. Теряюсь в догадках, — бросаю на него взгляд из-за плеча.
— Это напоминает мне, что я один. То есть вторая сторона моего шкафа — чистый лист.
— Но у тебя же были любовницы, — напоминаю я.
— Да, но не девушка. Не та, с кем я бы хотел жить. Это место пустует. Там никого не было. Никогда. Я предпочитаю честность.
— И, видимо, жестокость. Ты жесток к себе, Слэйн. Зачем ты сам причиняешь себе боль?
— Это не жестокость, а правда, Энрика. Зачем врать себе? Обманывать себя? Я не люблю этого.
— Странный. Ты очень странный, — хмурюсь я, мотая головой. Впереди я вижу шкафы, видимо, тоже для одежды. А рядом стоит плетёная корзина для белья, но там куча наград и статуэток.
Озадаченно смотрю на Слэйна, потом на корзину.
— Мой отец любил смотреть, как я побеждаю на ринге. Это награды оттуда. Ещё за лёгкую атлетику. Я бегун на длинные дистанции. Был им. Также за олимпиады по математике, информатике и физике.
— Почему они не на полках?
— Потому что это желания отца, а не мои. Старший сын должен быть выдающимся.
— Какая ответственность в твоей семье быть старшим сыном. Есть ещё один?
— Да, младший. Он твоего возраста.
— Ты знаешь, сколько мне лет?
— Двадцать четыре. Да. Это написано в твоём досье.
— Ясно. Значит, вас двое в семье?
— Было трое.
— А где же третий? — Интересуюсь я, возвращаясь в спальню и закрываю двери.
— Она умерла. Это была наша сестра.
— Ох, мне очень жаль. Я соболезную.
Слэйн отворачивается, явно не желая об этом говорить. Хорошо, давить не буду.
— Знаешь, я ожидала чего-то необычного здесь. В твоей спальне всё нормально. Будут скелеты выпрыгивать или что-нибудь в этом роде? Есть ли здесь тайные проходы и склеп с телами бывших любовниц? — Шучу я. Слэйн так сильно бледнеет.
— Чёрт, это юмор. Ты же не убивал любовниц, да? Я просто пошутила, — быстро говорю я.
— Я не убиваю людей, Энрика. Мне неприятно, что ты думаешь обо мне так.
— Прости, Слэйн, просто я ожидала чего-то эдакого.
— К примеру, наручники, кровь девственниц или что-то в этом духе?
— А они есть?
— Наручники да. Крови нет.
Хихикаю от его шутки.
— Надо же, у тебя такой же паршивый юмор, как и у меня. Итак, что дальше? Здесь ещё одна дверь, но она, видимо, ведёт в ванную. И ещё одна. Это тайник? Это что-то странное?
— Это лестница вниз в кабинет, чтобы не обходить весь дом.
— Бууу, как скучно, — тяну я, улыбаясь.
— Если нужно, я развешу головы оленей для тебя, Энрика.
— А у тебя такие есть?
— У отца есть. Я арендую.
— Гадость.
— Тогда не знаю, чем тебя ещё удивить.
— Мне нравится всё. На самом деле меня бы больше напугало что-то странное, чем удивило. У тебя всё нормально с психикой.
