мурашек распространяется от макушки головы до ступней. Это происходит медленно, и даже мой язык немеет. Моя кожа зудит, а внутренности ужасно напряжены.
Юрий?
Мой брат?
Нет, этого не может быть.
Такое чувство, что я застряла на повторе. Мурашки. Немеющий язык. Покалывание кожи. Вопросы. Отрицание.
Повтори.
Дыши.
Повтори.
— Ариана? – Дмитрий наклоняется ближе ко мне, на его лице отражается беспокойство. – Ты меня слышала?
Нет.
Я не уверена.
Что?
Мне удается покачать головой.
— Юрий заказал контракт. – Дмитрий убирает свою руку с моей, и мои пальцы сгибаются, мгновенно пропуская его прикосновение, но затем он кладет обе руки по бокам моей шеи.
— Но... – Я снова качаю головой, не в состоянии уловить смысл того, что говорит Дмитрий. – ...Что?
Наклонившись ближе, его глаза впиваются в мои.
— Сделай глубокий вдох.
Я делаю, как он говорит.
Мой язык снова немеет, и по коже пробегают ужасные мурашки. Я начинаю чувствовать головокружение и делаю еще один глубокий вдох.
Нет, этого не может быть.
— Юрий бы не стал. Он мой брат, – говорю я, и в моем голосе слышится сомнение.
Выражение лица Дмитрия смягчается, но его глаза остаются настороженными.
— Ты представляешь для него угрозу. Он не намерен делить с тобой наследство.
— Но… Я даже не думала о наследстве. Наш папа только что умер.
Ничто больше не имеет смысла. Меня охватывает замешательство до тех пор, пока я не отличаю правое от левого.
— Я знаю, – говорит Дмитрий мягким тоном.
— Ты уверен? Могу я с ним поговорить? Должно быть, произошло какое-то огромное недоразумение. – Слова рвутся из меня.
Алексей отворачивается от раздвижных дверей и подходит, чтобы присесть на другой диван. Я наблюдаю, как он достает свой телефон из кармана, а затем говорит:
— Ты уверена, что хочешь позвонить Юрию?
Я быстро киваю. Мне нужно поговорить с моим братом.
— Это не очень хорошая идея, – говорит Дмитрий.
Я вырываюсь из его рук.
— Мне нужно с ним поговорить.
Дмитрий недовольно вздыхает и обращает свое внимание на Алексея.
Я наблюдаю, как Алексей набирает номер, а затем переводит телефон на громкую связь, и я слышу гудки.
— Алексей, – отвечает Юрий через несколько секунд.
Я пододвигаюсь к краю дивана и наклоняюсь вперед.
— Юрий, – бормочет Алексей, его тон язвительный и совсем не похожий на тот, когда он разговаривает со мной.
— Ты пришел в себя? – спрашивает Юрий.
— Я как раз собирался спросить тебя о том же, – отвечает Алексей с мрачным смешком, от которого по мне пробегает еще одна волна дрожи.
Юрий вздыхает.
— Из-за нашей прошлой истории я готов дать тебе семьдесят два часа, чтобы привести ее ко мне.
— Я приведу ее, – говорит Алексей. Его глаза встречаются с моими. – Но не для того, чтобы ты мог убить ее.
— Ты действительно думаешь, что сейчас самое время играть со мной в игры? – угрожает Юрий.
— Да ладно, ты же знаешь, как сильно я их люблю, – насмехается над ним Алексей.
И тут что-то глубоко в моей груди обрывается.
— Юрий? – Мой голос звучит отстраненно.
— Ариана? – спрашивает мой брат.
— Что... – Я качаю головой, когда замешательство во мне начинает превращаться в невыносимую боль. – Ты хочешь моей смерти?
— Здесь нет места для нас обоих, – говорит Юрий спокойным голосом, как будто мы говорим о погоде, а не о моей смерти.
— Я никогда не хотела быть частью всего этого! – вскрикиваю я, сама поражаясь своей вспышке.
Юрий раздраженно вздыхает.
— У меня нет времени на это дерьмо. Алексей, приведи ее ко мне, или я буду вынужден принять ответные меры. У тебя семьдесят два часа.
Юрий вешает трубку, и в наступившей тишине мое дыхание медленно начинает учащаться.
Осознание этого настолько сильно давит на меня, что я не могу пошевелить ни единым мускулом.
Мой собственный брат хочет моей смерти.
Это предательство не похоже ни на что, что я когда-либо испытывала.
Я знала, что мой отец умрет, так что это не было таким уж сильным ударом.
У меня было время привыкнуть к маминой болезни Альцгеймера, и когда она забыла, кто я такая, удар был не таким сокрушительным.
Но это... это предательство со стороны последнего члена семьи, который у меня остался, калечит меня. Безжалостно, оно разрушает мою веру в человечество. Это пробирает меня до костей.
Моя грудь сжимается от разрушения, кружащегося вокруг меня, медленно подкрадывающегося все ближе, пока это не остается всем, что есть.
Это что-то, что сломалось раньше? Я физически чувствую, как он разлетается на куски.
Положив руку на живот, я сильно нажимаю на него, так как боль усиливается.
Предательство.
В мгновение ока это меняет меня. Это заслоняет ту девушку, которой я была раньше.
Я потеряла последнего человека, который у меня был.
Дмитрий хватает меня за плечо и притягивает к своей груди, и в тот момент, когда его руки обвиваются вокруг меня, я расслабляюсь. Я превращаюсь в неузнаваемый беспорядок.
— Шшш… Я держу тебя, – говорит он, и только тогда я слышу свое собственное сдавленное дыхание. Я чувствую, как мое сердце колотится о ребра, отчаянно пытаясь сбежать от этой извращенной реальности, которая стала моей жизнью.
— Я не могу, – выдыхаю я.
Я не могу с этим справиться.
Дмитрий сажает меня к себе на колени, и его руки обхватывают меня стальными кольцами, его грудь тверда, его присутствие непоколебимо.
— Ты можешь, – говорит он твердым тоном. – Ты сильная, Ариана.
Мое тело инстинктивно поворачивается к Дмитрию, и я обвиваю руками его шею, цепляясь изо всех сил. Утыкаюсь лицом в его шею, рыдания разрывают меня на части, и моя грудь болезненно сжимается.
Дмитрий целует мои волосы, его голос – якорь, который не дает мне утонуть, когда он шепчет:
— Я держу тебя, Малышка. Ты здесь не одна. – Еще один поцелуй, и его руки крепко обнимают меня. – У тебя есть я.
Четыре слова.
Это дает мне достаточно сил, чтобы бороться с бушующим беспорядком внутри меня. Через некоторое время мне удается успокоиться настолько, чтобы перестать плакать, и, слегка отстранившись, вытираю рубашкой слезы с лица.
Поднимая свои испуганные глаза на Дмитрия, я пристально смотрю на него, ища что-то надежное, чему я могу доверять.
Я прокручиваю в
