— Она была в сознании? — интересуюсь.
— Нет. «Реанимация» увезла…
— Следственно-оперативная группа уже здесь? Прокуратура?
— Да, собери свои вещи, Лер. Я переговорю со следователем, оставлю наши контакты и поедем. Здесь нам делать больше нечего. Да и рубины я не нашел.
— Хорошо, как скажешь, — тихо проговариваю, заглядывая в экран телефона.
Два часа ночи.
Снова озираюсь на развалившегося в кресле майора.
— А ты…
— Что?
— Ты где был-то так долго? — закусываю губу.
— Пытался попасть к Римме Харисовне, как и договаривались.
— Четыре часа? — удивляюсь и тут же замолкаю.
Бойцов хмыкает.
Опустив мобильный на тумбочку, раскрываю чемодан и начинаю складывать вещи. Неужели приснившийся мне сон пророческий? И Тимур был с Алёной все это время?
Тело мучительно колотит мелкой дрожью так, что тошнота подступает. Подсознание выдает картинки одна откровенней другой.
— Я буду на первом этаже, — поднимается Тимур с места. — Следственная группа расположилась в гостиной.
— Хорошо, — киваю.
Следующие два часа мы проводим каждый в своих делах. Стараемся не пересекаться. По крайней мере, я стараюсь.
А ещё успокаиваю Нонну, которой все-таки решаюсь и вызываю «Скорую помощь». Девушка горько плачет и держится за еще плоский живот. Ким Харисович расхаживает по гостиной из угла в угол. Кажется, взбешенным и загруженным одновременно. Видно, что переживает.
Ободряюще улыбаюсь Арсению, кружащему среди столиков с опрашиваемыми по очереди гостями.
Кто знал, что бал превратится вот это?
Где-то под утро, коллеги из другого района наконец-то выпускают нас из злополучного замка, и мы поспешно загружаемся все в ту же «Тойоту Короллу».
— Ты Римму Харисовну обнаружил? — спрашиваю тихо, когда выезжаем на трассу.
Тимур всем своим видом показывает, что на долгие беседы не нацелен. Задумчиво управляет автомобилем.
— Нет. Нонна пришла пожелать ей спокойной ночи.
— Ясно. А где был ты в этот момент? — закусываю губу.
— Я? Я чуть не спалился. Пришлось пойти выкурить сигару с Кимом и Ворошиловым.
— Ясно, — получается язвительно.
Тимур ругается под нос.
— Алёны там не было, — твердо произносит.
Швыряюсь в него искрами из глаз. Какая проницательность!..
— Ясно, — выплевываю ещё раз.
— Ничего не понимаю, — Тимур на секунду отводит взгляд от дороги. — Что случилось-то? Что за «ясно-ясно-ясно». Заклинание какое-то? От бабки твоей?
— Мне сон приснился, — быстро признаюсь и прикрываю глаза руками.
— Пздц. Всего-то? И что там?
— Ты с Аленой был… Я вас застала, — в полнейшей тишине произношу.
За окном чернота, плавно перетекающая мне в душу.
— Надеюсь, мы не нужно извиняться за сон? — тоже язвит он.
— Нет, — произношу, дыша на стекло. Рисую разбитое сердечко пальцем. — Я, вообще-то, адекватная.
— Угу…
Дальнейшая дорога проходит в полном молчании. Так, будто за него деньги платят. Смачно зеваю, обнимая себя руками.
— Спать хочешь? Ко мне поедем? — спрашивает Бойцов, когда мы заезжаем в город.
— Нет… — мотаю головой. — Отвези меня домой, пожалуйста.
— Как хочешь…
И ещё полчаса в кромешной тьме и тишине.
У меня внутри мысли хаотично носятся. Не было минуты, чтобы не вспомнила его глаза. Там, во сне.
Когда мотор глохнет, смотрим друг на друга в упор.
Тимур резко приближается и почти нападает на мои губы, которые я вовремя перекрываю раскрытой ладонью. Кончики пальцев упираются в любимый колючий подбородок. Собрав все силы рода, решительно его отодвигаю.
Наблюдаю, как Тимур поспешно отворачивается. Бьет ладонями по бедрам, упакованным в джинсы. Злится.
— Блд… Бред… — тянет. — Ты трахаешь мой мозг из-за сна? Серьезно?
— Нет, — спокойно отвечаю.
— Что тогда? Еще сегодня тебя все устраивало.
— А сейчас не устраивает… Я переоценила собственные силы. Не смогу так…
Тимур отшатывается.
— Я тебя услышал. Всего хорошего, — нажимает кнопку разблокировки дверей.
— Почему ты обижаешься на меня? — возмущаюсь. — Ты прямо сказал, что на серьезные отношения не готов. А я сегодня ночью осознала, что на несерьезные не готова я.
— Обижаются знаешь, кто? — стреляет смурным взглядом и вздыхает трудно. — Иди домой, Лера.
Еще полминуты наблюдаю, как его пальцы нервно стучат по оплетке руля. Хватаюсь за ручку на двери.
— Дело не во сне, Тимур. Помнишь, ты говорил про свою свободу и моё одиночество?
— Это ты у нас все помнишь…
Пропускаю мимо ушей едкий сарказм.
— В общем, ты бережешь свою драгоценную свободу, а я с помощью одиночества берегу свое хрупкое сердце. Понимаешь? Насколько мы разные?
— Это всё муть, Рыжик. Особенно в пять часов утра, — возражает он. — Жизнь простая. Как пасьянс на компьютере. Я выдал все свои карты, ты на них не согласна. Окей.
Тимур открывает дверь и выбирается из автомобиля. Выйдя на улицу, молча иду за ним. Стискиваю зубы, когда он ставит чемодан на крыльцо, и, отстраненно кивнув мне, уходит не сказав ни слова.
Зайдя домой, быстро скидываю джинсы с футболкой и укладываюсь в постель. Холодную и, кажется, сырую.
Перед тем как уснуть на телефон поступает сообщение, о котором обещаю себе — обязательно подумаю завтра:
«Если у тебя есть человек, которому можно рассказать сны, ты не имеешь права считать себя одиноким. Так говорила Раневская, стажерка…»
Глава 25.
Радуюсь, что этот долгий рабочий день наконец-то окончен и можно спрятаться в своей скорлупе в виде комнаты с аквариумом и старым, раздолбанным компьютером.
Загрузив системник, восстанавливаю последнюю вкладку в браузере и зависаю с Риткой в Телеге. В выходные мы не виделись, потому что я была в командировке. Сейчас подруга уехала в Москву на симпозиум.
Противный писк действует на нервы ровно до того момента, пока тело не парализует ужас.
Потому что рядом с надписью «Тимур,32» зеленый значок, а в переписке новое сообщение:
«Привет. Как дела? Куда пропала? Может, встретимся?»
Да пошел ты к черту!
Отшвырнув компьютерную мышку вглубь ящика, закусываю губу от досады. Даже дня не подождал, извращенец. Ещё вчера утром делал вид, что сожалеет о моем решении, а уже сегодня Сюзи пишет. Хоть и смотрел на меня весь день как собака побитая.
Кобель, он и есть кобель!
Хотя… о чем я думала? На что надеялась? Будет верность мне хранить?
По всей видимости, мой отказ майор воспринял более-менее спокойно. Пошел дальше.
Смахнув две непрошеных слезинки, иду на кухню, щелкаю чайник и в полной темноте смотрю в окно.
Обнимаю себя за плечи.
Тишина в помещении нарушается только падающими равномерно каплями.
— Валерка, ты, что ль? — мама хлопает выключателем, и я щурюсь от яркого света.
— Я…
— Ты че как смерть тут? В темноте-то.
Оставляю вопрос без ответа. Вместо этого перевожу тему:
— Насос опять капает, мам.
— В курсе…
— Может, уже обратимся к кому-нибудь за помощью? К сантехнику, — киваю на соседнюю улицу. — Или к дяде Боре.
— А может, к бородатому твоему?
Резко оборачиваюсь и разъяренно уставляюсь на маму.
— Он не бородатый, — возражаю.
— Угу…
— И не мой, — топаю ногой.
Те две слезинки приводят за собой целый табор из слез, которые самопроизвольно выпадывают из глаз, поэтому я практически сразу отворачиваюсь, но мама успевает заметить неладное.
— Че воешь-то, Валер? — спрашивает настороженно.
— Так, насос сломался, — всхлипываю. — Говорю же…
Тру глаза ожесточенно.
— Чувствую я, одним насосом тут не обошлось. Для такого-то потопа насос помощнее нужен.
— Ма-ма, — ахаю от возмущения.
Она смеется. Я бы даже сказала, ржет на весь дом.
А потом подходит сзади и обнимает. Крепко-накрепко, по-матерински. Вместе с руками. Такая уж она у меня, мамочка моя. Может ругать, быть грубой, чинить насосы, материться как сапожник, но когда плохо… всегда чувствует.
