мерзко. Противно от самой себя, от всей этой ситуации, не хочу знать ответ на этот вопрос, но я его уже задала, значит, получу ответ.
— Решил поработать, с Ромой встретился, не хотел вам, девочкам, мешать. Или что надо было вернуться вовремя и помешать вам секретничать, строить заговоры против меня? — эти заговоры он так выделяет, что меня передергивает.
Нервно поворачиваюсь к нему и пытаюсь понять, что он хотел этим сказать, что он имел ввиду под этим словом, но его взгляд нечитаемый. Хотя нет, он скорее смотрит на меня с интересом, с легким любопытством.
Странно, конечно, но что имеем, как говорится, то имеем.
— Ну, если это правда, то спасибо. Мы хорошо поговорили, может быть, не договорились, но зато были честны, откровенны, и нам действительно это было нужно.
Говорю обтекаемо, потому что не хочу привлекать лишнего внимания к тому, о чем мы беседовали. Я надеюсь, он это понимает. В конце концов, разговоры о девичьем, они ведь на то и разговоры о девичьем, чтобы мужчина не совал в них нос.
— Рад за вас. Если надо, можешь почаще устраивать такие встречи с подругой. Если не хочешь, чтобы я на них присутствовал, то просто позвони или напиши сообщение, буду задерживаться. Ничего страшного, сейчас дел в компании навалом. Так что, возможно, ваши встречи будут мне на руку.
И я почему-то слушая такой его ответ, представляю себе то, как он радостно потом пишет сообщение любовнице, а та пищит от неописуемого восторга. Даже как-то резко встречаться с Региной не хочется, во всяком случае, в вечернее время.
Во мне резко просыпается собственница. Хочется, до дрожи в руках хочется, чтобы он каждый вечер вовремя возвращался домой, проводил время со мной. Мне хочется его наказать вместе с собой, но будет ли это столь эффективно?
Если ему изменять, он и днем изменит. Господи, можно что угодно делать. Если мужику гулять, он будет гулять, в этом я согласна с подругой. Это надо только звонить ему каждые пять минут и требовать, чтобы хоть что-то отвечал. Он тогда или будет слишком зол из-за того, что он не сможет воплощать свои планы в жизнь, либо ему будет все равно, потому, что он не изменяет.
Я запуталась. Все. Голова плывет.
— И еще, Лилль, я не против вашего общения, но все же постарайся донести до подруги более четко и ясно, что за попытки сговориться с Дариной, она получит по первое число. Я это гарантирую.
— Что? Ты что, прослушивал меня? Игорь, ты с ума сошел?
Срываюсь на крик, потому что не могу поверить, неужели он до такого опустился? Нет, я, конечно, понимаю. Ему хочется все контролировать, и это вполне себе в его духе, и чего-то подобного надо было от него ожидать, но я отказывалась верить, что он сделает что-то такое.
Похоже, я слишком хорошо о нем думала, слишком, и зря, очень зря открылось ему когда-то давно. Надо было бежать от него без оглядки в свое время. Но что уж.
— Скажем так, ты заслужила мое доверие. Молодец, все правильно ей сказала, — подняв руку, гладит костяшками пальцев щеку, а я отворачиваю голову.
Меня обжигает его прикосновение, оно, кажется, каким-то не знаю, не просто обжигающим, а словно уничтожающим.
— Ты спятил, Игорь, это уже даже для тебя слишком. Это паранойя. Что ты еще делаешь, что еще, помимо прослушки? Это ненормально. Тебе лечиться надо. Ты больной, Игорь, ты больной, у тебя мозги поехали, — не слушаю его, просто выплескиваю все то, что сейчас клокочет внутри.
Хочется стукнуть его и стукнуть так сильно, чтобы у него все в голове перевернулось, но у меня при всем желании не хватит сил. Я сейчас в шоке, а не в ярости. Вот если б была непомерно зла, тогда был бы шанс и то ничтожно маленький, а так…
— Что мне сделать, Игорь? Что нам всем сделать, чтобы ты отстал от нас? Что нам сделать, чтобы ты отпустил нас, исчез из нашей жизни, что, Игорь? Я прошу тебя, скажи!
— Ни ты, никто-то другой ничего не сделает, потому что я люблю тебя, глупенькая, и сделаю все, чтобы наша семья сохранилась. Даже если ты категорически против, порой кто-то должен быть взрослым и принимать взрослые решения, кто-то должен сохранять трезвую голову и продолжать бороться. Ты сдалась, а я нет. Хочешь узнать, что нужно сделать, чтобы вернулся прежний я?
С легкой издевкой, но в то же время с нотками предвкушения, спрашивает у меня.
Киваю, киваю и жду, что же он скажет, но он молчит, чего ждет, чтобы я спросила словами. Похоже на то, потому что его взгляд начинает скучать, пока я молчу.
— И чего же ты ждешь от меня, что я должна сделать, чего ты хочешь?
— Удиви, догадайся, вернись, — три слова, всего три слова.
Непонятных.
Жестоких.
И странных.
— И что это значит? — переспрашиваю ее, а он с теплой улыбкой на губах, качает головой.
— А это пункт «догадайся», любимая, — щелкнув по носу, он целует меня в щеку и уходит, оставляя наедине с собственными мыслями.
Лиля
— Лилия Алексеевна, как же мы рады вас видеть.
— Да, правда, Лилия Алексеевна, вы давно к нам не заглядывали.
— Лилия Алексеевна, ну как же так? Мы успели начать переживать.
Приветствуют меня девочки за стойкой администрации. Это точно, я раньше сюда постоянно заходила: пару раз в неделю обязательно, а то и три, просто навещала, иногда поболтать с Регинкой, иногда себя в порядок привести, по-разному бывало, но вот так надолго я еще никогда не пропадала.
В общем и целом, они не видели меня где-то три недели, а это довольно внушительный срок. Да, для них это действительно внушительный срок, когда видишь человека несколько раз в неделю.
— Да, так получилось, девочки. Рада вас видеть. Скажите, а есть окошки? Хочу преобразиться.
И глядя на лица девочек, понимаю, что окошки есть, хотя я на них не рассчитывала, все же у нас обычно плотная запись, очень плотная, если и бывают окошки, то это одно-два в неделю, а тут вот так… удивительно.
— Представляете, у нас сегодня девочки договорились с моделью на окрашивание, маникюр, а она взяла и не пришла. В итоге у нас у всех мастеров простой из-за нее. Нет, мы, конечно, часть клиентов перенесли, но у нас вот сейчас, например, на окрашивание свободно. Через три часа еще маникюр и педикюр освободятся. Кошмар какой-то.
Начинают
